Наша небольшая экспедиция в составе не более 10 тысяч человек должна стартовать из Александрии или с юга Италии примерно в то же самое время, когда будет высажен парашютный десант, и после разминирования вступить в Пирей, чтобы сменить парашютистов, которые нужны будут в других местах. Вопрос о дате нужно обсудить самым тщательным образом. Однако мы должны быть там первыми; таким образом, можно будет обеспечить еще один десант без сопротивления.

Для выполнения этой операции потребуется американская транспортная авиация, и нам придется выделить часть минных тральщиков из операции «Дрэгон». При наличии больших военно-морских ресурсов это не должно представить трудности".

Я также телеграфировал президенту:

Премьер-министр — президенту Рузвельту 17 августа 1944 года

"В том, что касается греческой проблемы, мы всегда шли вместе в полном согласии, и я обращаюсь к Вам при каждом важном случае. Военный кабинет и министр иностранных дел очень озабочены тем, что произойдет в Афинах и в самой Греции, когда немцы потерпят крах или когда их дивизии попытаются эвакуироваться из этой страны. Если, после того как германские власти покинут город, начнется продолжительное междуцарствие до создания организованного управления, то весьма вероятно, что ЭАМ и коммунистические экстремисты попытаются захватить город и подавить все другие формы волеизъявления греков, кроме своей собственной.

Я поэтому считаю, что мы должны сделать приготовления через штаб союзников на Средиземноморском театре военных действий, с тем чтобы иметь наготове английские силы, не превышающие 10 тысяч человек, которых можно было бы отправить с помощью наиболее целесообразных средств в столицу, когда для этого наступит подходящий момент. В составе этих войск будут находиться парашютные войска, для чего потребуется помощь Ваших военно-воздушных сил".

Ответ президента, полученный более чем через неделю, имел решающее значение.

Президент Рузвельт — премьер-министру 26 августа 1944 года

«Я не возражаю против того, чтобы Вы начали подготовку с целью иметь наготове достаточные английские силы для сохранения порядка в Греции, когда германские войска эвакуируют эту страну. Я также не возражаю против использования генералом Вильсоном американских транспортных самолетов, которыми он будет располагать в то время и которые могут быть освобождены от других проводимых им операций».

Вечером 21 августа я встретил Папандреу в Риме. Он сказал, что ЭАМ присоединился к его правительству, потому что англичане заняли твердую позицию по отношению к ним, но греческое государство все еще не располагает ни оружием, ни полицией. Он обратился к нам с просьбой оказать помощь для объединения греческих участников сопротивления немцам. В настоящее время оружие находится только у тех людей, которые не должны им обладать, и они составляют меньшинство. Я сообщил ему, что мы ничего обещать не можем и не можем взять на себя обязательство послать английские войска в Грецию и что даже о самой этой возможности нельзя разговаривать открыто; но я посоветовал ему немедленно перевести его правительство из Каира, где царит обстановка интриг, куда-нибудь в Италию, ближе к штабу союзного верховного главнокомандующего. Он согласился это сделать.

Папандреу также жаловался на то, что болгары все еще оккупируют греческую территорию. Я сказал, что мы прикажем им отойти к своим границам, как только сможем заставить их выполнить наш приказ, однако с греческими претензиями к ним тут и на Додеканезах нужно подождать до окончания войны. Тем временем мы сделаем все возможное для оказания помощи и восстановления его страны, которая много пострадала и заслуживает самого лучшего обращения. Они, со своей стороны, также должны внести свою лепту, и лучшее, что Папандреу мог бы сделать, — это создать в Греции греческое правительство. С вопросами границ нужно подождать до мирного урегулирования.

В Риме я остановился в нашем посольстве, и наш посол Ноэль Чарльз и его жена делали все, чтобы облегчить мою работу и устроить меня комфортабельно. Руководствуясь его советами, я встретился с большинством главных фигур, оставшихся в итальянской политической жизни после 20 лет диктатуры, катастрофической войны, революции, вторжения, оккупации, союзного контроля и других зол. У меня были, между прочим, беседы с Бономи и генералом Бадольо, а также с товарищем Тольятти, который вернулся в Италию в начале года после длительного пребывания в России. Лидеры всех итальянских политических партий были приглашены встретиться со мною.

Наш посланник при Ватикане д'Арси Осборн отвез меня на машине в посольство. Здесь я впервые встретил наследного принца Умберто, который в качестве наместника королевства командовал итальянскими войсками на нашем фронте. Я, безусловно, надеялся, что он сыграет свою роль в создании конституционной монархии в свободной, сильной и объединенной Италии.

Рано утром 24 августа после моего краткого визита в Рим я возвратился на самолете в штаб Александера в Сиену; там я жил во дворце, находившемся в нескольких милях от штаба.

26 августа я продиктовал следующее послание Смэтсу, с которым все время поддерживал переписку:

Премьер-министр — фельдмаршалу Смэтсу 26 августа 1944 года

"Сегодня утром и днем развернется весьма важное сражение. Завтра оно будет в разгаре. Вот почему я пробуду здесь несколько дней. Потом мне нужно будет возвратиться в Англию, посетить Францию, а затем отправиться в Канаду на совещания, которые начнутся примерно в середине сентября. Я хотел вчера видеть южноафриканцев, но они были на марше.

Пока что операция «Энвил» дала эффект, противоположный тому, на который рассчитывали ее авторы. Во-первых, она вовсе не отвлекла никаких войск противника от генерала Эйзенхауэра. Наоборот, две с половиной — три дивизии германских тыловых войск, безусловно, достигнут основной линии фронта до того, как союзники высадят свои войска. Во-вторых, здесь создалось состояние застоя вследствие ослабления этих двух больших армий — 5-й и 8-й — и откомандирования из них руководящего персонала. Результатом этого явился отвод с итальянского фронта трех германских дивизий, включая одну весьма сильную танковую дивизию, насчитывающую 12,5 тысячи человек. Эти дивизии направились непосредственно в район Шалона. Таким образом, против Эйзенхауэра брошено около пяти дивизий, что не имело бы места, если бы мы продолжали здесь наше продвижение в направлении По, а в конечном счете и к великому городу (Вена). Я все еще надеюсь, что нам это удастся. Если даже война внезапно подойдет к концу, я не вижу никаких оснований, по которым наши бронетанковые войска не должны прорваться и достигнуть этой цели, ибо мы можем это сделать".

Мы выехали с Александером примерно в 9 часов. Наступление уже продолжалось в течение шести часов и, по полученным донесениям, шло успешно. Но никаких определенных заключений сделать еще нельзя было. С крепостных укреплений прошлых столетий открывался величественный вид. Можно было видеть весь фронт наступления 8-й армии, но густой дым разрывов артиллерийских снарядов в семи-восьми тысячах ярдов от нас застилал все.

Были получены донесения, что наши войска продвинулись на милю или на две за реку Метауро. Немцы стреляли из винтовок и пулеметов, укрывшись в густом кустарнике в долине примерно в 500 ярдах от нас. Линия нашего фронта простиралась под нами. Стрельба велась отрывочно. Я еще никогда не находился так близко к вражеской линии и никогда еще за время второй мировой войны не слышал такой сильной ружейной стрельбы. В целом 8-я армия продвинулась с рассвета примерно на семь тысяч ярдов на фронте в 10-12 миль и понесла не очень большие потери. Это было ободряющее начало.

Премьер-министр — президенту Рузвельту 28 августа 1944 года