— Ты ведь согласна, Норма, а? — спросил Вестен. — У тебя есть доступ ко многим источникам информации, к которым господину Сондерсену… подступиться сложнее, не так ли? Но и в его положении есть свои преимущества. Контакт будет и деловым, и полезным.

— Несомненно, — подтвердил Сондерсен.

Иногда его грусть словно ветром уносит, он как бы заново рождается, подумала Норма. Да, ничего себе сравнение: новорожденный криминальоберрат. Но он в самом деле меняется до неузнаваемости. Тоном деловым и одновременно будничным поинтересовалась:

— Я согласна. С чего начнем?

— Пока что вы не будете писать ни о чем из того, что вам рассказал доктор Барски. А мне будете передавать все, о чем разузнаете и выясните. При встречах, по телефону. Если потребуется — перешлете магнитофонные записи или фотографии. Без задержки, немедленно.

— О’кей. А теперь о вас! Все, что вскроется, вы передаете только мне и нашей газете. Мы сами разберемся, печатать или нет. Причем материалы эти должны быть у нас не менее чем за сутки до того, как ваш пресс-центр проинформирует остальных.

Барски с удивлением смотрел на Норму: такой он ее еще не видел.

— Исключено! — запротестовал Сондерсен. Реакция его была мгновенной. — Мы подчиняемся общим положениям закона о печати. За шесть часов — милости прошу.

— За восемнадцать!

— За десять!

— Продано! — кивнула Норма.

— Благодарю за посредничество, господин Вестен, — проговорил Сондерсен абсолютно спокойно и корректно — нервозности как не бывало.

— Не стоит благодарности. Мне тоже не хотелось бы, чтобы в этом деле появились новые жертвы. И если этого удастся достичь…

— Очень возможно, — сказал Сондерсен. — Во всяком случае, не исключено. Будем надеяться. Что ж, тогда… — Он встал и протянул Норме руку.

— Да, да, я знаю, я понимаю. — И Норма ответила на рукопожатие.

— Что вы знаете?

— Что вы сейчас предложите. Мне, дескать, угрожает опасность. А вы — тот самый человек, который отвечает за всех, кому угрожает опасность. Итак, личная охрана, тайное прикрытие круглые сутки?

— Вот именно круглые сутки, — подтвердил Сондерсен.

— А что такое тайное прикрытие? — спросил Барски.

— Существует и открытое, — объяснила Норма. — В одном случае тебя охраняют незаметно, в другом — подчеркнуто заметно. Меня уже охраняли и так, и эдак. Честно говоря, я невысокого мнения об этой охране. Но пусть у господина Сондерсена не болит голова хотя бы по этому поводу.

— Благодарю, — сказал Сондерсен. — Вы тоже пользуетесь тайным прикрытием, доктор, я об этом сказал вам после первой встречи. Вы и все ваши коллеги. Вы все согласились…

— Да, разумеется.

— Нет закона, позволившего бы господину Сондерсену тайно или открыто охранять вас против вашей воли, не только вас, никого вообще, — сказал Вестен. — Разве что от вашей безопасности зависит судьба Федеративной республики, иными словами — государственные интересы. Тогда вам пришлось бы подчиниться в любом случае, хотите вы или нет. В данном же случае это необязательно.

— Почему бы это? — Сондерсен посмотрел на Вестена с некоторым неудовольствием.

— А потому что, на мой взгляд, государственные интересы здесь не затронуты. Отсюда и мой вопрос о специальных подразделениях, господин криминальоберрат. Вы ответили, что об их существовании не знаете, а если бы и знали, то промолчали бы.

— Куда вы, собственно говоря, клоните, господин Вестен?

Он сжал кулаки, подумала Норма. Он вспотел. У этого человека неприятности, подумала она. Или проблемы. Или он разозлился. Или все вместе.

— Я повторил ваши слова, господин Сондерсен, — сохраняя полное спокойствие, ответил Вестен. — Только и всего. И еще я пытаюсь объяснить доктору Барски ваше положение. Когда нет угрозы интересам государства, нет и закона, который позволил бы вам навязать кому-то охрану. Доктор Барски с вашим предложением согласился сразу, его коллеги и фрау Десмонд тоже. Видите, какие они все разумные и рассудительные люди. Не желают неприятностей. Ни себе, ни вам. У меня тоже есть телохранитель. Еще с тех пор, когда я был министром.

Сондерсен по-прежнему не спускал с него глаз.

— Видите ли, доктор, — продолжал размышлять вслух Вестен, — поскольку государственные интересы не затронуты, то по инструкции господину Сондерсену «…следует сравнить степень возможной опасности и право человека на свободное развитие личности». Сравнив, он принял решение в пользу тайного прикрытия, так как не намерен препятствовать свободе личности фрау Десмонд. Не смотрите на меня так, господин Сондерсен! Я не пытаюсь вас вышучивать. Мне вовсе не до шуток.

Сондерсен пожал плечами и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал.

— Всех вас будут охранять продолжительное время, но незаметно для окружающих, — продолжал Вестен. — Мне нужно слетать кое-куда, поэтому я настоятельно советую вам предложить фрау Десмонд то, о чем вы пока умолчали.

— О чем я умолчал?

— Куда ты летишь? Ты совсем недавно сказал, что в ближайшее время будешь в Гамбурге.

Оба вопроса прозвучали одновременно.

— Ты, наверное, ослышалась, Норма, — с улыбкой произнес Вестен. — Я сказал, что в ближайшее время меня в Гамбурге не будет.

Никогда ты ничего подобного не говорил, подумала Норма. Значит, потребность слетать куда-то возникла как следствие этой беседы. А я, идиотка, еще возражаю тебе! И поторопилась исправить положение:

— Да, да! Я все перепутала!..

— Вспомнила — и слава Богу, — кивнул Вестен. — А господин Сондерсен хочет от тебя вот чего: чтобы до выяснения всех обстоятельств дела ты выехала из этой квартиры. Как тебя защитить, когда ты живешь на последнем этаже? Самая настоящая западня. Разве я не прав, господин Сондерсен?

— Да, господин Вестен, — проговорил криминальоберрат с удивлением и восхищением. — Институт под нашей охраной. Там для фрау Десмонд было бы наиболее безопасно. Есть доводы против?

— Я улажу этот вопрос в дирекции, — быстро отреагировал Барски. — В одной из операторских башен можно довольно просто оборудовать жилую комнату — или лучше две, — чтобы вы могли спокойно работать, фрау Десмонд. А переехать я вам помогу.

— Спасибо, доктор.

— Вас это устраивает, господин Сондерсен? — спросил Вестен.

— Конечно, — ответил тот. — А куда вы собираетесь лететь?

— Ах, не то сюда, не то туда, — попытался отшутиться Вестен. — Вы же знаете, как оно бывает.

— Нет, — сказал Сондерсен. — Не знаю.

Вошел один из работавших в другой комнате криминалистов, сделал шефу знак, и тот перешел вместе с ним в спальню, закрыв за собою дверь.

— Куда ты вдруг заторопился? Надолго? — сразу же спросила Норма.

Вестен пожал плечами.

— За римскими триумфаторами стоял слуга — раб, который шептал им на ухо: «Не забывай, что ты смертен». Я не триумфатор. Я обыкновенный старый человек, который очень часто думает о смерти. Времени у меня осталось мало.

— Не говори так! — воскликнула Норма.

Барски поддержал ее:

— Пожалуйста, не надо, господин Вестен!

Времени осталось мало, в отчаянии подумал он. Как часто она повторяла эти слова, моя Бравка, как часто! Он заметил, что Норма наблюдает за ним. Она не забыла, не забыла, что я ей рассказывал.

— Не тревожьтесь обо мне, — сказал Вестен. — Наша жизнь не беспредельна. Нам дан шанс за короткое время разобраться в некоторых вещах. Кое в чем я разобрался. И поэтому сейчас исчезаю. Я очень рад, доктор, что отныне вы будете рядом с Нормой.

— О-о, — смущенно протянул тот, — знали бы вы, как этому радуюсь я.

— Сондерсен как будто не в себе, вы не находите? — спросил Ханске.

— Похоже на то, — согласился Вестен.

— Но в чем дело?

— У него какое-то горе.

— Горе?

— Да, — сказала Норма. — Я уверена.

— Но какое, черт возьми? — спросил Ханске.

Криминальоберрат вернулся и сел рядом с Нормой.

— Ну что, выяснили, как этот тип попал в заблокированный канал? — полюбопытствовал Ханске.