— Джордж.

— Ну что же, какому бы наказанию я ни подвергся, развести нас не смогут, и это главное.

Ирис покачала головой.

— Не могу я так поступить. Не могу быть настолько легкомысленной. Зачем? Для чего?

Антони ответил:

— Поэтому-то я и спросил тебя сперва, веришь ли ты мне. Ты можешь на меня положиться. Так будет лучше. И ни о чем не волнуйся.

Ирис несмело произнесла:

— Если бы только Джордж узнал тебя чуточку получше. Пойдем со мной. Никого не будет. Только он и тетя Люцилла.

— Ты уверена? Я думал… — Он осекся. — Когда я поднимался по холму, я увидел человека, шедшего к вам… И, забавно, я узнал его. Мне уже приходилось с ним встречаться.

— Да, разумеется… я забыла… Джордж говорил, что ожидает кого-то.

— Человека, которого я увидел, зовут Рейс, полковник Рейс.

— Весьма возможно, — согласилась Ирис. — Джордж знает некоего полковника Рейса. Он должен был с нами обедать в тот вечер, когда Розмари…

Она замолчала, голос задрожал. Антони сжал ее руку.

— Не вспоминай, дорогая. Я знаю, это чудовищно. Она покачала головой.

— Не могу забыть. Антони…

— Да?

— Тебе не приходило в голову… ты не задумывался… — Она с трудом подбирала слова. — Тебя никогда не мучила мысль… что Розмари не покончила с собой? Что, возможно, она была… убита?

— Боже, с чего это ты взяла, Ирис?

Она не ответила. Снова спросила:

— Такая мысль не приходила тебе в голову?

— Разумеется, нет. Вне сомнения, Розмари покончила с собой.

Ирис промолчала.

— Кто тебе это внушил?

Мелькнуло искушение рассказать ему поведанную Джорджем чудовищную историю, но она сдержалась. Негромко произнесла:

— Просто подумалось.

— Глупышка, выбрось все это из головы. — Он помог ей подняться, чмокнул в щеку. — Милая психопатка. Забудь Розмари. Думай только обо мне.

Попыхивая трубкой, полковник Рейс внимательно посмотрел на Джорджа Бартона.

Он знал Джорджа с незапамятных времен, когда тот был еще мальчиком. Дядя Бартона имел по соседству с Рейсами дачу. Между ними было почти двадцать лет разницы Рейсу — за шестьдесят. Высокий, подтянутый, с военной выправкой, загорелым лицом, густой серебристой шевелюрой и внимательными темными глазами.

Между этими двумя людьми никогда не существовало особой близости. Просто Бартон напоминал Рейсу «юного Джорджа» — был одной из тех многочисленных смутных примет, которые связывали его с молодостью.

В эту минуту Рейсу подумалось, что он не имеет ни малейшего представления, для чего же он понадобился «юному Джорджу». Во время их нечастых свиданий у них не находилось о чем поговорить. Рейс вечно сидел на чемоданах, он принадлежал к тому типу людей, которым империя обязана своим появлением, — большую часть жизни он провел за границей. Джордж был типичный горожанин. Их интересы так различались, что при встречах, обменявшись банальными замечаниями о «старых днях», оба попадали в объятия молчания, благоприятствующего долгим и тягостным размышлениям. Полковник Рейс не был хорошим собеседником и мог бы служить превосходной моделью сильного, но не словоохотливого человека, столь любимого романистами предшествующих поколений.

Молчал он и сейчас, недоумевая, с чего это «юный Джордж» так настаивал на их свидании. Подумал он и о том, что за год, прошедший после их последней встречи, Джордж как-то переменился. Рейс всегда поражался Бартону как весьма нудному существу — осторожному, практичному, лишенному воображения.

С ним, подумал он, что-то стряслось. Суетится как кошка. Уже в третий раз закуривает сигару — совсем на него непохоже.

Рейс вынул изо рта трубку.

— Итак, Джордж, что с вами стряслось?

— Вы правы, Рейс, — стряслось. Мне необходимы ваш совет и ваша помощь.

Полковник выжидающе кивнул.

— Почти год назад вы были приглашены к нам на обед в Лондоне — в «Люксембурге». В последнюю минуту вам пришлось уехать за границу.

Рейс снова кивнул.

— В Южную Африку.

— На этом обеде умерла моя жена.

Рейсу стало не по себе.

— Знаю. Читал. Не стал говорить об этом и выражать вам сочувствие, поскольку не хотел ворошить прошлое. Но я скорблю, старина, вы это знаете.

— Да, да. Однако дело не в этом. Полагают, моя жена совершила самоубийство.

Одно слово привлекло внимание Рейса. Брови его взметнулись.

— Полагают?

— Прочтите.

Бартон сунул ему два письма. Брови Рейса еще более изогнулись.

— Анонимные письма?

— Да. И я им верю.

Рейс в раздумье покачал головой.

— А это уже опасно. Вы удивитесь, узнав, какое множество лживых писем вызывает всякое событие, получившее огласку в печати.

— Я это знаю. Но они написаны не сразу же — они написаны спустя шесть месяцев.

Рейс кивнул.

— Это другое дело. Кто, вы думаете, их написал?

— Не знаю. Не представляю. Дело в том, что я им верю. Моя жена была убита.

Рейс положил трубку. Слегка выпрямился.

— С чего это вы взяли? Раньше что-нибудь подозревали? А полиция?

— Когда все это случилось, я был ошеломлен — просто обескуражен. Выводы следствия сомнений не вызывали. Моя жена перенесла инфлюэнцу, была истощена. Никаких подозрений не возникало: самоубийство, и все. Понимаете, у нее в сумочке нашли яд.

— Какой яд?

— Цианид.

— Понимаю. Она отравила им шампанское.

— Да. В то время это казалось вполне правдоподобным.

— Она когда-нибудь угрожала самоубийством?

— Никогда. Розмари любила жизнь.

Рейс кивнул. Он лишь однажды видел жену Джорджа. Она показалась ему милой дурочкой, но, вне всякого сомнения, совсем не расположенной к меланхолии.

— Каково медицинское заключение о состоянии рассудка и все такое прочее?

— Доктор Розмари — пожилой человек, он лечил их семью, когда они еще были детьми. Так он в это время путешествовал по морю. Его молодой партнер посещал Розмари во время болезни. Я запомнил все, что он сказал: по его мнению, подобная разновидность инфлюэнцы может дать очень серьезные нервные осложнения. Джордж помолчал, а затем продолжил:

— Пока я не получил эти письма, я не разговаривал с постоянным врачом Розмари. Разумеется, о письмах я ничего не сказал — просто обсудили случившееся. Он сказал мне, что происшедшее очень его удивило. Он бы никогда этому не поверил. Розмари не имела ни малейшей склонности к самоубийству. Случившееся, по его мнению, свидетельствует о том, что поведение пациента предсказать невозможно.

Джордж опять замолчал, потом снова заговорил.

— После разговора с ним я понял, насколько сомнительно предположение о самоубийстве. Кроме того, я хорошо знал мою собственную жену. Она была очень неуравновешенной. Могла рассердиться из-за пустяка, могла совершить опрометчивый и необдуманный поступок, но у меня не было никаких оснований предполагать, что ей взбредет мысль «разом покончить со всем».

Рейс смущенно пробормотал:

— Может быть, у нее были какие-то иные причины для самоубийства, не зависящие от нервного истощения? Не была ли она чем-то расстроена?

— Я… нет… она, возможно, была немного нервной. Стараясь не глядеть на своего друга, Рейс сказал:

— Не любила ли она позировать? Вы знаете, я лишь однажды видел ее. Но есть люди, которые… хм… могут выкинуть такое коленце… обычно, если они с кем-нибудь поссорятся. Действуют по-ребяческому принципу: «вот я тебе покажу».

— Розмари со мной не ссорилась.

— Нет. Должен сказать, факт употребления цианида, как правило, исключает подобное предположение. Не такое это средство, с которым можно безопасно по-обезьянничать — и всем это известно.

— Разумеется. Кстати, если бы Розмари решилась что-то с собой поделать, отважилась бы она на такое? Болезненно и… и отвратительно. Более подошла бы солидная доза снотворного.

— Согласен. Известно, где она купила или достала цианид?

— Нет, но она была с друзьями за городом, и там они травили осиные гнезда. Возможно, тогда она и взяла щепотку цианистого калия?