— Ну, не знаю! — Мариз задумалась. — Ладно, всё объяснимо. Парень герой, выжил там, где другие погибли. Получил титул графа, есть деньги, есть цель, хочет лучшего. А девчонке приятно быть с сильным мужчиной.

— Ты сказала, деньги? — отозвалась Эстель.

— Да, ты не ослышалась. У Гарсии есть деньги, как это ни удивительно сознавать. Он принёс мне кучу заготовок под амулеты и талисманы. Так вот, я ему сделала сильнейший защитный амулет из его же материалов, а тех ценностей, которые он мне подарил за работу, хватит ещё лет на пять.

Что-то я даже смогу продать или обменять на более нужное. Там очень редкие ингредиенты. Человек, который смог их достать и подарить, владеет гораздо большим. Например, тот амулет, который я ему сделала, может стоить никак не меньше пятидесяти тысяч реалов, а скорее всего, даже больше. Так что, да, деньги у него сейчас есть.

— Понятно, тогда Мерседес действительно глупо упускать такую возможность, но что скажут её родители?

— А что скажут, — пожала плечами Мариз. — Они скажут ей нет, девочка устроит скандал, они опять откажут, но уже будут сомневаться. Девочка пустит в ход все аргументы: графский титул, полученный самостоятельно её избранником, наличие небольшого состояния, и, что несомненно, свои собственные чувства.

Что из всего этого перевесит, я не знаю, но, скорее всего, последнее. Родители Мерседес крупные, уважаемые землевладельцы. Старшая сестра собирается выйти замуж за сына маркиза де Фьюго. А у них весьма высокое положение при дворе.

Младшая дочь способна выкинуть любой фортель, и родители это прекрасно сознают. Кроме того, Мерседес очень сильный маг, причём, очень сильный именно боевой маг. Зачем обижать девочку отказом, когда Испания постоянно воюет и на суше, и на море? Так что, отец, рано или поздно, пойдёт навстречу желанию младшей дочери. К тому же, Эрнандо Гарсия на хорошем счету у святой инквизиции, и ты понимаешь, почему.

— Всё это так, — вздохнула в ответ Эстель, — но и сам Гарсия уже изрядно охладел к горячей девице, всё же, мужское сердце уязвимо, а Мерседес наделала достаточно ошибок, потоптавшись на его самолюбии.

— Как наделала, так и загладит! Зря, что ли, она так прижималась? Хотя, у них всё впереди: и любовь, и разочарования. Гарсия уезжает, а когда вернётся — неизвестно, да и вернётся ли вообще.

— Да, этого я и боюсь. Море жестоко, а Гарсия воин. Всё может произойти. Желаю ему выжить и вернуться за своей Мерседес с победой.

— Согласна. Интересная получается пара, да Эстель?

— Да, интересная, но посмотрим.

— Посмотрим. А научи и меня вышивать, мне иногда хочется отвлечься от всего.

— Научить?! Артефакторика? Впрочем, как хочешь. Вот, смотри, сначала составляешь рисунок в голове, потом…

***

Я собирал вещи, чтобы уехать, когда в дверь постучал слуга и объявил, что ко мне хочет войти сеньорита. Я обмер, не хватало, чтобы это была Элеонора. Но нет, это была Мерседес. Она вошла, но слуга уходить не собирался.

— Оставьте нас! — обратился я к нему.

— Прошу извинить, сеньор, но мне приказано всегда находиться в мужской комнате, когда туда входят сеньориты. Это необходимо, дабы не возникало поводов для любых толков и никаких сложностей после.

— Хорошо, — вздохнул я, — Мерседес, я слушаю тебя.

— Я хотела попрощаться с тобой, Эрнандо, ведь ты же сегодня уезжаешь?

— Да, уезжаю.

— Далеко?

— Сначала в Валенсию, а потом поплыву на своей тартане в Амстердам.

— А зачем?

— Затем, чтобы купить там фрегат.

— А потом?

— Потом вернусь на нём обратно в Испанию или в Кадис, или в ту же Валенсию.

— А сюда не приедешь?

— Нет, мне будет некогда.

— Хорошо, тогда напиши мне, вот адрес моего дома. Я буду очень ждать твоего письма. Зима заканчивается, и я думаю, что раньше конца весны ты не сможешь вернуться. Я очень буду ждать твоего письма и очень хочу с тобой встретиться.

— Я ничего не могу обещать тебе, Мерседес. У нас с тобой всё слишком сложно. К тому же, я снова уплыву. Мой путь опасен и непредсказуем, и я могу погибнуть, идя по нему. Зачем тебе это надо?

— Я хочу быть с тобой, — упрямо возразила Мерседес. — Могу я хоть проводить тебя до ворот?

— Почему нет, — пожал я плечами и стал собираться. Собрав вещи, я часть из них вручил слуге, раз тот всё равно присутствовал при нашем прощании. Так втроём мы и вышли во двор, направившись к конюшне.

Пока я седлал коня, Мерседес смотрела на меня и что-то говорила, но больше для себя, чем для меня. Я же молчал, напряжённо думая. Впереди меня ждала тяжёлая дорога, придется преодолеть много неприятностей, хочется мне этого или нет.

Оседлав коня, я, в сопровождении слуги и Мерседес, вышел из конюшни. Во дворе слуга отдал вещи, которыми тут же был увешан мой четвероногий спутник.

Слуга слегка поклонился и все-таки оставил нас наедине. Ну, как наедине, я физически чувствовал на себе десятки любопытных взглядов, устремлённых из окон академии. Но мне было наплевать на них, так же, как и Мерседес. Ей даже больше, ведь женщинам всегда труднее противостоять общественному мнению.

Мерседес стояла и пристально смотрела на меня, теребя в руках батистовый платочек. На ней было надето красивое длинное платье. Распущенные волосы шевелил озорной ветерок, а её прекрасные голубые глаза смотрели на меня с тоской. На груди Мерседес, явно напоказ, красовалось прекрасное ожерелье, с крупными, как над подбор, жемчужинами. Теми, которые я ей подарил.

Она смотрела и не решалась броситься мне на шею. Это было бы верхом неприличия, особенно на глазах у всех. Но я чувствовал, что если намекну ей, то она отбросит все условности и кинется меня обнимать. Но я не мог этого сделать, уважая честь девушки, не ту честь, о которой все думают, а честь самоуважения, которой достойны все женщины. Кто бы я был после этого, если бы обрек девушку на унижение и постоянные насмешки?

— Мерси, подари мне, пожалуйста, свой платок. Я ничего не обещаю, но он будет напоминать мне о тебе. Если я смогу вернуться, то мы обязательно увидимся. Я обещаю! Тогда и решим всё для себя. Ты будешь готова, и я буду готов. Заодно, твои родители определяться. Я один, но ты не одна.

Мерседес всхлипнула.

— Я не хочу, не хочу с тобой расставаться, я хочу быть с тобой.

— Мерси, я никак не могу простить тебя за сказанные слова, но мы же с тобой живём не в одиночестве. Сейчас уже начался февраль. В апреле я вернусь. У меня под Толедо своё небольшое поместье, я приеду туда, а затем поеду в Мадрид. Я буду рад тебя увидеть, если останусь в живых. Жди меня.

Мерседес всхлипнула и, быстро вытерев слёзы, вручила мне батистовый платочек. Взяв невесомый кусочек материи, я спрятал дорогой подарок на груди. Вскочив в седло, тронул поводьями коня и поскакал к воротам, больше не оглядываясь.

Привратник Диего приветственно махнул мне рукой и раскрыл ворота. Конь легко выпорхнул за них и зацокал по древней мостовой, которая помнила ещё деревянные сандалии римских легионеров.

Дорога мне предстояла дальняя. До Валенсии нужно было ехать дней пять. Конь, разбрызгивая грязь из-под копыт, резво скакал, обгонял пеших путников и крестьянские повозки.

Временами обгоняли и меня. Конь у меня был не самый лучший, да мне этого и не надо было. На третий день путешествия, ближе к вечеру, когда я уже задумывался о ночлеге, меня нагнал небольшой отряд. Впереди скакали пятеро всадников, за ними мчалась богато изукрашенная карета, а вслед за ней неслись ещё пятеро солдат или наёмников, из числа личной гвардии.

— Дорогу, дорогу! — проорал человек с огромными усами, скакавший первым.

Я направил коня в сторону обочины, с любопытством разглядывая проезжающих. Те же не обратили на меня никакого внимания. Лишь немного дёрнулась занавеска на окошке кареты с личным гербом и всё. Кавалькада пронеслась мимо меня, оставив только следы копыт и колёс на влажной земле дороги.

Я пожал плечами, поправил плащ, заляпанный придорожной грязью, и продолжил свой путь, пустив коня лёгкой рысью. К вечеру пошёл дождь, и я достаточно сильно вымок, но, как назло, поблизости не было ни одной придорожной таверны. Поэтому мне пришлось ехать до самой ночи, пока впереди не показались огни большого постоялого двора.