Юрка стал крутить баранку по указаниям очкастой. Крутились-крутились и выехали на Ленинградское шоссе, где-то неподалеку от Кольцевой, а затем вывернули на эту самую многорядную отреставрированную МКАД и поехали «по часовой стрелке», то есть от северо-западного сектора к северо-восточному. Потом по «лепестку» выбрались на какое-то шоссе и через 20 километров свернули в некий заметенный снегом дачный поселок. Главная улица, правда, была расчищена бульдозером и прикатана колесами, на ней даже горело несколько фонарей. Дачи тут стояли старые, рубленые, с прочными деревянными заборами и воротами. Кирпичных особняков не наблюдалось, но и фанерных домиков — тоже. Участки явно превосходили шестисоточный уровень, но и до двадцати не добирались.

— Вот здесь остановись! — сказала Полина.

Таран притормозил у деревянных ворот, за которыми темнел неосвещенный силуэт дачи.

— А нас попросту не пошлют отсюда? — предположил Юрка, которому сейчас почему-то такой исход казался наиболее благоприятным. Горючее у него еще оставалось, правда, совсем немного, но по дороге сюда Таран видел несколько бензоколонок, и до ближайшей из них он вполне мог бы доехать. Правда, куда дальше направиться, он еще не придумал.

— Не пошлют, — уверенно заявила Полина и вылезла из машины. Мелкими шажками она подошла к калитке и нажала кнопку звонка. Сам звонок, как видно, располагался уже в доме, потому что его Таран почти не расслышал. Зато, должно быть, хорошо расслышали собаки, которые тут же подняли великий гвалт. Юрка сразу вспомнил, как полгода назад вот так же гавкали собаки на ферме Алексея Ивановича Душина, куда они пришли с мерзопакостной Дашей после блужданий по ночному лесу. Тогда Даша, постреляв глазками, сумела преодолеть подозрительность хозяина и его гостя журналиста Крылова, а потом, стерва, подставила их и его, Юрку, под удар банды Седого… Неприятные воспоминания!

Ждать, пока хозяева обратят внимание на лай собак, пришлось долго. Минимум через полчаса послышался скрип снега под валенками, а затем из-за ворот хрипло спросили:

— Чего надо?

— Это я, Полина… Сестра Кости.

Она это так робко пролепетала, что Таран почти не сомневался, что здешний сторож сейчас скажет: «Третий час, дура! Костя твой давно наклюкался и десятый сон видит. Причем не здесь, а в родном доме у вашей матушки Рогнеды Борисовны!»

Однако он ошибся. Тот, что был за воротами, открыл калитку и критически посмотрел на «девятку».

— Эти с тобой, что ли? — произнес этот дядя приличных габаритов, одетый в дубленку и рыжую лисью шапку.

— Да. Они меня очень выручили. А ночевать им негде.

— Больше чем на сутки не пущу. Уловила? А еще лучше, если они утром уедут.

Тарану этот диалог понравился. Во всяком случае, он его обнадежил. Если бы Полина хотела подстроить гадость, тогда их, наверно, встретили бы радушно.

— Уедем, командир, уедем… — пообещал он обладателю лисьей шапки.

— Ладно, заезжай и кати до крыльца. Пока я не подойду, из машины не выходи, а то собаки покусают.

Таран уже много раз имел дело с собаками, а потому не стал волноваться и возражать. Гражданин в лисьей шапке отодвинул засов на воротах, Юрка доехал до крыльца — Полина на это время опять влезла в машину — и подождал, пока мужчина запирал ворота, а затем возвращался к дому. Собаки — две овчарки ростом с телка — гавкать прекратили, но сопроводили «девятку» до места, а потом стали прогуливаться вокруг машины. Если б Юрка или его спутницы попытались вылезти — навряд ли бы остались равнодушными. Но когда подошел их хозяин и сказал: «Пошли отсюда!», беспрекословно убежали караулить территорию.

— Проходите, — пригласил дачный житель.

В доме, как показалось Юрке с мороза, была прямо-таки Африка. Обувь пришлось снять в сенях, но даже крашеный дощатый пол казался теплым, тем более что был застлан половиками.

— Спальных мест я на вас не готовил, — сурово произнес хозяин (а может, и не хозяин, а сторож или дворник?). — Полинке я найду поудобнее, а вы, пацаны, пристраивайтесь на печке. Тюфяк там есть, укрыться можно шубой. А заместо подушек куртки употребляйте. На двор не ходить — собаки порвут.

— А в туалет? — спросила Лизка.

— Вон, видишь занавеску в углу? За ней коридорчик. Идешь до упора — будет дверь, а там «очко». Уловил? — Он тоже не сумел распознать в Лизке девчонку.

С этими словами мужик повесил свою шапку на вешалку и увел Полину в соседнюю комнату, плотно затворив за собой дверь.

Лизка, у которой слипались глаза, сразу же полезла на печь, бережно прижимая к себе рюкзачок с кошкой. Таран, чуть-чуть подумав и признав, что ничего предосудительного не совершает, тоже забрался на лежанку. Единственное, что его беспокоило, не осталось ли у Лизаветы вшей на стриженой головенке, а у Муськи, которую Лизка, пользуясь темнотой, выпустила из рюкзака, — блох.

Один из трофейных пистолетов — иностранный — Таран положил в свою спортивную сумку, а второй оставил при себе. Свернув и свою, и Лизкину куртки в некое подобие скаток, Юрка получил две кожаные подушки. А вместо одеяла употребили какой-то заскорузлый, но длинный тулуп, который при желании можно было и шубой назвать. Печка была еще горячая, но к утру могла подостыть, и то, что Юрка с Лизкой вполне поместились под тулупом в положении попа к попе и ноги укрыли, было нелишним. Кошка уютно замурлыкала рядом со своей хозяйкой.

Таран рядом с собой уложил «ПМ», прикрыв его краем тулупа. Хотя он уже не ждал никаких налетов, все же подстраховался. Жизнь полна неожиданностей.

Однако едва Юрка приложил свою голову к импровизированной подушке, как почуял, что при всех своих волнениях заснет без задних ног и его во время этого сна можно будет не только разоружить без проблем, но даже использовать в качестве «бабы». Той самой, которой сваи забивают.

Впрочем, все эти нелицеприятные оценки Юрка дал себе лишь постольку-поскольку. На него уже прочно насела блаженная расслабуха, и Таран с наслаждением погрузился в глубокий сон.

Между тем в это время в соседней комнате за закрытыми дверями происходил разговор, который имел самое прямое отношение к его судьбе.

В комнате, куда вошла Полина, стояли две диван-кровати не первой свежести. На одной из них звучно похрапывал какой-то мужик, а со второй, как видно, встал тот, что встречал гостей.

— Это кто? — Полина мотнула головой в сторону храпуна. — Форафон?

— А кому еще быть? Нет никого больше.

Полина поморщилась. Она не любила спертого духа, настоянного на табачище, перегаре и прочих выхлопах. Но увы, другого места для ночлега у нее сегодня не было.

— Ну что? — сказал сопровождающий, запирая дверь на ключ. — Раз приехала — раздевайся…

— Попозже, ладно? — с легкой досадой в голосе произнесла Полина. — Паваротти, Костя был здесь?

— Был, но уехал. Их целая кодла сюда приезжала на «Вольво». Выпили, побазарили по душам и поехали. Может, по бабам, а может, еще куда. Они не докладывали. А что, мамка беспокоилась?

— Мама беспокоилась, это верно. Но он меня встретить должен был, понимаешь? А мать сказала, будто он с работы звонил и говорил, что не отпускают.

— Дела, значит, замучили… — Паваротти по-хозяйски положил лапу на талию гостьи.

— Ой, какие там дела? — проворчала Полина. — У него главное дело было — меня встретить, понимаешь? Думаешь, если б мне нужно было только банки с вареньями домой завезти, я бы без него не обошлась? Мне передать ему надо было кое-что. У него от этого, между прочим, жизнь зависела.

— Это все ваши проблемы, понимаешь? — хмыкнул Паваротти. — Я человек маленький, дачу сторожу, печку топлю и собак кормлю, а голову себе ничем лишним не забиваю. А насчет того, что «жизнь зависела», так это, Поленька, хрен поймешь. Сегодня она от одного зависит, а завтра от другого. Твоя, например, личная жизнь сейчас от меня зависит. Я еще ни фига не спрашивал, каких ты мне пацанов сюда привезла и на какой машине. Мне вчера Зуб пообещал, что пару суток сюда не наведается. Только поэтому я и пустил вас. А вот насчет того, выпущу или нет, — это еще вопрос. Так что ломайся поменьше, ладно? А то у меня как раз подходящее настроение. Не то трогательное, не то трахательное…