Таковы меры предосторожности, способные резко снизить риск смертельного ранения под ружейным или пулемётным огнём и защитить от шрапнели. Разумеется, они не повысят эффективности штурма: в любом случае раненых будет много, и атакующая волна захлебнётся, не достигнув окопов. Для обеспечения успеха здесь требуется броня, которая полностью прикрывала бы нападающих. Поскольку (как отмечают авторы статьи) нести на руках такую тяжесть будет уже невозможно, придётся катить её перед собой на колёсах. Я это представляю себе так: стальная стена, составленная из многих листов, едет, подобно римской «черепахе», скрывая за собой солдат, которые толкают её перед собой. Если мы теряем один щит, ряд в этом месте смыкается. От обстрела с флангов можно защититься боковым бронированным прикрытием. Поскольку «черепаха», используемая в единственном числе, навлекла бы на себя концентрированный артиллерийский огонь, свой отдельный щит должны составить каждая рота или даже взвод. Многочисленные бронированные отряды такого рода без особых потерь преодолеют пространство, по возможности заранее очищенное от препятствии, и смогут достичь вражеского рубежа не в разрозненном, истощённом виде, но как мощный, не ослабленный потерями штурмовой отряд. Такие сооружения не станут для армии большой обузой. Отдельной статьёй, подобно понтонам или осадным обозам, их лишь в особых случаях придётся доставлять к месту готовящегося прорыва. А вот нательные пластины, защищающие жизненно важные органы, должны стать частью повседневного солдатского обмундирования.
С совершенным почтением
Артур Конан-Дойль
Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс, 26 июля
Об обязательной службе в армии
«Дэйли кроникл»
23 августа 1915 г.
Сэр! Я всегда был противником принудительной мобилизации, и ход войны лишь укрепил меня в этом убеждении. Тем не менее полагаю, что два лагеря, на которые разделилось общество, смогут найти компромисс — достаточно лишь в чём-то уступить каждой из сторон. Самый ярый приверженец принудительного призыва должен признать, что, как ни прискорбно, в таком случае нация, до сих пор остававшаяся сплочённой, разделится надвое, причём выиграет от этого лишь уклоняющееся от воинской службы её меньшинство.
С другой стороны, пусть и убеждённый противник насильственных мер признает: существующая система призыва грешит чудовищными аномалиями. Положение, когда сорокалетний семейный мужчина должен сражаться во Фландрии, а недоросли 23 лет гоняют при этом на велосипедах по Истбурн-парэйд (мне достаточно лишь выглянуть в окно, чтобы их лицезреть), нормальным не назовёшь. Стоит лишь каждой из сторон пойти на уступки, возникнет пространство для компромисса; он, как водится, оскорбит в лучших чувствах радикалов с обеих сторон, но поможет нам сохранить единство нации.
Одним из главных аргументов против введения всеобщей воинской повинности в данный момент представляется мне тот факт, что пользы от таковой вооружённые силы получат мало, особенно с учётом суматохи, которая тут же поднимется. Из каких социальных слоёв предполагаем мы набирать рекрутов? Затронуть призывом людей, занятых на производстве, было бы чистейшей воды безумием. Промышленность и без того дезорганизована из-за недостатка рабочей силы. Поскольку все её отрасли взаимозависимы, ущерб, нанесённый одной из них, тут же самым непредсказуемым образом скажется на остальных. Механизм индустрии и так испытывает чрезмерные перегрузки. Между тем на системе производства основывается вся экономика государства, жизненно важная и для нас, и для стран-союзниц. Оторвать рабочего от станка в надежде через полгода сделать из него солдата, в то время как наибольшую пользу стране он принёс бы на месте работы, немыслимо. Значит, нужно признать: работники основных отраслей, как непосредственно связанных с военным производством (то есть угольщики, строители, металлурги, железнодорожники, транспортники, кораблестроители, текстильщики), так и производящих экспортные товары или продукцию, позволяющую нам избегать импорта необходимых деталей, и без того служат своей стране эффективнейшим образом. Призвать их на фронт означало бы ослабить нашу военную мощь.
Но после того, как мы исключим эту огромную массу рабочей силы из наших расчётов, много ли останется? И стоит ли остаток того, чтобы ради него всю страну перевернуть вверх дном? Прежде всего это люди, занятые распределением материальных благ (сюда можно отнести продавцов с клерками) и сельское население. Насчёт продавцов всё ясно и так: трудно вообразить себе сегодня полноценного здорового мужчину стоящим за прилавком — наверняка, не устояв перед соблазном, он уже перемахнул через него и устремился искать приключений. В любом случае его на рабочем месте может заменить женщина. Это относится также к официантам и обслуживающему персоналу, в меньшей степени — к клеркам, которые нередко обладают весьма специфической компетенцией, выполняют важные функции в бизнесе и таким образом играют важную роль в обеспечении финансового благополучия не только отдельных фирм, но и страны в целом. Что же касается детей фермеров и вообще сельских работников, то сейчас, когда производство продовольствия признано важнейшим государственным делом, трудно установить, какой процент этих людей можно призвать на службу, не ослабив здесь наших позиций.
Остаются студенты, учителя, творческая и научная интеллигенция, полицейские, работники муниципальных служб и, наконец, небольшая, но, несомненно, достойная порицания часть уклоняющихся. Призыв из этих слоёв возможен, но проводиться должен разборчиво — если, конечно, речь не идёт о последней группе. Человеческий потенциал нашей страны и без того ослаблен. Стоит ли разрывать нацию пополам только ради того, чтобы уловить в сети людей, сама целесообразность использования которых в армии вызывает сомнения? Неужели нельзя выработать демократический принцип отбора, при котором призыв проводился бы хоть и строже, чем сейчас, но не в такой оскорбительной для работающего человека форме, каковой является всеобщая мобилизация? Все мы согласны с тем, что есть люди (и их немало), которым место на фронте. Но разве нельзя послать их туда, не вызвав при этом раскола нации? Рискну предложить способ осуществления этой задачи.
В каждом приходе (или группе приходов) на основе авторитетной организации (вроде приходского или районного совета) следует создать комитет по мобилизации. В его распоряжение должны поступить списки граждан, подлежащих призыву, причём встретить в них своё имя должен быть готов любой гражданин-патриот. Итак, члены Комитета (пользуясь соответствующими юридическими полномочиями) вызывают к себе интересующего их гражданина и спрашивают, почему он до сих пор не исполнил свой долг. Если тот сошлётся на работодателя, необходимо и того вызвать повесткой. Допустим, выяснится, что нет причины, которая мешала бы человеку пойти в армию. Тогда председатель может обратиться к нему со следующими словами: «У нас нет юридического права отправить Вас на фронт. Но мы считаем, что Вы отказываетесь исполнять свой долг, и даём Вам десять дней на то, чтобы уладить свои дела и внести своё имя в мобилизационный лист. Если Вы не сделаете этого, мы вынуждены будем поместить Ваше имя в «чёрный список» наряду с теми, кто в решающие дни предал свою страну. Список можно будет увидеть неподалёку от церкви и на стенах общественных учреждений прихода». С теми же словами следует обратиться к хозяину, не отпускающему на фронт работников; появление его имени в «чёрном списке» вряд ли поспособствует процветанию бизнеса. Думаю, процедура возымеет эффект в отношении как хозяина, так и работника.
Несомненно, такое решение вопроса будет объявлено «притеснением отдельных лиц», но — теми, кто хотел бы «притеснить» всех нас сразу. Чем соглашаться на это, не справедливее ли выявить отдельное «лицо», притеснения заслуживающее? Если этот человек полностью оправдается перед приходским трибуналом, дело на этом будет закрыто. Если нет, ему придётся либо исполнить долг, либо взвалить на себя бремя позора. У англосаксов была традиция «принижения» лиц, уклонявшихся от исполнения общественных обязанностей. Я предлагаю всего лишь вернуться к старому и справедливому закону.