Хха догадался, что вообще не видел ее глаз при солнечном свете.

Каре-золотые глаза расширились, девушка положила рыбу и вслух повторила ту единственную мысль, что затмевала ей все остальное:

— Я тебя хочу!

Хха молчал.

Индейцы тоже помолчали, потом сказитель, в своей великой образованности понимавший, что любому молчанию должны иметься пределы, вытер с носа золу и сказал:

— Не хочу показаться грубым, но хочется спросить прямо — ты вообще-то здорова? Нормальные люди иначе формулируют свои мысли. Да и бессмысленно ведь этак вопиюще нагло жабу выдувать: я хочу! Допустим, ты хочешь, а он — нет, он не хочет.

— Он хочет! Я знаю, — убежденно прошептала Си, и далее попыталась отвечать по порядку: — Не знаю, что такое «формулировать». И я не здорова. Во мне кровь дарков, они здоровыми не бывают. Но я многое могу. Я умная и все выдерживаю.

— Ты вот глупого не болтай! — потребовала Трик, подвешивая котел над огнем. — Думаешь, мы дарков не знаем? Они вполне здоровые, если им рук не ломать, и уж явно поумнее тебя будут.

Гостья тряхнула головой, яркие локоны обмели узкие плечи, и Си таким знакомым и отвратительным жестом вывернула запястье, и, демонстрируя пустую ладонь, предположила:

— Мала. Доля дарка во мне мала. Ну и что? Хха, я тебя хочу.

— Нет, я не могу назвать тебя безумной, — вежливо намекнул Джо. — Ты чересчур странна даже для безумной. Прекрати повторять свое «хочу». Не думаешь же ты, что мы немедля свяжем нашего воина и подарим тебе?

Си вздрогнула:

— Нет, вязать не нужно. Я была глупа, когда заперла его. Я сразу поняла и вернулась, но его уже не было.

— Он — хайова! Чего ж ему сидеть и тупо ждать за решеткой, — проворчал сказитель. — Слушайте, это какая-то странноватая история. В смысле, и вы, калатерская леди, очень странная, и все остальное странное. Я бы даже сказал — абсолютно неправдоподобное и сюр-ррреалистическое. Ты чего в такую даль тащилась?

— За ним, — тонкий палец гостьи указал на Хха. Ноготь на пальце был коротко подрезан, нормального цвета, но все равно удивительно ровный.

Ноэ возмущенно заерзал:

— Нет, и как это должно выглядеть⁈ Ты берешь его под мышку и уносишь? И куда?

Си пожала плечами:

— Не знаю. Но он же мой.

— Видимо, нам нужно поесть, — предположил вождь. — Иначе эта безумица вновь повторит «я его хочу», и уже все мы почувствуем себя очень странно на голову. Трик, налей еды гостье.

Племя доедало похлебку и беседовало с гостьей о рыщущих стражниках, пересохших колодцах и коварных придорожных шакалах. Индейцев интересовало, как вообще бестолковая городская девка могла зайти так далеко и остаться живой? Хха не слушал. Он чувствовал себя глупым и абсолютно бессильным. Наверное, когда к цивилизованным, верующим людям заявляются их боги и объявляют «ты умер, иди со мной», получается так же. О тебе говорят, решают, что с тобой делать, как и о чем теперь ты должен думать, а ты сидишь и молчишь. Но что общего у Си с придуманными богами? Ее создали глупой и для глупостей.

Раньше не-шаман просто не предполагал, что кого-то можно одновременно и ненавидеть, и жалеть. И хотеть…. Она вовсе не разучилась держать ноги обольстительно подогнутыми, платье по-прежнему удивительно изящно обтягивало неширокие, но такие округлые бедра, и….

Думать об этом было нельзя. Она чувствует. Без подробностей, но, несомненно, чувствует, хотя и не смотрит.

…— Притворяться некрасивой проще, чем наоборот. Я удивилась этой легкости, — поясняла девка, выгребая ложкой наваристую гущу со дна котла.

— И что, прилично кормят за шитье? — удивлялся сказитель.

— Я очень быстро шью и умею ткань экономить. Думаете, в замке меня деньгами задаривали? Лорды развлекаться любят, а не серебро с легкостью раздавать. Я богатое платье сшить могу за полдня. И перешить, перелицевать, корсаж подогнать…

Хха почувствовал на себе мгновенный взгляд девушки. Сыта, чуть успокоилась, но мысль все та же. Хотя еще и индейские леггины ей очень понравились. По неприличной причине.

Снова глянула, видимо чувствуя, что стрела неприличной мысли пронзила защиту хайова, и он внутренне корчится, напрягается, пытаясь противостоять яду.

— Нет. — Вслух ответил Хха очередному «я тебя хочу!» ярко вспыхнувшему в черно-красной голове.

Племя уставилось на него, гостья на миг закрыла глаза. Не-шаман знал, что плакать она не умеет — не научили. Но если бы и умела — хоть обрыдайся, ничего не получится. Лучше сказать об этом всем, — и себе, — прямо.

— Я больше не могу, — сухо объявил Хха. — Я не могу решить, и я иду на охоту. Встретимся на кочевке.

Он взял только лук и стрелы. В спину смотрели, очень молча смотрели. Не-шаману нечего было возразить — он глуп. Но иной раз лучше глупость, чем трусость жалости и жадность похоти.

Полегчало только у лошадей. Не-шаман быстро оседлал обрадованную ФФ, и они направились ближайшей лощиной прочь от лагеря.

Шли не быстро, но безостановочно, Хха часто покидал седло, шагал рядом с лошадью — размышляли о том, что травы здесь иные, совсем не те, что южнее, и о прочих интересных вещах. Удалось подстрелить длиннохвостую упитанную птицу. Уже в сумерках, ощипывая добычу и откладывая самые ровные яркие перья — стоило попробовать их в оперении стрел — не-шаман сказал лошади:

— ФФ, я большой глупец. Аб-солютный — как объявил бы наш сказитель.

Кобыла не была в этом столь уверенна. Каждому доводилось скакать в ненужную сторону. Но ведь как сразу узнать, куда тебе вообще нужно? Это только потом все очевидно.

Это было верно. Лошади очень мудры. Хотя чаще люди на них ездят, чем наоборот. Всё как с девицами, будь они прокляты.

К племени не-шаман присоединился только через четыре дня. Со скалистого холма было видно, как неторопливо пересекают прерию всадники и вьючные лошади. Хха тщательно пересчитал всадников, перепроверил — трое…. Облегчение и горечь одинаково выедали сердце. Хайова стукнул себя в грудь и запрыгнул в седло:

— Пойдем, ФФ. Что бы они со шмондой не сделали, они это сделали.

Племя остановилось, поджидая не-шамана.

— Наконец-то! — крикнула Трик. — Ты мог бы появиться пораньше. Мы тебе вчера похлебку оставляли. Удивительную! Ночевали у озерца и сказитель наловил таких усатых… «раки» называются. Мы их сварили с пшеном и корнями бородачки.

— Да, хороший суп получился. Но пришлось съесть, а то бы испортился, — пояснил Ноэ.

— Я сыт, — не-шаман смотрел на Джо.

Вождь ухмылялся. Многозначительно.

— Нет, ты весьма бледен, Хха, — ехидно обеспокоилась девчонка. — Наверняка голоден. Дать лепешку?

— Езжайте, болтуны, — вождь махнул рукой, указывая юным воинам направление. — За тем гребнем посмотрите: ручей или река должны быть видны. Остановимся, спешить некуда.

Сопливые насмешники и вьючные лошади двинулись вперед. Все усиленно старались не оглядываться.

— Мы ее не убили, — сказал Джо. — Но она больше не придет. По-крайней мере, в ближайший год.

— О! — только и вздохнул не-шаман. ФФ под ним, почувствовав, что всаднику стало вдесятеро легче, обрадовано зафыркала.

— Да, мы так ничего не решили, — вождь вновь ухмыльнулся. — Но к нам в гости зашла тетка Эл и все решила за нас. Жалела, что не застала тебя, но мы думаем, привирала. Она знала, что тебя нет. Вот — подарок тебе передала.

Хха взял что-то странное, из необычной черной ткани, с болтающимися необычайно легкими ремнями и пряжками.

— Похоже, ты не видишь что держишь, друг, — сочувственно усмехнулся Джо. — Напрасно. Это отличная вещь, мы тебе завидуем. Но ладно, слушай. Оборотниха забрала твое проклятье. Говорит, «на перевоспитание и испытание», у нее, у оборотнихи, есть солидный опыт в целительном излечении шмонд. Хотел бы я знать, в каком искусстве у тетки Эл нет опыта? В общем, сейчас прекрасная Си далеко. Не знаю, как летучая оборотниха уходит даже без дири-жабля…