Никите оставалось надеяться, что Тамара выдержит, не поддастся на легковесность разговоров. Как-никак опыт общения с высокопоставленными лицами был. Чья она дочь, в конце концов?
А сам Городецкий, хитрец, не стал давить на больную мозоль в виде межевых земель. Он вообще молчал про них, углубившись в историю своей жизни и воспоминания о лихой молодости. Надеется получить нужные данные через Светлану Павловну? Ну-ну. Надейся.
После воспоминаний снова посидели за столом без двух берегинь, и Городецкий позвал Никиту на зимнюю веранду, огороженную от улицы мощными панорамными окнами с закаленным стеклом. Сейчас здесь было прохладно благодаря распахнутым фрамугам под самым потолком. Свежий весенний воздух, напоенный ароматом яблок и сырой земли из сада, врывался легкими потоками внутрь, будоража кровь.
Следом за ними неслышно вошел слуга с серебряным подносом, на котором стояла бутылка хереса и два пузатых бокала. В качестве закуски были тонко нарезанные ломти копченого мяса и сыр. Поставив поднос на круглый лакированный столик с живописным натюрмортом в виде наборного шпона, он испарился, как будто его и не было.
Городецкий разлил херес по бокалам и жестом показал, что хотел бы выпить вместе с Никитой. Сделав пару глотков, патриарх спросил:
– Тебе не скучно, Никита Анатольевич? А то гляжу, весь вечер квелый ходишь.
– Не хотелось бы расстраивать вас, князь, – улыбнулся Никита. – Но в самом деле, сейчас не до веселья.
– Пф! – фыркнул старик. – Тебе повезло, что я не люблю всякие придворные выверты, эзопов язык, эвфемизмы всякие! Что думаешь – то и выкладывай! Я сам человек открытый, резкий и поэтому неудобный во всех смыслах! Не зря и живу здесь, а не в Петербурге или в Москве.
– Здесь лучше, – подтвердил Никита, – в качестве пенсионера или доживающего свой век землевладельца.
Городецкий захохотал, запрокинув седую голову. Даже какая-то жилка затрепетала на шее. Потом сделал еще один глубокий глоток и отставил бокал.
– Ну, вот, узнаю назаровскую породу! Сразу повеяло добрыми воспоминаниями, когда мы с твоим дедом, сцепившись, спорили до хрипоты обо всем на свете. Великий антагонист, эх! Ну, тебе неинтересно со мной, вижу. Ждешь от меня какой-то пакости. А зря. Я чужого не беру, своего не отдаю.
– К чему эти предисловия, Леонид Сергеевич? – вежливо поинтересовался Никита. – Я тоже не любитель топтаться кругами. Тем более что ваша позиция мне ясна.
– Возненавидел старика? – усмехнулся патриарх. – А ты не торопись. Если наши жены договорятся между собой – быть нам добрыми соседями. Я-то, знаешь, Светочку всю жизнь боготворю и слушаюсь, как мальчишка сопливый, ей-богу. Сколько раз отводила своей Силой от меня смерть, не поверишь.
Никита навострил уши. Неужели старик начнет раскрывать свою душу незнакомому, в общем-то, человеку, да еще молодому и не битому жизнью. Ага, не стал. Помолчал, что-то прикидывая в уме, махнул рукой.
– Было, было. И ты не пренебрегай советами берегини.
– И все же? Насчет добрососедства, – с любопытством напомнил Никита.
– Как ты сам смотришь на совместные проекты? – Городецкий заметил, что гость осушил свой бокал, и снова налил янтарно-соломенный напиток. – Скажем, строительство туристического комплекса возле Белозерска, катание на яхтах, катамаранах, прочие развлечения.
– Совместный пай на ваших землях? – удивился Никита. Сильно удивился. Настороженности не было. К чему бы Городецкому строить какие-то интриги далеко от Вологды?
– Да, на моих, – подтвердил старик. – Но не за просто так. Выдохни спокойно. Я еще не выжил с ума, чтобы совать руку в пасть зубастой щуке. Хе-хе! Да не сердись, я с особым почтением, Никита Анатольевич!
– Что в обмен?
– Акции «Изумруда», – припал к бокалу патриарх.
– Да зачем вам акции техномагической корпорации? – изумился Никита.
– Внукам, – ответил князь. – Твоя империя сейчас имеет высокую ликвидность, и в будущем я не вижу никаких предпосылок к падению. Тем более что за твоей спиной стоят очень высокие люди.
– Все равно рискуете, – покачал головой Никита. – А если со мной что случится?
– Так для чего Константин Михайлович скупал акции год назад с помощью спекулятивных операций? – хитро прищурился патриарх. – Не просто же так, да?
– И откуда у вас такие сведения, Леонид Сергеевич? Просто поражаете осведомленностью.
– А я не зря некоторое время жил в столице, остались друзья…
– Надеюсь, не из клана князя Балахнина?
– Алексей Изотович весьма влиятельное лицо в России, но я стараюсь не пользоваться его услугами.
Посыл оказался прямым, как штыковой удар. Возможно, что Городецкий хорошо осведомлен об отношениях Никиты с Балахниным и, исходя из ситуации, выстраивает свою линию поведения. Тут бы не поддаться на уловки опытнейшего старика.
– Значит, вы хотите пустить меня в долю взамен на процент акций «Изумруда»?
– А тебя не устраивает мое предложение? В прошлом году Белозерск испытал весьма большой наплыв желающих комфортно отдохнуть. С нашими капиталами можно развернуться во всю широту славянской души. Бернские озера или Баден-Баден игрушкой покажутся.
– Н-да, оригинально, – покрутил головой Никита. – И неожиданно…
– Так я не тороплю, – добродушно ответил Городецкий. – Можешь обсудить мое предложение с финансистами, адвокатами, знающими мою кухню людьми. Я не собираюсь ничего прятать от будущего партнера, надеюсь.
– Хм, а какой процент акций планируете за туристический пай?
– Пять, не меньше, – старик блеснул глазами, не потерявшими юношеский задор.
Никита сдержался. Городецкий его явно провоцировал. Доходы его клана не были настолько малы, чтобы так нагло требовать за пай пять процентов акций! Улыбнувшись патриарху, давая понять, что расценил ход князя правильно, отрезал:
– Два процента. Даже мой тесть не просил больше пяти.
Старик кивнул, нисколько не обижаясь и не сердясь. Допил херес, аккуратно поставил бокал на поднос, взял пластину копченого мяса и крепкими зубами перемолол его, ощущая послевкусие напитка.
– А если все же пять, но за информацию? – все-таки выложил напоследок хитрый лис.
– Какую, Леонид Сергеевич? – странная настойчивость патриарха уже раздражала.
– Могу сказать, как звали твоего отца, – Городецкий впился взглядом в лицо вздрогнувшего Никиты. Молодой парень еще не умел держать такие удары. Но князю и не нужны были доказательства его слабости. От таких новостей кого угодно кондрашка хватит. – Из чьего Рода, чей сын…
– Интересно, – кашлянул Никита, ощущая сухость в горле. – Откуда бы?
– Не забывай, Никита Анатольевич, какими мы были соседями с твоим прадедом. Хоть и грызлись, но знали друг о друге столько всего, что опасно было делиться с кем-то третьим.
– Да мне как-то сейчас не до этого, – пожал плечами волхв. – У меня вообще до шестнадцати лет не было настоящей семьи, и ничего – пережил. В Албазине, кстати, приемные отец с матерью, сестра. На что мне имя человека, бросившего мать в трудную минуту? Прощение или раскаяние в его глазах увидеть?
– Разумно, – кивнул князь. – Ну, сам смотри. Не буду учить, как лучше поступить. Захочешь услышать его имя – милости просим в мой дом. Вот тогда и поговорим по-настоящему.
Стеклянная панель снова была поднята, отсекая любую возможность сидящим впереди прислушаться к разговору молодых супругов. Никита с некоторой долей растерянности передал разговор с Городецким, особенно последнюю его часть.
– Представляешь, пять процентов акций за имя человека, бросившего мою маму в трудную минуту! – Тамара никогда еще не видела своего мужа одновременно и злым, и раздраженным, и по-мальчишески обиженным. – И еще намекнул, что настоящий разговор пойдет только после моего согласия!
– А что ты хотел? Переиграть старого хрыча на его поле? – удивилась девушка, поглаживая Никиту по руке. – Игрок высочайшего класса, как его охарактеризовала Светлана Павловна. Столько лет прожить под одной крышей и тонко чувствовать любую фальшь в словах… Это надо уметь.