В вестибюле пахло, как пахнет во всех унылых городских конторах — пыльным картоном папок и сухой известкой стен. Никого не было. Валентин сразу поднялся на второй этаж. Пошел по коридору, прикидывая, в какую бы дверь сунуться. Увидел табличку: “Уполномоченный по межокружным связям”. Гм… вроде бы подходит. Валентин стукнул костяшками и, не дождавшись ответа, толкнул дверь.

За широким столом, боком к окну, сидел чиновник. Щелкал клавишами старенькой персоналки. Поднял голову.

— Ба-а! — сказал Валентин. И невольно тронул кистью руки карман с “бергманом”.

За столом сидел Абов.

Абов узнал его сразу. В глазах мелькнула нерешительность. Но ту же заулыбался — искренне, дружески.

— Валентин Валерьич! Какими судьбами?!

Валентин помолчал, стараясь скорее переварить неожиданность. Еще раз тронул карман. Ощутил на лице холодок — признак спокойной, но нарастающей злости. Сказал скучным голосом:

— Судьбами все теми же… Но не бойся, морду бить не буду. По крайней мере, сейчас…

— Да за что же морду-то?! — Абов не обиделся, но удивился вполне натурально.

— Впрочем, ты прав. За это не бьют, а стреляют на месте…

“А может, правда?” — мелькнуло у него.

— Но Валентин Ва…

— Гады!! — рявкнул Валентин. — Взрослых людей не жалеете, ладно! А пацанов-то за что? Потравить их, как мышат в подвале, только потому, что кто-то заподозрил в ненужном контакте с придуманными пришельцами!..

Абов поднялся. Сказал тихо:

— Волынов, ты в своем уме? Что городишь-то?

— Я — горожу? С-суки…

— Ты подожди… Ну, я же ничего не знаю, клянусь! Меня на следующий день перевели сюда, я от твоего дела отключился на сто процентов! Слышал только, что автобус с вами где-то застрял… Но я знал, что ты все равно выберешься… А у нас тут полная пертурбация, ты, наверно, в курсе… Кавардак сплошной… Слушай, сядь, а? Расскажи толком, что случилось…

Похоже, он не врал. Возможно, в этом ведомственном кавардаке он и правда был пешкой.

Валентин зло плюхнулся на скрипучий конторский стул.

— Теперь, конечно, концов не найти! Все в один голос будут вопить: “Ах, зачем же усматривать злой умысел там, где просто наша традиционная неразбериха! Ах, ну все же кончилось благополучно!..”

— Да не кипятись ты! В самом же деле все кончилось благополучно! Правда ведь?

— А вам хотелось другого? Подонки вы…

— Ну, хватит уж лаяться, — попросил Абов. — Впрочем, понимаю: натерпелся… Ты все же расскажи по порядку.

Валентин, отходя потихоньку от злости, сумрачно и коротко рассказал. Про основные события. Не касаясь, конечно, ни Илюшки, ни Юр-Танки, ни загадочных случаев.

— Ну дела-а… — протянул Абов. — Катится вся наша держава в… одно место. И мы вместе с ней… Слушай, а значит, ничего такого там не было?

— Может, официальный отчет потребуешь? — опять спросил Валентин.

— Да на хрена он мне теперь, — хмыкнул Абов. — Ты же видишь, я сейчас в другой роли…

— Так что, вашу фирму правда ликвидировали? Не верится даже — в один момент…

— Почему в один? Зрело давно… Там ведь, как и везде, разные возникали силы. В том числе и эта, “современная”: долой, мол, тотальную слежку, суперсекретность и войну с собственным народом. Мы, мол, не для борьбы со всякими неугодными властям идеями, а для защиты страны… Они, можно сказать, и провернули реформацию. Только непонятно, что из нее получится, пока что полная карусель. Нету Ведомства в прежнем виде…

— Ну и что же планируется вместо него?

— Я же говорю: не знаю. Жизнь, как говорится, сама подскажет… — Абов опять устроился за столом.

— А ты, я смотрю, уже освоился, — ехидно заметил Валентин. — В просвещенческом кресле. Казалось бы, что общего с Ведомством…

— Ну-у, Валентин Валерьич… — Абов с шутовской укоризной вытянул губы. — Общего сколько хочешь. Неуклонное бдение за мозгами растущего поколения и периодическое прочищение оных — не общая ли задача внутренней разведки и государственной педагогики?.. Шучу… Ну, ежели ты мордобитие отложил до лучших времен, то чем еще я могу быть полезен?.. Да нет, я и так рад тебя видеть, но…

— Печать у тебя есть?

— Это единственное, что у меня есть! Печать и кой-какие полномочия! — Из ящика стола он выхватил штуку, похожую на большую шахматную фигуру.

В этот момент аристократически зажужжал один из цветных телефонов. Абов помедлил и вальяжно взял трубку.

— Управление… Ну, естественно, Нарпросвет, голубушка… Да, программа старая плюс добровольные занятия по ряду дисциплин… Именно, именно! Католики, лютеране, православные — отдельными группами… Ну, милочка, это уж ваши проблемы, на местах! Не я же буду вам пастора искать… Кроме того, я подчеркиваю, занятия пока добровольные. Фа-куль-та-тивы. Слышали такое слово?.. Да, именно пока… А дальше — как Центр… Всего вам самого цветущего…

— Значит, религию внедряете? — спросил Валентин, когда Абов положил трубку и откинулся.

— Приходится… Прежние идеалы тронуты, как говорится, молью истории, а совсем без идеалов — оно как? Религии же, как показало время, нетленны. Мы с их отрицанием перегнули палку, упустили из виду пагубность полного безверия…

— А сам-то ты в Бога веруешь?

— Че-во?..

— Да ничего… Ладно, шлепай свою печать… — Валентин вытащил из-за пазухи свернутый и помятый лист. — Вот сюда… И распишись… В память о том, что я доставил детей в славный город Свирск живыми и здоровыми, несмотря на все ухищрения инопланетян…

— Охотно! — Абов чиркнул ручкой в углу листа и размахнулся печатью. — Только на ней еще “Генеральск”, а не “Свирск”. Но это роли не играет…

— Учтем. Стукай…

Валентин спрятал заверенную бумагу. На столе белела стопка чистых бланков. Валентин взял небрежно, прочитал: “Управление народного просвещения и культуры Краснохолмского, Генеральского, Трубецкого и Лужского округов”…

— Так у тебя здесь почти что столичная контора?

— Спрашиваешь!

— А почему в этой дыре, не в региональном центре?

— Для конспирации… Шучу. Просто пока период реформ, то да се…

— Дай-ка… — Валентин бесцеремонно взял у Абова печать. Шлепнул по одному бланку, по другому, третьему. Сунул их в тот же карман, что и список. Объяснил с ухмылкой: — Страсть люблю заверенные бланки. Всегда могут пригодиться.

На миг Абов, кажется, растерялся. Но тут же ответил с усмешкой:

— Пользуйся… Давай уж распишусь заодно.

— Зачем тебе грех на душу брать? Если надо, я и сам за тебя распишусь так, что Главный следователь не придерется…

— Ах, ну да! Ты же мастер… Только имей в виду, для финансовых операций этих бланков недостаточно.

— Обижаешь, начальник, — весело сказал Валентин. — Не вздрагивай, махинаций не будет… — И соврал: — Это для характеристик моих любимчиков. Сгодятся при поступлении в училище.

— Ну, коли так… — успокоился Абов. Убрал печать, достал фляжку. — Хочешь? Вид у тебя малость замученный…

— Давай… Хотя нет, я тут с пацаном, не сдал еще одного. Неудобно будет, ежели дохну на него…

— Да это “Арарат”! Не запах, а клумба!

— Ну, давай глоток…

Сопливик терпеливо ждал на гранитных ступеньках. Развлекался с медным кольцом. Рассматривал сквозь него, будто сквозь лупу, травинки…

— Дядь Валь… Ой, Валентин Валерьич, поглядите! — Он в левой руке держал сухой стебелек. Навел на него кольцо. Стебелек позеленел, проклюнулись на нем листочки, зацвела мелким венчиком головка…

Валентин помигал. Не надо было, видимо, делать такой глоток. По жилам циркулировала приятная теплота, голову беззаботно кружило. Чтобы Сопливик не заметил этого состояния, Валентин сказал строго:

— Все это прекрасно. А где труба? Ты ее не потерял?

— Ой… — Сопливик поднял лицо — маленькое, чумазое, с перепуганными глазами. — А вы… разве она не у вас в кармане?

Валентин помолчал, трезвея. Потом сказал:

— Та-ак…