Из монастырской больницы она наотрез отказалась возвращаться в дом, построенный но костях. Виллу выставили на продажу, но желающих купить ее даже за полцены не нашлось. Тут-то и подвернулся не сильно мнительный родственник старого графа.
Укромный двухэтажный дом, утопающий в зелени, это, конечно, хорошо. Но для чего вампиру оливы? И для чего виноград? Вот близость многолюдной и многоликой столицы — несомненное достоинство.
А Рим действительно удивительный город — одновременно и святой, и богохульный, и это уживается в одних и тех же людях — то истово молятся, то насмешничают над священниками: то вместо денег кидают в церковную кружку пуговицу, то отдают последнюю монетку на помин души. А как вольно здесь проституткам, которым есть от кого поживиться — и толпы духовных лиц, давших обет безбрачия и богомольцы, похотливо засматривающиеся на всех встречных женщин и беспринципная буржуазия. Блудниц здесь больше, чем звезд на небе, и это очень на руку Раду. Этих, мягко говоря, куртизанок, никогда особо не ищут — могли перебраться в другой город или сбежать с богатым любовником. Конкурентки только довольны исчезновением соперниц, а налоги еще со времен Пия Пятого проституток не могут заставить платить, потому и властям они совершенно безразличны. В общем, легкая добыча.
А сколько в Риме нищих-«лацарелли»! Они заполняют многочисленные улицы и площади, ожидая милостыни, раздачи хлеба монастырями и пышных зрелищ. Вдобавок, в Вечный город всегда стекается множество работяг, люмпенов, авантюристов со всего света. Никто никогда и не пытался подсчитать, сколько их теряется в жерле Рима. Он спрут, кадавр, пожирающий всех и вся, и один вампир не изменит статистику. Да, это, конечно, не деревня Арефа и даже не Тырговиште, где все на виду и местный эскулап, плохо отличающий грипп от ветрянки, прекрасно знает, что означает небольшая красная ранка на шее.
Вместе с дарственной Раду передали тяжеленную связку ключей и теперь, стоя перед закрытыми воротами, кучер Санду громко чертыхался, пытаясь определить, какой именно подходит к тяжелому навесному замку. Так и не найдя искомого, он несколько раз легко надавил могучим плечом и ворота раскрылись, причем одна створка просто вывернулась из ржавых петель, обнажив трухлявую и червивую древесину.
— Гнилье — брезгливо поморщился Раду.
Эта же характеристика идеально подходила и ко всему поместью в целом. Если отцовский замок являлся скопищем и пристанищем пыли, то здесь преобладала сырость, можно сказать — властвовала. Это, конечно, не солнечный свет, но тоже не подарок.
Выспавшись с долгой дороги. Раду приступил к осмотру своих новых владений. Много времени это не заняло, ибо масштабы виллы существенно уступали масштабам Келеда. Несколько спален, столовая, небольшая библиотека сплошь с современными романами. В подвале — спуск в катакомбы, основательно заделанный досками — да уж, весьма старательно прежние жильцы отгораживались от мира мертвых. Оторвав доски и взяв факел, Раду отправился вниз на ознакомительную экскурсию, но в первый раз далеко не пошел и, после недолгих блужданий по лабиринтам и переходам, благополучно вернулся в дом.
В гостиной его ждал Санду, пыхтящий папиросой и довольно попивающий вино из местных запасов. Наглость, конечно, но Раду не стал его особо выговаривать — как никак, единственный верный слуга, статус которого теперь совершенно не определен — и кучер, и лакей, и привратник. Помощник, без которого не обойтись.
— Что интересно видели, граф?
(— что ж, это неплохо звучит Граф Раду!)
— Ничего особенно. Но думаю, именно там, где-нибудь в самой глубине надо оборудовать нормальную спальню. Подальше от любопытных глаз и нелепых случайностей.
— А землетрясений здесь не бывает?
Раду несколько помрачнел, вспомнив Джетатень, но ответил с максимальным юмором, на который способен:
— Не слышал. Разве что специально для меня господь бог постарается.
Однако, определенная проблема состояла вовсе не в боге, а в Санду, весьма далеком от плотницкого ремесла. Он с сожалением констатировал:
— Спальню мне соорудить будет сложновато. По крайней мере, хорошую.
— И что ты предлагаешь? Чтобы я помог таскать доски и тесать камни?!
Нет, до такой дерзости Санду додуматься не мог:
— В выходные можно будет съездить на рынок рабочей силы в Лоренцо и привезти оттуда парочку строителей, покрепче и помоложе. Там же купить материала. Ну, а чтобы не проболтались…
— Умно, очень умно. Вот этим и займись. А что это за конверт на столе?
— Письмо. Для вас.
— Шутишь?
— Не имею такой привычки. Именно для вас. Я и сам удивился, но все совпадает.
(— уж не родственники ли соскучились?)
Похоже, что нет, хотя письмо действительно адресовалось ему. Конверт покрывал аккуратный почерк дворецкого Эмиля, а сургучовый штамп стоял почты Плоешти — небольшого провинциального городка в существенном отдалении от замка. Странно! Плоешти славился своей вкусной сладкой выпечкой и расписными кожаными поясами, но мучное никогда не привлекало, его семейство, да и пояса им вроде к чему. Судя по дате на штампе, письмо отправили примерно через две недели после его отъезда и двигалось оно примерно в два раза быстрее, что логично — ему не приходилось прятаться от солнца и любопытных глаз. Ведь узнай власти и народ, кто он такой, мог и не доехать.
Раду вскрыл конверт и вот что прочел:
Здравствуйте, хозяин!
В горести и смятении спешу сообщить вам о трагедии, разыгравшейся сразу после Вашего поспешного отъезда из замка. Я до сих пор не могу в это поверить, не могу объяснить, как это несчастье могло произойти:
Неблагодарные тупые крестьяне взбунтовались и на рассвете подожгли Ваш замок, когда старый граф и Ваша сестра мирно спали в склепе. Ваш брат Йон, на счастье или на беду, отсутствовал, заночевав, видимо, в Сатуре, куда отправился к умирающему Надсади.
Я полагаю, что граф и Мириам погибли в огне, ибо замок изнутри весь прогорел, а некоторые каменные стены и перекрытия обвалились. Йона я больше не видел, думаю, узнав о произошедшем, он решил не возвращаться в Келед. Особых подробностей не знаю, ибо сам еле-еле спасся — разъяренные крестьяне три часа преследовали меня. Остальные же слуги погибли от рук бунтовщиков.
После столь сильных потрясений нервы мои совсем расшатались и я решил уйти на покой. Да и годы уже не те, время для нас так быстротечно… Я женился на замечательной девушке — дочери местного пекаря. Мы купили небольшой домик, где я надеюсь провести оставшиеся дни в спокойствии и воспоминаниях о прекрасном времяпрепровождении в вашем замке.
(P.S. Если у нас родится мальчик, обязательно назову его Раду в Вашу честь)
В полном недоумении отбросив письмо, Раду погрузился в печальные размышления об отце и сестре. Он ведь и не вспоминал о них после отъезда, и тут такое известие. Уж не розыгрыш ли? Что-то не похоже… Хотя, конечно, чушь — они не могли погибнуть, они ведь бессмертные… А если правда? Зачем Эмилю лгать? Но письмо… Будто что-то он скрывает, не договаривает. Уж не погрел ли руки, прохвост, на пожаре в Келеде? Иначе, с какой стати молоденькой девушке выходить за него замуж, за такого беспалого? Да и домик, . в котором он собрался размножаться, тоже не за красивые глаза, к тому же блеклые, как у дохлой рыбы. Впрочем, он свое жалованье не тратил, так что мог и скопить. Но одно-то наверняка — с работы на семью Дракулы можно уволиться только на тот свет. Кстати, еще воспоминания издаст… И, вообще, какого черта собирается назвать своего ублюдка моим именем?!
Раду не мог точно определить причину своей неожиданной злости на Эмиля, в конце концов, отправил письмо, все рассказал. Он же не виноват, что прислал плохие вести. Или виноват??? Не оставил адреса, и именно это вызывает наибольшие подозрения. Стоит попытаться получить более достоверную информацию и о событиях в замке, и о местонахождении своевольного слуги. В Плоешти ли он живет или, хитрый сукин сын, специально не поленился съездить подальше, чтобы следы запутать. У этого Эмиля неплохо голова работает. Пока на плечах.
