Слово держал бессменный деревенский староста Николау, могучий сорокапятилетний дровосек, не отличающийся особым красноречием, но прекрасно «рубящий» суть большинства вопросов.

— Почти с незапамятных времен мы и наши предки жили в согласии с замком, и вот договор расторгнут. Страшной смертью гибнут наши мужья, жены, дети. Что нам делать? Кто хочет высказаться?

Есть сравнение — растревоженный улей. Именно его напоминал тесный кабачок, где все галдели, возмущались, негодовали, но — трусливые и раболепные создания, никто так и не осмелился взять слово и сказать нечто действительно решительное.

И вдруг этот недовольный и невнятный гул перекрыл не особо громкий, но твердый голос:

— Мы сожжем дотла это дьявольское гнездо, и я помогу в этом!

Толпа настороженно замолкла и, как по команде, все повернулись в сторону Эмиля. Никто и не заметил, как он вошел, а то наверняка не стали бы так петушиться. Наверняка донесет о сходке своим страшным хозяевам, а ночью жди визита. А им еще детей растить!

Да, да, но это ведь именно он сказал:

— Мы сожжем дотла это дьявольское гнездо, и я помогу в этом!

На лицах крестьян, сквозь горе, пот и испуг проступило удивление. Между тем, Эмиль уверенно продолжал:

— Я открою вам ворота Келеда на рассвете, когда ОНИ будут спать и мы поджарим ИХ в гробах, как беззащитных цыплят. А иначе вы каждый день только и будете делать, что хоронить, хоронить, хоронить, пока вас всех как чумой не выкосит.

Знал, хорошо знал Эмиль чего крестьяне бояться больше всего — очередной эпидемии чумы, которая всего-то лет тридцать как ушла из этих мест, изрядно их обезлюдев.

(Кстати, в ряде немецких и балканских преданий считается, что вампиры спят в гробах, наполненных чумной землей, которая иногда случайно, а иногда в отместку роду человеческому просыпается, приводя к вспышкам эпидемий)

Крестьяне, неуверенно потупив взгляды, не решались ничего сказать. Первым затянувшуюся паузу нарушил священник местной церквушки. Он недоверчиво покачал седой головой и, обращаясь к своим прихожанам, тихо произнес:

— Не верю я ему, совершенно не верю. Не знаю, что задумали его хозяева, но это западня.

— В западню попали дочки Анеты, а я всего лишь хочу вам помочь, вам, тупым и трусливым овцам.

— Хочешь помочь, так возьми кол и покончи с нечистью сам. Она ведь спит у тебя под боком. Это куда проще, чем поджигать замок.

Эмиль со знанием дела покачал головой:

— Чем дольше вы не будете мне верить, тем меньше вас останется. Впрочем, мне наплевать. Я в любом случае сегодня-завтра уйду, вампиры совсем озверели, уже и на меня зубы точат. Но без моей помощи вам внутрь не проникнуть. Так что думайте, деревенские умники, но не очень долго, — Эмиль многозначительно потряс в воздухе связкой ключей и продолжал:

— А теперь я скажу по поводу огня и кольев. Эти рассуждения бессмысленны. Не знаю, как рекомендует расправляться с подобными тварями Священное Писание, но этот случай в нем наверняка не учтен. Семейство Дракулы спит в огромных гробах, сделанных по особым эскизам. Они закрыты тяжеленными чугунными крышками, которые одному даже не пошевелить.

— Проведи нас, мы пошевелим!

— Мы так пошевелим, что в следующий раз не захотят!

С удовлетворением заметив, что крестьяне потихоньку распаляются, Эмиль продолжил убеждать их в правильности своего метода решения вопроса:

— Провести вас в Келед не особо сложно, я знаю одну лазейку со стороны озера, но гробы закрыты изнутри и сомневаюсь, что сдвинуть их крышки можно даже впятером. Даже вдесятером. Но даже сдвинув, что дальше делать? Возня наверняка ИХ разбудит, и тогда нам не жить, ведь днем они не менее могущественны, чем ночью, ведь солнце в склеп не принести. И потом, если мы спалим весь замок, младшему сыну Йону, когда он вернется, негде будет жить и прятаться. Таким образом, если вы хоть один раз не струсите, то избавитесь от них навсегда. Избавите от них ваших детей и внуков.

Убедительно и логично говорил Эмиль, но, как всегда, нашлись сомневающиеся, которые за словами про осторожность и терпение пытались скрыть свой страх. Например, жирный трактирщик с неестественно писклявым, как у кастрата, голосом. И как только он мог наплодить столько ублюдков?!

— И все-таки мне не верится, что замок стал нарушать договор. Надо бы сначала переговорить с Дракулой…

— Так он и будет с тобой разговаривать! Оторвет безмозглую башку и выбросит к черту. А весь ваш договор — ерунда и всегда таким был. Я сам слышал, как старый граф хвастался, что успешно вас, дураков, обманывает. Неужели вы еще не поняли, что все эти многочисленные несчастные случаи в лесу или на озере, дело их зубов?!

— А вот я не пойму, что это ты, Эмиль, так агитируешь за восстание. Что-то раньше не замечали за тобой особого беспокойства о нас.

— Я о вас особенно не беспокоюсь. Просто на меня тоже начали точить зубы.

Ситуация продолжала балансировать на грани и могла повернуться в любую сторону. И тогда Эмиль сделал абсолютно верный ход, пожалуй, единственно верный:

— Я думаю, свое слово должна сказать Анета.

— Пусть скажет.

И она сказала. Тихо, побелевшими от ужаса и сухими от обезвоживания губами. Она сказала свое слово. Гневная, полная нечеловеческой боли речь женщины, только что потерявшей своих единственных детей, подействовала сильнее всех логических доводов. Пламя окончательно разгорелось. Ну, гори ярче!

Эмиль, пытаясь сохранить перед крестьянами деловой и слегка равнодушный вид, имел все основания себя поздравить. Правильно он все рассчитал, хотя и к возможной неудаче подготовился. Не зря же его внутренний карман оттягивает изрядного веса мешочек с жалованьем за много лет. Там не медь и не серебро, а настоящее золото. Откажись крестьяне идти на замок, он немедленно купит себе самую резвую лошадь и постарается уехать как можно дальше, да хоть в другую страну. Он изменит внешность, отрастит окладистую бороду, поменяет имя. Но сможет ли он спрятаться от постоянно терзающего страха, от ночных кошмаров и… от самой смерти. ОНИ ведь обязательно найдут его. А сейчас появился шанс решить вопрос раз и навсегда.

Только бы не передумали вояки, только бы не подвела какая-нибудь нелепая случайность! А пока он будет ждать рассвета в Арефе и руководить подготовкой к штурму. Его отсутствия в замке наверняка хватятся, но вряд ли что заподозрят. Решат, что с горя напился и приготовятся примерно наказать по возвращении. Наивные!

КОНЕЦ ДЬЯВОЛЬСКОГО ГНЕЗДА

Выступление началось на самом рассвете с первыми ударами погребального колокола. Колокол, по которому скользили яркие солнечные лучи, возвещал начало похорон несчастных дочек несчастной Анеты. Его гулкие колебания в разряженном осеннем воздухе наполняли сердца трусливых пахарей совершенно невиданной энергией, энергией смерти и разрушения. Как уже не раз бывало в истории, народ восстал против своих жестоких правителей и готовился все сокрушить на своем пути. Как он верил, на пути к свободе. Штурм замка, в соответствии с несколько театральной идеей Эмиля, должен был стать первым актом прощания с девочками. Именно сейчас, в эти зябкие рассветные часы, имелось больше всего шансов на успех, ведь именно сейчас вампирический сон очень глубок и почти беспробуден.

Возбужденная толпа, со старостой, священником и Анетой в первых рядах, медленно двигалась по грунтовой дороге в сторону дьявольского гнезда, по пути торжества мести и справедливости. Не только лошади, но и худые коровы тащили в повозках и впалых боках связки хвороста, бревна и несколько бочек со смолой и керосином. В арсенале нападающих присутствовало и с десяток ружей, и невесть откуда извлеченные допотопные мечи и арбалеты. Они скорее придавали уверенности, чем могли сослужить реальную службу, но и уверенность в таком опасном начинании — немаловажно.

Движением процессии управлял Эмиль, разъезжая чуть поодаль на черном жеребце непокорного нрава, которого постоянно приходилось сдерживать. Вот и настал звездный час, час расплаты с теми, кто унижал, помыкал и угрожал его жизни. Ну и сокровища графа, конечно, в будущем не помешают. Знал он один тайничок, откуда даже самолично приносил золотые монетки Джелу за очередную партию пищи. До чего же самоуверенны эти вампиры, и считают себя умнейшими существами на свете! А ведь и он не дурак, чтобы взять хотя бы лишнюю монетку — им в замке делать нечего, наверняка все сто раз пересчитали. А вот слепок с ключа, а потом и дубликат со слепка он давно сделал.