— Брат. Сестра. Мать… Арман. Учеба. Друзья, — я замолчала, пытаясь вспомнить, не забыла ли чего еще. Но как ни силилась вспомнить, список оставался все таким же коротким.

— Учеба есть и здесь. Правда, не целительство, но тоже неплохой вариант. Остальные дождутся твоего возвращения, сколько бы ты ни отсутствовала, — усмехнулся он, погладив меня по плечу, заставив вздрогнуть от незамысловатой ласки.

— Да, но… Я потеряю эти годы, которые могла провести вместе со своей семьей. Пусть я не так часто с ними и виделась, особенно последние годы, но… Они мои родные, хочется видеть их хоть иногда… Знать, что они в порядке, пусть и далеко от меня, — вздохнула я, поделившись своими сомнениями.

— Понимаю… — отозвался Кайл едва слышно.

От него повеяло всепоглощающей тоской, заставившей сердце болезненно сжаться. С трудом сделала глоток воздуха, словно ставшего вдруг плотным, пытаясь осознать, что это только что было, а в следующую секунду меня накрыло пониманием. Нашла кому жаловаться на разлуку с семьей!

— Твоя… твоя сестра… — начала осторожно. Заметив, как Кайл вздрогнул, поняла, что попала в точку, и продолжила уже увереннее, — Ты знаешь, что с ней, где она? — Кайл медленно покачал головой, отвернувшись от меня и сосредоточив свое внимание на узоре на подушке. — Ты говорил, что она не с отцом… — начала я, но замолчала, когда Кайл дернулся, словно от удара. — Прости…

Я давно перестала воспринимать Кайла как простую живую игрушку для постельных утех. Возвращаясь мыслями в прошлое, не уверена, что вообще когда-либо его так воспринимала. Наслаждалась не только его телом, но и душой. В какой-то степени мне было важно его мнение. Конечно, пока он не переступал грань. Но я сама ее сдвигала все дальше и дальше.

Но почему-то только сейчас в полной мере осознала, что у моего Кайла есть не только «здесь и сейчас», но и свое прошлое, которое несет отголоски в будущее. Помню, как он рассказывал историю своего рабства. Мне было его жаль, но все воспринималось как-то иначе, без глубоких переживаний, просто злость на тех, кто обидел моего мальчика. Сейчас же что-то изменилось. До меня только теперь в полной мере дошло осознание, чем Кайл пожертвовал ради своей сестры и, соответственно, что она должна была для него значить.

Вздохнув, Кайл перекинул через меня руку и подгреб к себе поближе. На секунду замер, ожидая, не начну ли возмущаться, снова вздохнул, но уже спокойнее, и уткнулся лицом мне в бок. Только после этого тихо заговорил, щекоча кожу дыханием.

— Знаешь, я рос, понимая, что моя мать — рабыня, но это не казалось мне чем-то плохим. Такие, как она, и не созданы для самостоятельной жизни. Ты бы ее видела: невысокая, хрупкая, с белой алебастровой кожей, большими наивными глазами трепетной лани, алыми пухлыми губами… Такую хочется спрятать от реалий жестокого мира и беречь, укрывая ото всех. Идеальная живая куколка. Отец в ней души не чаял… — он снова замолчал, думая о чем-то своем.

Я осторожно погладила его по волосам, боясь спугнуть этот момент неожиданной откровенности. Не думала, что может быть так волнительно узнавать чью-то историю, сопереживая, испытывая те же эмоции, что и рассказчик.

— Так понимаю, ты на нее совсем не похож. Разве что внешностью, — усмехнулась я и ласково провела пальцем по его точеной скуле.

— Есть такое. Только цвет глаз не унаследовал — они достались Никки, — в голосе Кайла явственно слышалась нежность. Невольно шевельнулась ревность, но я тут же подавила это непривычное для себя чувство.

— Это ее имя?

— Да. Вернее, Николетта, Летта. Но мне нравилось звать ее именно так, она всегда так забавно возмущалась…

Скорее, почувствовала, чем увидела, как Кайл улыбнулся, сморщив нос.

— Ты, наверное, полюбил ее с первого взгляда? — предположила я, почти физически ощущая тоску, пропитавшую его слова.

— Шутишь? Ты младенцев вообще видела? Орущее жуткое нечто с огромной лысой головой и тонкими ручками-ножками, которыми оно размахивает во все стороны… Ну, во всяком случае, тогда я ее воспринимал именно так. В том возрасте я больше хотел игрушечный меч, чем сестренку, — фыркнул Кайл, не сдержавшись.

А я уж было приготовилась услышать историю о небывалой нежности и братской любви, возникшей в один момент. Но, наверное, действительно странно ожидать от пятилетнего малыша моментально возникшей симпатии к новорожденной сестре.

Завозившись, Кайл прижал меня к себе еще сильнее, причиняя легкий дискомфорт. Но я промолчала, понимая, что ему это нужно. Крепко зажмурился, воскрешая в памяти старые воспоминания и, тяжело вздохнув, продолжил рассказ. Было видно, что это годами давило на него, точило душу изнутри, и только сейчас он наконец-то смог со словами выплеснуть наружу всю боль, обиду, непонимание.

— Помню, Никки было уже около трех лет, когда мама чем-то сильно заболела, и отец повез ее в столицу к целителям, оставив нас. Он даже не удосужился сообщить, куда они уезжают и надолго ли. Мы три дня были одни в пустом доме, — Кайл прервался, закусив губу и снова зажмурившись.

От него хлынули волны горечи и всепоглощающей обиды, а также отголоски застаревшего ужаса, бессилия. Извернувшись, легко поцеловала его в макушку, успокаивающе погладив по спине. А у самой мороз прошел по коже, как только представила, что могли чувствовать дети, оставшиеся совершенно одни. Сколько Кайлу тогда было? Лет восемь? И маленькая сестренка на его руках.

— Знаешь, Никки тогда даже не плакала почти, только жалась ко мне постоянно и спать забиралась в мою кровать. А я больше всего боялся, что за нами не вернутся, и я не смогу, не справлюсь один с ней, понимаешь? Выдумывал какие-то игры, рассказывал сказки, следил, чтобы она постоянно была чем-то увлечена, а сам пытался понять, сколько осталось еды, и где я смогу достать еще. Вот, наверное, тогда и понял, что все сделаю для сестры, никогда не дам в обиду и не брошу, — от Кайла вновь повеяло отчаянием, он тяжело вздохнул, видимо, вспомнив, что все же пришлось нарушить обещание, бросив свою Никки.

Я снова успокаивающе погладила его по плечу, пытаясь хоть так оказать свою поддержку. Кайл продолжил рассказывать о своем детстве, болезни матери, равнодушии отца. Вскользь коснулся того, что изначально отец был довольно состоятельным человеком (что и немудрено — купил же себе рабыню), но увлекался азартными играми, потихоньку спуская свое состояние. Впрочем, Кайл все равно в основном говорил о своей Никки. Вспоминая все больше и больше историй о ней.

Мне до боли хотелось узнать, какими были маленький Кайл и его сестренка — наверняка с такими же пытливыми глазенками. Но я и так прекрасно знала, чем закончилась их история. Вернее, одного из них. И слушая, как он возился с малышкой, сам будучи еще совсем ребенком, ощущала, как гулко колотится мое сердце. А память неуклонно подбрасывала подробности другого нашего откровенного разговора, когда Кайл рассказывал об издевательствах всех его прошлых хозяев.

— …А затем матери не стало. Она так и не оправилась от болезни. Отец заливал горе крепким алкоголем и днями пропадал в игорных домах, предоставив нас самим себе. Но так даже лучше. По крайней мере, никто не запрещал нам посещать бесплатную школу, находившуюся по соседству. И когда у Никки открылся магический дар, мы никому не сказали. Всё мечтали, что вот подрастет немного, и уедем в большой город, где она сможет поступить в какую-нибудь магическую Академию, а я в простую… — Кайл снова замолчал, собираясь с духом, но я и так поняла, что он подошел к самой тяжелой части истории своей жизни.

— Дар? Она маг? — зацепилась я за новую подробность, немало удивившись. Юные маги редко могут контролировать свой дар, и так просто его не утаить. Разве что она целитель либо…

— Менталист. Не знаю, насколько сильный. Но ей подходило. Вечная защитница угнетенных, поборница справедливости, противница рабства. Мечтала вырасти и стать следователем, находить преступников, передавая их в руки закона… Знаешь, она бы не смогла жить в неволе. Сломалась бы быстро, и ее внутренний огонь погас. Думаю, отец это тоже понимал, потому и сказал сначала мне о своих планах, намекнув на существование другого варианта…