Юрка в первый раз за последние полгода пожалел, что окончательно бросил курить.

— У вас тут как, трением огонь добывают? — спросил он.

— Не-а, — мотнула головой Лиза. И начала искать.

Нашла она какую-то большую жестяную банку, не то из-под краски, не то из-под сгущенки, доверху заваленную мусором, в основном бычками. Но среди бычков обнаружилась прозрачная одноразовая зажигалка из зеленоватого оргстекла. Конечно, ни капли газа в ней не было, но кремень искру давал. Не страшась обжечь пальцы, Лиза открыла кран, поднесла зажигалку к конфорке и чиркнула кремешком. Фук! — полыхнуло голубое пламя, и Лиза надвинула чайник на огонь.

— Техника на грани фантастики! — порадовался Таран. — XXI век!

— Сколько раз я этому козлу говорила, чтоб зажигалки не выбрасывал! — проворчала Лиза. — Ни хрена не слушает! Чтоб он замерз где-нибудь!

— Это ты зря так! — Юрка понял, что речь идет о Лизином папаше. — Ну, замерзнет, допустим, а ты куда денешься?

— Сдохну, — вполне серьезно произнесла Лиза. — Все одно деться некуда. Халат вон один остался, который мне еще в четвертом классе купили. Я сейчас знаешь что делаю целый день? Лежу, сплю, пью водичку из-под крана, а потом писаю и опять сплю.

— Может, тебе в детдом надо сдаться? — предложил Таран.

— А я знаю, где он есть? — проворчала девчонка.

— Ты в школу-то ходила, наверно? Позвони училке какой-нибудь или подруге. Может, вещи какие-нибудь одолжат. Ну и вообще, подумают, как тебя пристроить… На худой конец к соседям постучись.

— К соседям мой папаша уже вот так настучался! — процедила Лиза. — Весь подъезд его гоняет, всем задолжал рублей по триста, отдавать, конечно, не собирается. Ну, он меня приспособил попрошайничать. Сперва жалели, а потом на хрен стали посылать. Дескать, иди отсюда, лахудра помоечная, ты вся в отца, и зенки твои бесстыжие. А насчет школы, так я там всем по фигу. Меня уже год как исключили. Подруги раньше были, а сейчас… Кому охота с такой водиться? Вон, видишь, как папаша меня обалдал под ноль? Вшивая, говорит… А вши-то на самом деле у него первого завелись! И на меня перепрыгнули. Спим-то вместе…

— Как это? — не очень врубился Таран. — С родным отцом?!

— Нет, — немного смутилась Лиза, — мы не так, как мужик с бабой. Просто он и диван, и мою кровать уже пропил, а ихнюю с матерью, у которой ножки пообломались, никто не берет. Я сначала на раскладушке спала — упер, потом на матрасе, прямо на полу, — он и матрас пропил. Не на голом же полу лежать? Отпихну к стене да и дрыхну. А мужицкое он уже все пропил — безопасный. Только спьяну драться лезет, если еще на ногах держится. И пургу всякую гонит с матом. Я от него в ванну запираюсь — там засов крепкий, ему не сломать. Подолбится немного — выдохнется и заснет. С похмелья, конечно, тоже пнуть может. Но он долго с утра не сидит — забирает бутылки и бегом за пузырем. А тут несколько дней при деньгах прожил — видишь, накопил сколько?

— Работу нашел, что ли?

— Не знаю. Может, грабанул кого-то или упер чего-нибудь. Из дома-то уже и брать нечего.

Чайник закипел. Заварочного, как выяснилось, в этом доме давно не имелось, его Лизкин родитель еще два года назад пропил. Поэтому пакетики пришлось класть прямо в две алюминиевые кружки. Чашки, как рассказала Лиза, большей частью были пропиты, а те, что после этого уцелели, папаша расколотил по пьяному делу. Вообще Юрка в раковине видел несколько пластиковых стаканчиков, которые принято считать одноразовыми, но предпочел все-таки кружки. Над раковиной такой тухлый дух стоял, что блевать тянуло.

Конечно, Юрка и сам есть хотел. Но когда он увидел, как бедная Лиза начала хлебушек с салом лопать, решил, что будет ужинать чисто символически. Отрезал ломтик сала, положил на половинку печенюшки и стал пить чай без сахара. Он, Таран, если надо, завтра отожрется, деньги есть как-никак. А этой несчастной каково? Фиг ее знает, может, и правда ее папаша где-нибудь загнулся?

— Отец-то давно за посылкой пошел? — спросил Юрка.

— Да днем еще. С утра сходил похмелился, где-то пошастал, потом пришел с пивом и воблой, картошку последнюю сварил, пузырь допил и опять куда-то собрался. А когда дверь открыл, извещение на посылку выпало.

— Извещение-то на тебя, наверно, было выписано? — поинтересовался Таран.

— Ну и что? Мне все равно на улицу не в чем выйти. И паспорта у меня нет. А у него-то в паспорте я записана, и свидетельство о рождении мое он тоже при себе таскает. Выдали небось, раз она в подъезде оказалась.

— Что ж он ее, чудак, до квартиры не донес? — удивился Юрка.

— У него, когда под газом, и не такое бывало, — хмыкнула Лизка, прожевывая очередной ломтик сала. — Он, знаешь ли, однажды телик пропил, а потом полдня искал по квартире.

— Ну, это еще понятно. — Таран вспомнил, как его собственные родители каждое утро, похмеляясь, проводили «разбор полетов», силясь вспомнить, кто наблевал в кухне или промахнулся мимо унитаза. — Я бы понял, если б он, допустим, посылку на почте позабыл или где-то на улице оставил. Но он же до подъезда дошел все-таки? Тут до квартиры дойти — всего ничего. Тем более странно, что он ее между дверьми оставил.

— Ничего странного, — пожала плечами Лиза. — Небось стал заходить, а его с улицы какой-нибудь друган окликнул. Их у него тут, по району, — хренова туча. Года четыре назад — он тогда еще просыхал изредка! — пошли мы с ним в кино на мультики. Вроде и трезвый был совсем. Выходим из подъезда, и тут ему какой-то дядька рукой машет. Папаша мне говорит: «Лизочка, ты постой здесь минутку, подожди. Мне надо с тем дяденькой поговорить. Никуда не уходи, я скоро приду». Ну, отошел он к этому дядьке, они куда-то за угол зашли. Минутка прошла, потом десять, потом полчаса. Я стою, как дура, у подъезда, дожидаюсь. Надоело ждать, решила ему напомнить, что мы в кино собирались. Зашла за угол, куда они с тем дядькой уходили, а их там нету. Вернулась домой, рассказала матери. А она уже малость косая была и говорит: ну все, раньше вечера не явится! Так и вышло. Пришел на четвереньках, с разбитой мордой, и даже утром ни хрена вспомнить не мог, что со мной на мультики собирался. Это он дочь родную у подъезда оставил, а ты про посылку…

— Да, — пробормотал Юрка тоном специалиста-психиатра, — тяжелый случай!

В это самое время послышался звонок в дверь. Длинный и требовательный — мол, открывай живей, зараза!

— Вот он, легок на помине! — проворчала Лизка. — Ты это, слышь, спрячься в ванной пока. А то он скандал подымет, драться полезет, если увидит. Лучше я его спать по-тихому уложу, а потом ты уйдешь не спеша.

Таран в принципе Лизкиного папашу особо не страшился. Даже если он амбал двухметровый, но в сильно пьяном виде — Юрка его без особого шума усмирит. Но вот если с ним еще и пара дружков будет, то может получиться месиловка по полной программе, с криком, матом и грохотом, который перебудит весь подъезд. Мирные жители вызовут ментов, и те, не разбираясь, спровадят всех в отделение и упакуют в «обезьянник». А Тарану, как уже отмечалось, вовсе не было нужды тесно общаться со слугами закона.

Поэтому Юрка, прихватив свою спортивную сумку, чтоб не маячила, поспешно зашел в ванную — вообще-то это был совмещенный санузел — и запер за собой тот самый прочный засов, о котором между делом рассказывала Лиза. А сама Лизавета отправилась открывать дверь родителю.

Однако когда щелкнул замок и заскрипела входная дверь — на этот раз, как ни странно, Лизка не удосужилась ни спросить «кто там?», ни в «глазок» глянуть, — произошло нечто непредвиденное.

Таран из-за двери санузла услышал какой-то странный, удивленно-испуганный вскрик Лизы, потом несколько резких и довольно громких звуков, а затем входная дверь захлопнулась, и в прихожей началась какая-то возня, сопровождавшаяся сопением и негромкой руганью минимум двух мужиков (судя по тому, как они топотали по полу, — немалого веса) и сдавленным мычанием Лизы, которой, похоже, рот зажимали, а то и вовсе душили.