Я прикрыла голову, когда часть жара от этой вспышки донеслась до меня. От тепла плавился лёд вокруг.

Вновь подняв взгляд, я увидела, что пылающие ведьмы странным образом повисли в воздухе, как пламенные мотыльки в ночном небе. Одно за другим их обгоревшие тела стали падать в море.

Салем опустился ко мне со свирепым выражением на лице. Я потянулась к нему, и он крепко обхватил меня за рёбра. Когда он поднял меня в воздух, я прильнула к его тёплому телу.

От Салема исходил жар, и я таяла в его объятиях. Но когда я выглянула поверх его плеча, поверх хлопающих крыльев, моё сердце ёкнуло. Ведьмы с нами ещё не покончили.

Пламя в воде погасло, но они до сих пор были живы. Пар валил от их обожжённых тел, пока они барахтались в море.

Затем одна из них воспарила над волнами, и пена взметнулась вокруг неё, когда она поднялась в воздух. Она летела за нами, и осколки льда заострялись на кончиках её пальцах.

— Мы отомстим за твою единственную истинную любовь!

Ведьма с силой врезалась в нас, пронзив когтями крылья Салема. Он тут же выронил меня, и я стремительно рухнула вниз.

Я упала на воду спиной. Я поморщилась, на мгновение забарахтавшись в воде, пока не приняла нормальное положение. Я подавила в себе боль от падения.

Из воды я посмотрела на Салема. Он описывал круги возле ведьмы в воздухе, достав из ножен свой меч.

— Сдайся сейчас же, — прошипела она. — Иначе мы найдём тебя. Мы знаем твой секрет.

Тело Салема пылало огненной магией, и языки пламени трепетали на его крыльях. Он замахнулся на ведьму, лезвие описало дугу в воздухе, и клинок рассёк её горло. Её голова упала в море первой, а тело оставалось подвешенным в воздухе на тревожно долгий момент.

Затем торс тоже резко рухнул, бухнувшись в море.

«Боги, вытащите меня отсюда».

Когда я снова посмотрела вверх, Салем сиял светом звезды, и его крылья пылали.

Его глаза превратились в языки пламени. Огонь на его теле постепенно погас, и он стряхнул с себя пепел. Затем хрустнул шеей и убрал Светоносного в ножны.

Он нырнул ко мне и опять подхватил меня из воды, обняв сильными руками. Лунный свет искрил в каплях воды на резких линиях его подбородка. Когда он крепко прижал меня к себе, я задрожала. Он поднимал меня в воздух, как застывшую невесту из моря.

Пока мы проносились над водой, волны под нами бились, и морские брызги увлажняли наши тела.

Я стиснула зубы.

— Итак, Салем. Что за история с «единственной истинной любовью»?

Воцарилось молчание, и он смотрел вперёд. Что-то в выражении его лица изменилось, его собранность немного надломилась. В этот момент он выглядел… потерянным.

Наконец он произнёс «Я не могу об этом говорить», да так тихо, что я едва расслышала его.

Моё нутро сжалось. Так вот какой секрет он хранил, вот что раздирало его изнутри.

— Почему? Обычно ты просто выкладываешь всё как есть.

Он открыл рот, и его руки, обнимавшие меня, сжались. Для него так нехарактерно не иметь возможности выдавить из себя слова.

— То есть, у тебя есть и наречённая, и истинная любовь? — настаивала я. — Похоже, у тебя имеется просто непристойное количество женщин.

— Истинная любовь, — его ладонь крепко сжимала моё бедро. — Я бы вовсе не так это описал.

— А как бы ты это описал? — я осознала, что не могу скрыть раздражение в своём голосе.

— Я правда не могу.

Мои руки крепко обхватывали его шею, тело находилось так близко к нему, и я не сомневалась, что он почувствовал, как я напрягаюсь от раздражения. Но мне-то какое дело? Мы не давали друг другу обещаний. Наша ситуация со связью наречённых являлась странным поворотом судьбы, о котором мы оба сожалели, и ничего больше.

Он испустил протяжный вздох.

— Я бы объяснил это, если бы мог, Аэнор, но я не могу. Это часть… — он умолк, посмотрев в ночное небо. Затем он снова взглянул мне в глаза с каким-то свирепым выражением. — Слушай, Аэнор. Давным-давно великая звезда, горевшая как факел, пала с небес. Она пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде — Полынь[2].

Какого чёрта?

— Почему мы говорим загадками?

— Потому что это лучшее, на что я способен.

— По эмоциональным причинам?

— Нет, — он прочистил горло. — По магическим.

Я медленно кивнула.

— Ладно. То есть, по какой-то причине ты не можешь сказать мне прямым текстом, и я должна догадаться через эту шараду о Полыни.

Он кивнул.

Я нахмурилась, обдумывая то, что он сказал.

— Ладно. Звезда, павшая с небес — это ты, верно? Ты был вечерней звездой. Ты склонен гореть, и ты пал на Землю. Но остальное… Полынь…

Салем слегка согнул крылья, поднимая нас выше. Левая сторона моего тела казалась оледеневшей, мокрая одежда замерзала на осеннем ветру. Моя правая половина согрелась от стальной печки его тела. Я уютно устроилась в его объятиях, пытаясь разгадать загадку.

Недалеко от места, где я жила в Лондоне, существовала Полынная улица (Вормвуд-стрит), и она сворачивала на улицу с названием Лондонская Стена (Лондон-Уолл), которую окрестили так потому, что когда-то она была частью стены вокруг города. Должно быть, Полынная улица тоже проходила по тому месту.

Так почему Полынь? Кажется, она упоминалась в «Гамлете», как что-то негативное. Растение или трава, горькая или ядовитая, её лучше избегать. Трудно проглотить. И видимо, она росла на Лондонской Стене или возле неё, отсюда и название улицы.

— Полынь — это звезда, названная в честь горького растения, — сказала я. — И это растение росло за городскими стенами.

Салем не отрывал взгляда от небес и как будто обдумывал собственные слова.

— Это слово иногда использовалось в английских переводах древних текстов, но оно изменилось. Раньше оно означало нечто иное.

В древнем мире пребывание за воротами города было тяжёлым. Салем был изгнан в дикие земли за пределами Иерусалима; в Лондоне же за стены выбрасывали тела казнённых преступников и мёртвых собак. По ту сторону городских ворот можно было встретить прокажённых и проклятых. Тех, кому не дано вознестись на небеса. Именно там сгнивали проклятые, впавшие в немилость… там Салем сжигал своих жертв, туда тела изменников выбрасывали на съедение псинам.

Там росла полынь. Проклятые земли.

— Проклятие, — сказала я наконец. — Имя звезды — проклятая. Ты проклят.

При этих словах на его лбу засветилась слабая метка — бледное свечение восьмиконечной звезды.

И вот оно — его проклятье. Мой пульс участился.

Когда я проследила за его взглядом до неба, мне показалось, что вдалеке я увидела падающую звезду — ярко-голубой огонёк оставлял след, летя к земле. Его путь и отдалённость вызвали во мне ощущение бескрайнего одиночества… лишь полное уединение, будто я пребывала в вакууме, лишённая всякого смысла. Изоляция расколола мою грудь на секунду чистой, острой боли.

— И часть твоего проклятья заключается в том, что ты не можешь говорить об этом, — сказала я. — Вот почему ты используешь загадки вместо того чтобы просто сказать мне.

Его лицо засияло бледным светом.

Я догадалась верно.

Порыв солёного ветра обдал нас. Даже если я добралась до правды, и это проклятье мучило его, я всё равно не знала его сути. И эта единственная истинная любовь повисла в воздухе как отдельное проклятье. Горькое как полынь, суровое как изгнание.

Мгновение спустя Салем сказал:

— Ты всё ещё мёрзнешь, Аэнор, — его лицо находилось так близко к моему, от его тела исходил жар.

Лёд в моей крови начал постепенно таять, и я снова взглянула на небо. Мы летели над океаном — только мы, лунный свет и волны.

— Каково было на небесах до того, как ты пал? — спросила я наконец. — Если ты можешь мне рассказать.

— Я был воином. Лидером небесного войска, истребителем демонов. Я жил в чистой благодати. И всё же, вопреки сражениям, именно тогда я в последний раз пребывал в умиротворении, а мой разум был спокоен. Здесь я иногда сплю, но никогда не отдыхаю по-настоящему. Будучи богом, я обладал бескрайним видением, когда хотел этого. Я видел величие вселенной вокруг меня, рождение далёких звёзд. Я чувствовал душу моей матери, моей сестры. Меня окружал свет и ощущение смысла.