— Караунасы! — повторил Ноздря, словно споткнувшись на этом слове. — Черные Одиночки, Холодные Сердца, Железные Мужчины, Злые Демоны, Несущие Смерть! Это не название племени, хозяин Никколо. Их наградили этим прозвищем, словно проклятием. Так называются те, кого изгнали из родных племен, — тюрок и кыпчаков на севере, белуджей на юге. А ведь все эти народы — прирожденные разбойники. Только представьте, каким ужасным человеком надо быть, чтобы тебя изгнали из такого племени. Среди караунасов встречаются даже бывшие монголы, вот уж кто по-настоящему омерзителен. Караунасы — бездушные люди, самые жестокие, кровожадные и ужасные из всех хищников в этих краях. О, мои господа и хозяева, мы в страшной опасности!

— Тогда давайте погасим костер, — сказал дядя Маттео. — И правда, Никколо, мы слишком уж беспечно разгуливаем по этой пустыне. Я, пожалуй, достану сабли из тюков и предлагаю с этой ночи по очереди стоять на страже.

Я вызвался бодрствовать первым и спросил Ноздрю, как я узнаю караунасов, если те вдруг появятся.

Он насмешливо сказал:

— Вы, может, заметили, что монголы набрасывают свои плащи на правое плечо. А тюрки, белуджи и подобные им — на левое. — Однако раб испытывал такой ужас, что вскоре ему стало не до насмешек и он возбужденно закричал: — О хозяин Марко, если вам представится случай увидеть караунасов, прежде чем те нанесут удар, у вас не останется каких-либо сомнений. Ай-яй-яй, bismillah, kheli zahmat dadam… — И Ноздря принялся изо всех сил молиться, произнеся в тот вечер просто невероятное количество «салямов», прежде чем заползти в свой шатер.

Когда все мои товарищи оказались в постелях, я два или три раза обошел оазис по периметру с саблей shimshir в руке, всматриваясь изо всех сил в окружавшую меня плотную мглу туманной ночи. Поскольку эта мгла была непроницаема и поскольку я так и так не мог противостоять всем, кто приближался к нашему лагерю, я решил отправиться в шатер, который располагался рядом с шатром Азиза. Та ночь выдалась самой холодной за все наше путешествие, и я распростерся в своем шатре под одеялами, оставив голову высунутой наружу. Азиз тоже не спал, а может, я разбудил его, устраиваясь на ночлег, поскольку мальчик тоже высунул голову и прошептал:

— Я боюсь, хозяин Марко, и мне холодно. Можно, я буду спать рядом с вами?

— Да, действительно холодно, — согласился я. — Я дрожу, хотя надел на себя всю одежду. Я бы сходил и принес побольше одеял, но мне не хочется будить верблюдов. Вот что, тащи сюда свои одеяла, а я разберу твой шатер, чтобы мы могли использовать его как дополнительное покрывало. Если ты покрепче прижмешься ко мне и мы при этом укроемся всеми покрывалами, то наверняка согреемся.

Мы так и сделали. Голый Азиз выбрался из своего шатра, извиваясь, как маленький тритон, и залез ко мне. Быстро, чтобы не замерзнуть, я вытряхнул из его шатра поддерживающие прутья и привязал ткань к верхушке. После чего зарылся в одеяла рядом с Азизом, так что снаружи остались только голова и руки, в которых я держал shimshir. Совсем скоро я перестал дрожать, но ощутил внутри трепет другого рода — не от холода, а от тепла и близости мягкого тела маленького мальчика. Азиз прижался, крепко обняв меня, и у меня возникло подозрение, что он сделал это нарочно. Через мгновение я в этом убедился, потому что мальчик развязал тесемки моих шаровар и прильнул своим голым тельцем к моему обнаженному животу, после чего проделал кое-что, еще более интимное. Это заставило меня задохнуться, и я услышал его шепот:

— Разве это не лучше согревает? Вам тепло?

Слово «тепло» едва ли было подходящим. Помнится Ситаре хвасталась, что Азиз был мастером своего дела, и малыш действительно четко представлял себе, как возбудить то, что Ноздря называл «внутренней миндалиной», потому что мой член начал подниматься так быстро и стал таким же жестким, как и каркас палатки, когда в его обшивку вставляют прутья.

Разумеется, я преступно пренебрег тогда обязанностями часового, однако впоследствии утешался тем соображением, что караунасы наверняка сумели бы все равно приблизиться к нашему лагерю и нанести удар незаметно, даже если бы я и следил в ту ночь внимательней. Так вот, внезапно что-то ударило меня по затылку с такой силой, что чернота ночи вокруг стала еще плотней. В следующий момент я ощутил боль, оттого что меня за волосы тащили куда-то по траве и песку.

Меня приволокли к нашему потухшему костру, который кто-то снова разжег. Вид у непрошеных гостей был такой, что по сравнению с ними недавно посетившие нас монголы выглядели элегантными и утонченными придворными. Незнакомцев было семеро, и все какие-то грязные, оборванные и уродливые. Хотя караунасы не улыбались, они все время скалили зубы. У каждого имелась лошадь, такая же маленькая, как и у монголов, но костлявая, с выступающими ребрами и вся в гнойных язвах. И еще, как ни был я тогда напуган, но все же заметил одну интересную особенность: у этих лошадей не было ушей.

Пока один из разбойников разжигал костер, остальные приволокли моих товарищей, и все они при этом громко лопотали на каком-то новом для меня языке. Один Ноздря, похоже, понимал о чем речь, потому что в ужасе закричал нам всем:

— Это караунасы! Они до смерти голодны! Они говорят, что не убьют нас, если мы их накормим! Пожалуйста, хозяин, во имя Аллаха, дайте им еду!

Караунасы тем временем, как безумные, принялись загребать руками воду из источника и стремительно заливать ее в глотки. Отец с дядей торопливо направились достать наши запасы еды. Я все еще лежал на земле, тряся головой, чтобы избавиться от боли: в голове у меня гудело, и перед глазами было темно. Ноздря старался сохранить почтительный и подобострастный вид и хотя, без сомнения, был испуган до полусмерти, тем не менее продолжал переводить и выкрикивал:

— Они говорят, что не будут грабить или убивать нас четверых! Разумеется, они лгут и убьют нас, но только после того, как мы вчетвером их накормим. Таким образом, благодарение Аллаху, давайте будем кормить их, пока хватит еды! Все вчетвером!

От сильной головной боли я плохо соображал и никак не мог понять, почему раб постоянно повторяет «все вчетвером». Возможно, он советовал и мне тоже проявить какую-нибудь активность? Я с усилием выпрямился и начал насыпать сушеные абрикосы в котелок с водой, чтобы размягчить их. И тут услышал, как дядя Маттео тоже закричал:

— Давайте все вчетвером будем вести себя достойно и не станем поддаваться панике! А затем, пока они будут набивать брюхо, попытаемся воспользоваться случаем и достать наши сабли, чтобы драться!

И тут наконец я уловил зашифрованное послание, которое они с Ноздрей пытались мне передать: Азиза среди нас не было. Когда налетели караунасы, они увидели только четыре палатки, вытащили из них четверых, и теперь четверо пленников покорно суетились, исполняя их приказы. Так произошло, потому что накануне я разобрал палатку Азиза. Когда караунасы выдернули меня наружу, Азиз по какой-то причине за мной не последовал. Может, малыш понял, что произошло, тогда он мог затаиться до тех пор, пока… Мальчик был храбрым. Он вполне мог решиться на какой-нибудь отчаянный поступок…

Один из караунасов вдруг захохотал. Он уже утолил жажду и, казалось, теперь наслаждался, наблюдая, как мы прислуживали ему. Словно завоеватель-победитель, он постучал себя в грудь кулаком и разразился довольно длинной речью, которую Ноздря перевел дрожащим голосом:

— Их преследовали по пятам, так что они чуть не умерли от голода и жажды. Они несколько раз отворяли вены своих лошадей, чтобы напиться их крови и поддержать силы. Но лошади так сильно ослабли, что больше этого делать было нельзя, в конце концов они отрезали и съели их уши. Ай-яй-яй! Mashallah, che arz konam?.. — Он замолчал, а затем снова разразился молитвами.

Наконец семеро караунасов перестали кружить вокруг источника и позволили своим лошадям, с которыми они так плохо обращались, подойти к нему, а сами направились к костру, где мы уже разложили свою провизию. Оскалив зубы и издав какое-то горловое рычание, они жестами велели нам оставаться рядом, как ни мало нам этого хотелось. Мы вчетвером присели, и караунасы начали есть, пуская слюнки. И вдруг уже в следующее мгновение поднялась невероятная суматоха. Еще три лошади внезапно вынырнули из темноты, неся на себе троих всадников, которые размахивали мечами.