Германская система оповещения была полностью парализована. В районе от Кале до Гернси немцы имели не менее 120 крупных радарных установок для обнаружения наших конвоев и направления огня своих береговых батарей. Эти установки были сгруппированы в 47 станций. Мы обнаружили все эти станции и успешно атаковали с помощью ракет, сбрасываемых с самолетов, так что накануне дня "Д" из каждых шести станций работало не более одной. Действующие же станции были введены в заблуждение при помощи полосок станиоля, известных под названием «Уиндоу»; эти полоски ложно показали, будто на восток от Фекана направляется конвой, и таким образом немцам не удалось обнаружить действительное место высадки. Одна радарная установка около Кана осталась в строю и сумела обнаружить приближение английских войск, однако ее донесения не были приняты в расчет центральной станцией, так как их не подтвердила ни одна другая станция. Но это была не единственная опасность, которую удалось преодолеть. Противник, ободренный своим успехом, достигнутым два года назад, когда ему удалось незаметно провести через Ла-Манш корабли «Шарнхорст» и «Гнейзенау», построил много других глушащих радиостанций, чтобы чинить помехи кораблям, управлявшим нашими ночными истребителями, и радарным установкам, от которых зависел точный подход к берегу многих наших судов. Однако эти установки тоже были обнаружены и подвергнуты концентрированной бомбардировке нашей авиацией. Все они были уничтожены, и таким образом была обеспечена помощь со стороны наших радарных станций и радиоустановок. Можно отметить, что вся работа союзников в области радиовойны ко дню "Д" была проделана англичанами.

Весьма примечательно, что колоссальный и давно подготовлявшийся штурм оказался совершенно неожиданным для противника с точки зрения как времени, так и места. Немецкому верховному командованию сообщили, что в этот день погода будет слишком неблагоприятной для десантных операций, и оно не получало никаких свежих донесений авиации о скоплении тысяч наших судов вдоль английского побережья. Утром 5 июня Роммель выехал из своей штаб-квартиры к Гитлеру в Берхтесгаден и в то время, когда обрушился удар, находился в Германии. Шло много споров насчет того, на каком участке фронта союзники предпримут наступление. Рундштедт был твердо уверен, что наш главный удар будет нанесен через Па-де-Кале, так как это был самый короткий морской путь, суливший наиболее легкий доступ к сердцу Германии. Роммель долгое время был с ним согласен. Но Гитлер и его штаб, по-видимому, получили донесения, указывавшие, что основным полем битвы будет Нормандия[87].

Даже после того как мы высадились, колебания продолжались. В это критическое время Гитлер потерял целый день для того, чтобы принять решение о посылке двух ближайших танковых дивизий для укрепления фронта. Германская разведка весьма сильно преувеличила число дивизий и подходящих для этой цели судов, имевшихся в Англии. По ее данным, союзники располагали достаточными ресурсами для второй крупной высадки, так что Нормандия, возможно, являлась лишь предварительным и вспомогательным плацдармом. 19 июня Роммель сообщил Рундштедту: «… высадку в крупном масштабе следует ожидать на фронте Ла-Манша по обеим сторонам мыса Гри-Не или между Соммой и Гавром»[88] . Неделю спустя он повторил это предупреждение. Таким образом, лишь на третью неделю июля, через шесть недель после дня "Д", были посланы резервы из 15-й армии на юг от Па-де-Кале для участия в боях. Наши мероприятия по обману противника как до, так и после дня "Д" имели целью создать именно такого рода путаницу. Успех был замечательный и имел далеко идущие последствия на поле боя.

Когда время позволило, я сообщил одному из моих великих коллег следующее:

Премьер-министр — маршалу Сталину 14 июня 1944 года

"… В понедельник, как Вам, возможно, известно из газет, я посетил британский участок фронта. Бои идут непрерывно, и в то время у нас было четырнадцать дивизий, которые действовали на фронте приблизительно в семьдесят миль. Против этого количества противник имеет тринадцать дивизий, далеко не столь сильных, как наши. Противник спешно подбрасывает подкрепления из тыла, но мы думаем, что морем мы сможем доставлять свои подкрепления гораздо быстрее. Город кораблей, растянувшийся вдоль побережья почти на 50 миль и, по-видимому, находящийся в безопасности от нападения с воздуха и нападения подводных лодок, которые находятся так близко, представляет собой чудесное зрелище. Мы надеемся окружить Кан и, возможно, захватить там пленных. Два дня тому назад количество пленных составляло тринадцать тысяч, что превышает все понесенные нами до этого времени потери убитыми и ранеными. Поэтому можно сказать, что противник потерял почти в два раза больше, чем мы, хотя мы все время вели наступление. В течение вчерашнего дня продвижение было вполне удовлетворительным, хотя сопротивление противника усиливается по мере того, как в бой вводятся его стратегические резервы. Я считаю вполне вероятным, что мы развернем битву до таких размеров, когда в течение июня и июля в ней будет участвовать около миллиона с каждой стороны. Мы рассчитываем, что к середине августа у нас будет там два миллиона… "

В тот же день я написал президенту Рузвельту письмо, затрагивавшее различные вопросы, включая вопрос о поездке де Голля во Францию, которую я организовал без предварительной консультации с Рузвельтом.

После того как союзники высадились на берег, главная задача заключалась в том, чтобы закреплять и расширять занятые ими прибрежные плацдармы, создавая непрерывно развертывающийся фронт. Противник сражался упорно, и с ним нелегко было справиться. На американском участке фронта нашему продвижению мешали болота около Карантана и в устье реки Вир. Повсюду местность благоприятствовала обороне пехоты. Кустарники, покрывающие значительную часть Нормандии, окаймляют множество полей, разделенных валами, канавами и очень высокими живыми изгородями. Артиллерийская поддержка затруднялась тем, что местность недостаточно хорошо просматривалась, и к тому же было чрезвычайно трудно использовать танки. Бои все время приходилось вести пехоте, причем каждое небольшое поле представляло собой укрепленный пункт. Тем не менее дело шло успешно, если не считать того, что нам не удалось захватить Кан.

Этому маленькому, но знаменитому городку суждено было стать ареной ожесточенных многодневных боев. Для нас он был важен потому, что, помимо наличия к востоку от него местности, удобной для строительства посадочных площадок, он служил тем стержнем, вокруг которого вращались все наши планы. Монтгомери намеревался предпринять при помощи американских войск большой обходный маневр на левом фланге, в котором Кан служил бы левой осью. Этот город имел также важное значение и для немцев. Прорыв их линии в этом пункте означал бы, что вся их 1-я армия будет вынуждена отступить на юго-восток к Луаре, создав брешь между ней и 15-й армией на севере. Путь на Париж был бы открыт. Поэтому в течение последующих недель Кан стал ареной непрекращавшихся атак и упорной обороны, для подкрепления которой немцы перебросили значительную часть своих дивизий, особенно танковых. Это явилось и помощью, и тормозом.

Немцы, несмотря на то, что резервные дивизии их 15-й армии все еще оставались нетронутыми к северу от Сены, получили, конечно, подкрепления из других мест, и к 12 июня в бою участвовало двенадцать немецких дивизий, в том числе четыре танковые. Это было меньше, чем мы ожидали. В результате непрерывных бомбардировок все коммуникации противника были нарушены. Все мосты через Сену ниже Парижа и главные мосты через Луару были разрушены. Большинство воинских частей, посланных в качестве подкреплений, должно было пользоваться шоссейными и железными дорогами, проходившими через разрыв, образовавшийся между Парижем и Орлеаном, и, таким образом, подвергалось днем и ночью непрерывным и эффективным бомбардировкам нашей авиации. В немецком донесении от 8 июля говорилось: «Вся железнодорожная связь от Парижа на запад и юго-запад прервана». Противник не только не мог быстро перебрасывать подкрепления, но его дивизии прибывали по частям, слабо оснащенные, изнуренные длительными ночными переходами, и их бросали на передний край прямо с ходу. У немецкого командования не было никакой возможности сосредоточить ударные силы за линией боя для мощного координированного контрнаступления.