«Ты знаешь свою тайную мечту?» — все спрашивает Элина.

Вытерев левой рукой слезы, Аня преподнесла одну свечу к губам, потом зажгла ее фитилек у лампадки и поставила перед иконой на высокий золотого цвета подсвечник. После, поцеловав вторую, Аня подожгла и поставила ее рядом с первой — перед образом Богородицы с младенцем на руках.

3

В квартире стоял застоявшийся, спертый воздух. Окна были закрыты — третий месяц не проветривали помещения. Из щели в дверце старого холодильника доносился зловонный запах чего-то давно стухшего. Аня и не заглядывала внутрь; возможно она, погруженная в свою печаль, вовсе не почувствовала запаха, но цветы на подоконнике кухни — уже засохшие и почерневшие, листьями опавшие на пол, были замечены девочкой сразу.

Достав кружку из шкафчика, она набрала в нее холодной воды из под крана и полила потрескавшуюся сухую землю горшков. Она прекрасно понимала, что растения не воспрянут; ни вода, ничто уже не поможет скованным окаменевшей землей корням, но полить надо было обязательно — проявить внимание, даже к когда-то существовавшему стало для Ани важным. Вылив воду, она сама стала жадно хватать губами холодную струю из под крана, и напившись, пошла в комнату, где открыла настежь окно.

В стекле распахнутого окна Аня увидела свое отражение — прозрачное и блеклое, словно она призрак, который с каждой минутой все стремительнее растворяется в воздухе, и казалось, вот сейчас, на собственных глазах, исчезнет навсегда. Еще оставались черные тени вокруг глаз, струйками спустившиеся до самого подбородка, огибая рельеф ее лица у носа, щек и выпяченных в горестной тоске губ. Пока еще спускались на плечи и грудь черные спутанные волосы — отсыревшие от уличной мороси.

С отвращением отпрянув от собственного отражения, Аня подошла к старому комоду в комнате и достала из выдвижного ящика большие ножницы для кройки ткани, а после направилась в ванную, где встала напротив зеркала. Вытягивая свои длинные волосы, Аня нещадно отсекала их по самые плечи; делала это небрежно и даже с какой-то злобой, бросая отрезанные пряди в раковину. Спустя короткое время, Аня, вертя головой у зеркала, любовалась своим новым образом — небрежно и криво состриженными волосами до плеч. Понравилось — она улыбнулась себе, но губы ее лишь вытянулись на измученном, бледном лице с затертыми до отсутствия выражения глазами. Но когда Аня смыла свои тени и подтеки на лице, вид ее стал немного лучше. После она долго причесывалась у зеркала и закончив приводить себя в порядок, также измучено улыбнулась самой себе и пошла на кровать, где бросила куртку на стул, сняла ботинки и упала головой на подушку.

Тишина, лишь шелест тревожимых ветром листьев деревьев, что стоят вдоль тротуара под окнами. Вдали послышался убывающий звук автомобиля. На улице пусто, как и на душе Ани. Она заметила, что дыхание ее стало каким-то хриплым и прислушалась к нему: как легкие медленно вбирают прохладный воздух, задерживают, потом выпускают обратно — теплый, и снова вбирают прохладный… А сердце все стучит — тяжелое, неспокойное и тревожное. Звук помогает — он отвлекает. Тишина же пробуждают мысли, образы которые становились все более нестерпимыми. Они и так опустошили, иссушили ее как только можно; выжали из измученной Ани все силы через ее слезы. Но и хрип дыхания, и биение сердца, стали удобным фоном — замкнутым кругом возвращающим лица утерянных людей.

— Мама, — со слезами сорвалось у Ани. — Мамочка. Прости…

Грудь задрожала, краткими порывами выдыхая через нос набранный воздух. Лицо с болью сжалось.

— Мама… Мамочка… — в сумраке пустой квартиры раздавался стон Ани.

— Мамочка. Прости… Прости… Прости меня.

Солнце, миновав горизонт, погружала землю в ночь. Свет как выпрыгивал через окно и убегал на улицу догонять уходящее солнце.

— Ну как же так! Лена! Подружка моя… — разрывалась Аня, но вскоре успокоилась, заснув.

Проснулась она через часа четыре от шума сильного ливня, стучащего по крышам домов и заливающего пол комнаты. Ане казалось, что от силу она спала минут пятнадцать, может двадцать. Думала, что слышала, как начинали стучать редкие грузные капли, как завыл ветер, а потом дождь шквалом обрушился на улицу Ветхую, в комнату квартиры на третьем этаже и теперь уже заливает ее пол.

Пробудившись, Аня лежала на боку, уткнувшись лицом в стену и поджав ноги от сырой прохлады, заносимой с улицы. Ей приснился сон — очень яркий и запоминающийся, слишком отрадный, чтобы в такой тяжелый час, проснувшись, отбросить его как ненужное воспоминание. Наоборот, она лежала на боку, всматриваясь во тьму, которая сгустилась между ее глазами и стеной, и вспоминала в деталях, с наслаждением, стараясь заново и в полной мере прочувствовать каждую секунду явившегося сновидения.

***

Ожидание. С чувства ожидания начинается сон Ани, и только потом она, лежа на кровати постоянно затемненной густыми ветвями деревьев за окном палаты, всматривается в потолок. Она беззаботно, умиротворено себе лежит, закинув руки за голову и рассматривая мелкие трещины на побелке. Ничего не торопит Аню, она может лежать так весь день, ведь следующий будет точно такой же — беззаботный и умиротворенный.

Ожидание. Ожидание будто бы подстерегает в дверях палаты. Аня лениво, неохотно поворачивает голову и видит Элину, стоящую в самых дверях во весь рост; с той же безупречной осанкой, гордой, но не надменной. На ней было белое чуть ниже колен облегающее талию платье, в бедрах плавно переходящее в голубой цвет и строго скрывающее грудь высоким декольте. Волосы Элины были завиты в шикарные кудри, элегантно ложащихся на ее плечи и грудь. Лицо светилось будто неземной, как спустившейся с незримой высоты радостью, заметив которое Аня немного растерявшись улыбнулась подруге в ответ.

— Не бойся, Аня, — обнажив словно прозрачные зубы, сказала Элина. — Больше к ним спускаться не надо.

Аня молча продолжала смотреть на подругу. Она поняла, что Элина сказала что-то очень важное, но вникнуть в смысл ее слов не собиралась. Очень восхищало и затмевало любое сказанное то, как выглядела Эля; ей очень хотелось заметить вслух необыкновенное преображение подруги, сделать комплимент, но никак не могла подобрать подходящих слов, а потому продолжала с восхищением, приоткрыв от восторга рот, разглядывать блистательную, невероятно красивую Элину.

— Ну что же ты лежишь, лентяйка? — Уперла она руки в бока. — Пока ты тут спала, они пришли и дожидаются тебя. Не хорошо заставлять их ждать, — игриво упрекнула она Аню.

Аня незамедлительно соскочила с кровати и забыв про тапочки босиком выбежала в залитый ослепительным солнечными светом коридор. Местами он будто мелькал золотистыми оттенками. В коридоре никого не было, кроме сидящих на диване двух дорогих Ане людей: Лены и мамы — живых, здоровых и радующихся вместе с Аней встрече. Это было заметно по их немного сдержанным, но счастливым лицам.

Подбежав, Аня растерянно — не зная как поступить дальше — встала напротив их светлых, живых глаз.

— Вот я и пришла, а думала ведь, что больше не оправлюсь, — сказала мама Ане. — И Леночка со мной, видишь?

Лена широко раздвинула в улыбке губы, украсившие ее и без того красивое лицо, и чуть склонив голову к плечу, живо, с любовью и всеми своими светлыми чувствами, какими в достатке обладала, замахала ладошкой Ане. Ее волосы вновь, как помнила Аня, заиграли в свете, блестя и переливаясь, кончиками побивая худенькую шею подруги.

— Как же ты похорошела, Анюта, — сказала мама. — Теперь совсем красавица.

— Вообще не узнать, — подтвердила Лена. — Другая Аня.

— Я все хотела вам сказать… — растеряно начала она, не прекращая разглядывать очень дорогих ей людей широко раскрыв глаза, но ее остановило мягкое, нежное прикосновение к плечу. Обернувшись, Аня увидела на себе ухоженную, красивую женскую руку, на среднем пальце которой красовалось маленькое золотое колечко со сверкающим камешком в нем.

— Теперь мы вместе, Аня, — покровительственно раздался женский голос над головой.