Может быть, с точки зрения американцев, я и был «лузером», но себе как раз я казался вполне преуспевающим молодым человеком. Каждое утро я с радостью вставал и шёл на свою непрестижную работу. Идти было далеко. Минут сорок пешком по удушливой жаре побережья. Однако, что это был за путь! Роскошные особняки, один вычурней другого, оплетённые пальмами и диковинными тропическими растениями с огромными цветами, источающими приторный аромат. Захватывающий вид голубовато-зелёного океанского залива со снующими по белому песку чайками, крабами и пеликанами. Яхты у причалов и небрежно припаркованные у входов «феррари», «бугатти» и «вайперы». Всё так вызывающе кричало богатством, красотой и роскошью, что при одном взгляде на это становилось ясно — только так и должны жить люди: начинать свой день со стакана апельсинового сока на веранде у океана, и заканчивать его сухим мартини на открытии выставки нового модного художника в даунтауне.

И вот он я — шагаю по тихим улочкам этого тропического рая, перешагиваю новенькими ботинками из жёлтой кожи через огромных ящериц и разноцветных бабочек, неторопливо ползающих по раскалённым камням. Я иду навстречу новой интересной жизни, новым возможностям и будущему процветанию. Я иду… и у меня очень болят ноги…

Мозоли от новой обуви образовались моментально. «Пойду босиком!», — решился я, но два шага по прожаренной солнцем брусчатке заставили с воплями отпрыгнуть в траву и вновь напялить проклятые «испанские сапоги». До работы оставалось идти минут тридцать, и опаздывать было нельзя. Помрачнев, я бодрее похромал вперёд. Боль с каждым шагом всё сильнее и сильнее пронзала ноги, лоб покрывала испарина, но я продолжал идти.

«А как же партизаны, которым под ногти иголки загоняли?» — вызвал я специальный образ для укрепления силы духа, к которому я обычно обращался в трудных ситуациях. Помогло не сильно. До ресторана оставалось метров сто, когда я взвыл и рухнул на траву. Ни шагу больше сделать я не мог. На глаза навернулись слёзы. В ботинках мерзко хлюпало. Сорвав их, я обнаружил, что они были наполнены кровью. Раны на ногах выглядели ужасно.

Отчаянная ситуация требовала отчаянных мер — я снял майку, разорвал её на несколько лоскутов и, морщась от боли, перебинтовал ноги и пошёл мыть посуду. Эта смена стала для меня самой тяжёлой — хромая на обе ноги я мотался среди горячего пара и вони объедков из мусорных вёдер, хлюпая ботинками в луже помоев и чистящего средства.

Закатив в грузовой лифт очередную бочку с пищевыми отходами, чтобы отвезти её к контейнерам для мусора на заднем дворе, я прислонился лбом к холодной железной стенке лифта и заорал, молотя кулаком в глухую сталь. Заорал так, что сам чуть не оглох.

- Фак!! Ф-а-а-а-ааааак!!! ФАААААААААК!!! — вопил я, почему-то по-английски. Боль, отчаяние и злость на бездушных американских менеджеров, которые не разрешили мне взять отгул, несмотря на демонстрацию кровавых ран, била из меня как раскалённая лава из кратера.

После этого вопля мне стало немного легче, я отлип от стены, повернулся и увидел перед собой свадебную церемонию. Видимо, обезумев от горя, я нажал не на ту кнопку и уехал на этаж для банкетов. Молодые люди во фраках и красивые изящные девушки в вечерних платьях застыли, поражённые увиденным. Секунду мы таращились друг на друга в полной тишине, потом дверь лифта с лязгом и скрипом захлопнулась, увлекая меня и бочку с мусором вниз, в мой персональный ад.

В этот вечер работы было особенно много.

- У нас две свадьбы и банкет Общества национального современного искусства, — сказал менеджер. — А они любят бухать до упора.

Так моя смена продлилась на час, потом ещё на час, потом еще на три часа.

Из ресторана я вышел в полвторого ночи, хромая и шатаясь. На верхнем этаже ещё играл джаз и был слышен негромкий смех гуляющих ценителей современного искусства.

Сразу за парковкой начинался пляж. Подойдя к воде, я плюхнулся на песок и снял ботинки. Ноги распухли и онемели. Содрав окровавленные, склизкие от просочившихся в ботинки помоев и моющей жидкости тряпки, я медленно опустил ступни в набегавшие тёплые волны океана, откинулся на спину и зашипел, как огромная неуклюжая гадюка. Ничего так не способствует заживлению ран, как насыщенная солью морская вода.

Я лежал так минут пять, слушая глубокое дыхание ночного океана и разглядывая тропическое небо, густо усыпанное звёздами. Сзади послышался осторожный шорох, и я резко приподнялся на локтях и обернулся.

- Извини, не хотела тебя пугать, — в нескольких шагах от меня стояла Софи, генеральный менеджер ресторана. Софи было далеко за тридцать, но, как многие богатые американки, она в свои годы выглядела лет на десять моложе. Одетая в открытое до предела платье из серебристого шёлка и высокие туфли на шпильках, слегка покачиваясь, она подошла ко мне и наклонилась, окутав запахом сигарет, алкоголя и дорогого парфюма.

- С тобой всё в порядке? Я увидела, как ты лежишь тут без движения, подумала, что-то случилось, — объяснила своё присутствие Софи.

- О, нет! — я был немного смущён. — Всё нормально, у меня просто… — на секунду я запнулся вспоминая английское слово «блистерс» — мозоли, — у меня просто мозоли… новые туфли вот купил… понимаете…

- Дерьмово, — она употребила выражение «факд ап», подчёркнув демократичность нашей беседы. — Как ты домой доберёшься? Может тебя подбросить?

- О, нет, спасибо, — брякнул я на автомате и тут же пожалел об этом. С такими ногами пешком я домой доберусь только к утру.

- Ну, тогда, может, ты меня подбросишь? — произнесла она с нажимом на слово «меня», — вон моя машина, — она повернулась к парковке и указала на красную «феррари» в углу парковки, — Ты же видишь, я выпила, а пьяной водить опасно.

Второй раз я решил не отказываться.

- Ну… только у меня прав нет…э-э-э, с собой, — добавил я. Вообще прав не было «и не с собой», но уроки вождения семейным Запорожцем вокруг дачи под предводительством отца («Тормози!», «Газу!», «Смотри на дорогу!!!», «Думай головой! Куда ты ЕДЕШЬ?!»), делали меня вполне квалифицированным гонщиком по пустынным ночным пляжам.

Софи загадочно улыбнулась, протянула мне ключи и, не дожидаясь, направилась к парковке, сексуально покачивая бёдрами. Всё-таки для своего возраста она выглядела просто отлично!

Я торопливо закинул раскисшие ботинки в чёрный пластиковый пакет из-под мусора, позаимствованный на кухне, и хромая поспешил за ней.

Сидения в «феррари» оказались низкими, почти вровень с полом. Софи привычным движением откинулась на пассажирском месте. И без того короткое платье на секунду задралось, обнажив ажурные розовые трусики.

Я медленно присел, стараясь также ловко опуститься на водительское кресло, но на середине движения мои уставшие ноги отказали, и я рухнул, вниз, пребольно ударившись копчиком обо что-то твёрдое.

- Сорри, — извинился я, и постарался запихнуть пакет с ботинками подальше под сиденье, но места там не было. В результате я водрузил его куда-то себе под левый бок. Пару раз заглохнув под звонкий смех Софи, я рывками вырулил с парковки и медленно поехал по узкому шоссе в сторону Сант-Пит Бич.

Руки мои свело от напряжения — управлять мощной спортивной машиной было очень непривычно. К тому же внутри спорткар оказался далеко не таким удобным, как я представлял — места было ужасающе мало, и всё было каким-то жутко некомфортабельным.

Ещё одним смущающим обстоятельством был запах. Пакет с ботинками сурово шибал в нос, не оставив и воспоминания от аромата дорогого парфюма хозяйки машины. Да и сам я вносил вклад в амбрэ, источая мускусный запах пота, которого с меня за смену сошло немало.

Софи достала тонкую изящную сигаретку и закурила, пытаясь подавить назойливое присутствие пролетарского духа.

- Я живу на Оушен Драйв. Ты знаешь, где это? — спросила она беззаботным тоном.

- Да, я знаю. У меня там знакомые недалеко живут, — ответил я, имея в виду Стива с Ларисой.

Софи продолжала, весело болтать, изредка что-то спрашивая у меня, на что я односложно мычал в ответ, мельком кидая взгляды на её голые ноги.