Назвать группу юристов, занимавшихся пересмотром приговора, «апелляционным судом» означало бы внести терминологическую путаницу. Вопрос о виновности обвиняемого перед ними не стоял и, я уверен, вообще находится вне их компетенции. Оказавшись перед выбором, они благоразумно остановились на форме наказания менее суровой и более милосердной. Тот факт, что эти люди поступили благоразумно, подтверждается и непрекращающимися волнениями общественности, которые не улягутся до тех пор, пока не будут рассеяны все сомнения, касающиеся этого дела.

Поскольку под требованием отменить приговор, основывающийся на несправедливом осуждении, стоит 20 тысяч подписей, я не могу поверить в то, что все граждане Глазго столь единодушны в этом вопросе, как того хотелось бы мистеру Риску.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс

«Таймс»

11 марта 1913 г.

Сэр! Я приветствую письмо генерала сэра Талбота, напечатанное в Вашем сегодняшнем номере. Идея эта представляется мне столь важной, что жаль даже дня, в течение которого не сделано хоть что-то для её реализации. Туннель, построенный в мирное время на народные средства, станет ценнейшим приобретением, а в случае войны (с любым государством, кроме Франции) весьма укрепит наше положение — как при оборонительных, так и при атакующих действиях. Вот вкратце основные преимущества, которые даст нам строительство туннеля под проливом:

1. Построенный на народные средства, сумму которых должны будут высчитать авторитетные инженеры, он принесёт государству неисчислимые блага.

2. Туннель стимулирует нашу торговлю с Континентом, поскольку не придётся разбивать на части общий поток товарооборота.

3. Он будет способствовать привлечению в Англию многих тысяч гостей из Европы, которых прежде останавливала необходимость пересечь пролив.

4. В случае, если нам придётся отправить на Континент войска, туннель станет безопасным коммуникационным каналом.

5. С его помощью страна сможет в военное время получать провизию и выдержит осаду даже в случае поражения на море. Все поставки из стран Средиземноморья идут к нам через Марсель.

6. В военное время через него будет пущена часть экспорта, что освободит военных от необходимости конвоировать торговые суда.

Эти шесть причин представляются мне весьма вескими. На другой чаше весов — страх перед возможным вторжением извне, другими словами — со стороны Франции. Вряд ли стоит воспринимать такую опасность всерьёз — хотя, конечно, необходимо будет принять меры предосторожности. Что же до возможной агрессии любого другого государства, то последнему придётся сначала захватить и удерживать оба входа в туннель, что, я уверен, находится за пределами возможного.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

Клуб «Атенеум», 10 марта

«Спортинг лайф»

25 марта 1913 г.

Сэр! Поскольку Вы соблаговолили упомянуть моё имя в статье, касающейся вынесенного в заголовок вопроса, позвольте мне на неё вкратце ответить. Прежде хочу уточнить: не будучи уполномочен говорить от имени всего Комитета, я высказываю здесь лишь собственную точку зрения.

Мне, как участнику этой организации, вроде бы не пристало расхваливать принцип, по которому она создана. Но я согласен с описанием, которое Вы дали, процитировав одно из моих предыдущих писем: оно в основном правильно характеризует всё нами сделанное. Мы рады осознавать, что председателем нашего Комитета является представитель популярного вида спорта. В составе его также есть бизнесмены, так или иначе связанные со спортом, и сами спортсмены. Следует иметь в виду, что Комитету предстоит проделать большой объём трудной и кропотливой работы. Пригласив в него, скажем, таких людей, как лорд Алверстон, лорд Лонсдэйл или сэр Томас Липтон (называю первые пришедшие на ум имена), мы бы всего лишь пошли на поводу у собственного тщеславия. Все эти уважаемые мужи, и без того обременённые важными заботами, почти наверняка не смогли бы соответствовать требованиям, предъявляемым к члену Олимпийского комитета. Разумеется, любой предлагаемой кандидатуре можно при желании найти альтернативу, но если бы мы решили дожидаться, пока небеса преподнесут такой состав, который удовлетворил бы абсолютно всех, то наверняка не смогли бы заняться совместной работой в общенациональных масштабах. Особое внимание я хотел бы обратить на тот факт, что очень скоро нам предстоит обратиться к общественности за финансовой поддержкой, без которой сделать будет ничего невозможно. Так что любая поспешная, не вызванная необходимостью критика Комитета может ухудшить наши шансы на получение денег и, следовательно, ослабить британские позиции на Берлинских Играх. Что же касается вопроса об американском Тренере, то поскольку он Комитетом не обсуждался, критика на этот счёт неуместна. Отдельные члены Комитета, разумеется, навели соответствующие справки, чтобы быть в курсе дела и подготовиться к принятию необходимых решений. Но, дав волю предрассудкам ещё до начала обсуждения проблемы (не говоря уже о принятии конкретных решений), мы и без того трудную задачу сделаем практически невыполнимой.

Искренне Ваш

Артур Конан-Дойль

Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс

22 марта 1913 года

«Таймс»

3 апреля 1913 г.

Милостивый государь!

У меня сохранилось несколько ярких воспоминаний как о беседах с лордом Уолсли, так и в целом о его личности; думаю, они могут заинтересовать автора его будущей биографии. Этот человек обладал не только мужеством и энергией (качествами, необходимыми для любого истинного воина), но также широтой взглядов и остротой мысли, которые легко обеспечили бы ему успех в любом деле. В его характере было что-то от странствующего рыцаря; он обожал рискованные предприятия, а когда речь заходила о войне и сопряжённых с нею опасностях, приходил в такое возбуждение, что начинал дрожать от внутреннего напряжения. В нём совершенно не было ничего мелочного, низкого, и я не раз слышал, как он восторгался военачальниками, не принадлежавшими его кругу, их триумфам радуясь, как своим собственным.

Помню, как я сидел рядом с ним за столом на небольшом званом ужине. Шёл 1898 год; то было время манёвров на Солсберийской равнине, и в Англию только что поступили известия о битве при Омдурмане. Поскольку успехом своим Китченер, в сущности, был обязан делу, которое начал, не сумев завершить (не по своей вине), лорд Уолсли, некоторая сдержанность в выражении чувств была бы с его стороны простительна и по-человечески понятна. Но мне никогда не забыть, как он с искренним мальчишеским жаром вскочил на ноги и выпил первый бокал вина (за которым вряд ли последовал ещё один — он ведь во всём отличался чрезвычайной воздержанностью), провозгласив тост в честь человека, одержавшего победу в важнейшем сражении, открывшем перед нами путь к Хартуму.

Вспоминаю и некоторые его высказывания, которые также могут представлять интерес. Когда я спросил лорда Уолсли, почувствовал ли он страх, впервые в жизни оказавшись под обстрелом, то услышал в ответ: «Человеческий разум устроен так, что в каждый определённый момент времени занимает себя лишь одной задачей. Когда молодой офицер озабочен сохранностью вверенных ему жизней и вопросом о том, как наилучшим образом распорядиться своими людьми, думать при этом о себе он просто не может». Когда разговор зашёл о том, какое будущее ждёт в нашей стране религию, он заметил: «Этот вопрос определённо и навсегда был решён 300 лет назад. История не знает такого случая, когда нация решилась бы на пересмотр выбора предков». Из крымской кампании он вынес высочайшее уважение к русскому солдату, имея в виду не только боевые, но и человеческие его качества. Лорд Уолсли утверждал, что человечность — характерная черта русской армии и что русские подчас симпатизируют противнику более, нежели союзникам.