«В чём секрет вашего супружеского счастья?» — спросил репортёр главу столетней супружеской пары.
«Как можно чаще говорить «Да, дорогая»», — последовал ответ.
Так вот, этих лоснящихся от домашней заботы и харчей кабанчиков выносит комадировочной волной в тихую провинциальную заводь, и они летят, тряся щёчками, в полной уверенности, что каждая встречная женщина должна дать им и, возможно, извращенно, тут же, не сходя с места, просто потому, что в двадцать лет они жали от груди сто десять килограмм, а сейчас зарабатывают, как половина местного колхоза вместе взятая.
Амбиции эти со всхлипами и хлюпаньем разлетаются об утёсы женского равнодушия, ибо феминам кристально ясно, что активы такого командировочного жиголо надежно контролируются г-жой Женой, а на роль горячего любовника гораздо лучше подходит местный тракторист с литыми плечами и симпатичными ямочками на щеках.
От горя, разочарования и «патамушта командировка» спиртное льётся рекой, желания, наконец-то, начинают выстраиваться вровень с возможностями. Наступает время проституток.
Эти санитары леса подчистую опустошают карманы и излечивают души заблудших агнцов. Просадив чудовищную, даже по мерам столичной зарплаты, сумму, и уныло покорячившись в номере над центнером хладнокровной крестьянской мудрости, просветленный пациент, преисполненный отвращения к самому себе, летит домой к стройной насоляреной супруге, и затихает у неё на плече после двух тарелок голубцов и уютного секса с мысленной клятвой никогда больше не изменять.
Очень не хочется делать вид, что я как-то лучше и выше этих простых московских офисных парней, но ваш в меру покорный слуга всегда был равнодушен к любви за деньги.
Самым привлекательным аспектом в этой извечной пляске либидо для меня является процесс соблазнения. Погоня, борьба и победа. Когда твоими усилиями сломлен лёд в глазах незнакомки, и вот она уже сама зовёт и манит, и сулит усладу в альковах тёмных… но всё что потом, уже не так интересно…
Скорее всего, это просто патологический нарциссизм и желание всем нравиться, присущее Львам.
- Ты хоть звонить будешь, — плаксиво спрашивала жена.
- Ну, конечно, Светик, — утешающее приобнял я её, чмокая в висок. Новые обстоятельства растопили образовавшиеся было между нами ледники, и мы вновь холили и лелеяли друг друга, как в старые добрые времена. — Это же Норильск, в конце концов, а не пустыня Сахара. Большой благоустроенный индустриальный город.
Норильская действительность, однако, оказалась несколько суровее, чем я предполагал.
- Уот зе фак? — спустившись по трапу самолёта, сказал бразилец из нашей проектной группы.
- Фак! — сказал южноафриканец из нашей проектной группы.
- Мазафака! — сказал австралиец из…ну вы поняли.
Ткнувшись недорогими китайскими ботинками в вечную мерзлоту взлетного поля, я сразу понял причину печали зарубежных коллег. Мартовский ветер вонзился в меня миллионом ледяных игл. Такое впечатление, что в лицо плеснули кипятком, а тело окунули в прорубь. Чудовищный холод для изнеженных пальмовыми краями иноземцев.
- Факин щит! — сказал я, вливаясь в общий нестройный хор проектантов.
Кутаясь в демисезонные курточки, иностранцы споро посеменили к зданию аэропорта, и я тоже был таков.
У гостиницы нас встретил менеджер проекта Федор. Фёдор был очкаст, рыжебород и мудак. Последнее стало ясно сразу, как только он открыл рот.
- Хахаха! В польтишках приехали, идиоты! — сказал он вместо приветствия.
У меня всегда было определенное отношение к брани и оскорблениям. Считаю, что, ругань, вылитая на человека, никак не характеризует его, но зато очень четко характеризует ругающего.
- Вам тоже добрый день, — хмуро приветствовал я будущего босса, небеспочвенно заподозрив, что отношения с ним сложатся натянутые.
- В общем, сегодня вы ночуете в гостинице, а завтра после работы распределим вас по квартирам, — информировал Фёдор и убыл в неизвестном направлении.
Утомительный перелёт и разница во времени сделали свое дело — я рухнул на кровать и отключился. В полночь меня разбудил звонок телефона в номере.
- Не желает ли молодой человек отдохнуть, — проворковал женский голос в трубке.
- Очень желает, — хмуро ответил я, — а вы ему не даёте.
Жрица любви на другом конце провода замешкалась, и я положил трубку.
Утром по дороге в офис рыжебородый мудальеро, пересыпая повествование непечатной лексикой, рассказал мне краткую предысторию проекта.
Проникнувшись идеей внедрения новых технологий, руководство Норильской Меди пригласило команду экспертов МайнингМинус пожить на земле Забайкалья от полугода до года, чтобы внедрить средства автоматизации производства и обучить им местный инженерно-технический персонал.
Персонал по-английски не сёк и нуждался в переводчиках. Русская консалтинговая сторона обязалась сформировать крепкую переводческую группу с постоянным нахождением в Норильске.
Собрать команду экспертов, жаждущих морозить свои высоквалифицированные задницы за полярным кругом, как вскоре выяснили руководители Майнинг Минус, было нетривиальной задачей.
Маня кнутом и пощёлкивая пряником, персональщики зарубежной компании согнали в кучу всех пенсионеров, кто умел читать и писать, и отправили отряд интуристов — смертников с громким названием «группа консультантов» в снежную сказку Забайкалья, где четырнадцать процентов детей рождаются с тяжёлыми врожденными заболеваниями, а старики не доживают и до шестидесяти.
С другой стороны российские консультанты столкнулись с нехваткой квалифицированных переводчиков. Оказалось, что в самом Норильске переводчиков не готовят («борщ готовят, а переводчиков нет, ахаха», — плоско острил Федя), а московские зубры интерпретации не горели желанием отправляться в северную глушь даже за длинным рублем.
Однако нет худа без добра и Магомет пророк его: переводческий спецназ был так или иначе набран.
Непосредственная работа началась, и в её ходе стало ясно, что спецназ набран скорее «иначе», чем «так».
Старейшина переводческой гильдии Викентий Османович Чупахин, человек исключительной дотошности и любви к профессии, несмотря на высшее физкультурное образование, не смог взять планку устного перевода многочасовых семинаров. Туповатые иностранцы не понимали его чеканную речь, и не хотели членораздельно сообщать свои мысли Чупахинским ушам.
- Я пил сакэ с мастерами додзё в Киото, — восклицал Викентий Османович.
Но процессу коммуникации было на данную информацию плевать. Он не шёл.
Следующим в команде проклюнулся норильский мальчик-эльф Лёва со свежевыпущенными из Нижегородского иняза мозгами.
Его произношение было отличное. От произношения Чупахина. Проклятый воз устного перевода, тем не менее, оставался «и ныне там».
В итоге весь проект, по словам Феди-менеджера, держался на выпускнике моего родного университета по имени Женя Черешнев. Этому я обрадовался, но коллегу, впрочем, или не знал или не помнил. Однако и мой славный альмаматерец был, скорее, склонен к переводу письменному и полностью требованиям норильского менеджмента не удовлетворял.
- Федя, я тебя на лоскуты раздеру, — выступила Арина Декабристовна Гирляндина, менеджер проекта со стороны Норильской Меди, со сдержанной критикой в адрес Теодора, как его окрестили иностранцы. — Или ты найдешь нормального переводчика, или я найду нормального менеджера на твоё место.
Так на проекте появился я.
Арина Декабристовна Гирляндина была женщиной небанальной красоты. На определенном отрезке её жизненного пути это стало ей, очевидно, после чего её характер стального красноармейского штыка окончательно сложился.
Она рвала шпалы голыми руками и ела руду на завтрак. Фигурально выражаясь, конечно. Когда возникла нужда заговорить на английском языке, она собрала волю в кулак… и заговорила! Теперь бич её справедливой, но суровой критики хлестал, так сказать, двуязычно.
Переводчики ей не нравились.
