— Его повесят? — все еще всхлипывая, спросила мисс Харрисон.

— Ну, нужны еще доказательства, чтобы убедиться, кто истинный убийца: доступ к яду, способ, каким яд был применен, и кое-что еще.

— Но, господин Пуаро, а что, если он в этом не замешан? Ну, совсем нет.

— В этом случае, — Пуаро пожал плечами, — суд его оправдает.

— Дело в том, начала после небольшой паузы мисс Харрисон, — что у меня есть факт, о котором мне следовало бы рассказать вам раньше, но тогда я не придала ему большого значения.

— Я предполагал, что вы кое-что скрываете от меня, — укоризненно сказал Пуаро. — Я вас слушаю.

— Однажды, когда я зачем-то спускалась в амбулаторию, я увидела, что мисс Монкриф делала что то странное.

— Что же?

— Это звучит довольно глупо. Она наполняла свою розовую, покрытую эмалью пудреницу…

Она замолчала.

— Ну и чем же? — спросил Пуаро.

— Каким-то порошком белого цвета, но это была не пудра. Она насыпала его из какой-то бутылочки Увидев меня, она вздрогнула, быстро захлопнула пудреницу и сунула ее в сумочку, а бутылочку так быстро поставила в буфет, что я даже не успела заметить, что это было. Может, в этом ничего дурного и не было, но сейчас… после вскрытия… когда известно, что бедная миссис Олдфилд была отравлена…

Она снова замолчала.

— Извините, мадам. Я оставлю вас на минуточку, — сказал Пуаро и вышел из комнаты. Разговор с сержантом Греем из полиции графства Беркшир занял у него несколько минут.

Вернувшись в комнату, он сел напротив мисс Харрисон, и некоторое время они молчали.

Пуаро вспомнил лицо рыжеволосой девушки и ее слова, произнесенные твердым голосом: «Я не согласна». Джин Монкриф была против эксгумации. Правда, ее возражения были резонными, но факт остается фактом. Смелая, образованная, решительная. Влюблена в мужчину, у которого тяжело больна жена, но которая, по словам мисс Харрисон, еще могла бы жить и жить.

Пуаро вздохнул.

— О чем вы думаете, господин Пуаро? — нарушила тишину мисс Харрисон.

— О разных вещах…

— Я ни на секунду не сомневаюсь, — заметила мисс Харрисон, — что он об этом ничего не знал.

— Я тоже так думаю, — ответил Пуаро.

Дверь открылась, и в комнату вошел сержант Грей. В руке у него был какой-то предмет, завернутый в шелковый носовой платок. Подойдя к столу, он развернул платок, и все увидели блестящую розовую пудреницу.

— Эта та самая пудреница, — воскликнула мисс Харрисон, — которую я видела.

— Этот предмет был спрятан, — сказал сержант, — в ящике стола в комнате мисс Монкриф в саше для носовых платков. На первый взгляд на ней не видно никаких отпечатков пальцев, но я проверю.

Обмотав руку носовым платком, сержант нажал на кнопку в пудренице, и она со звоном открылась. Внутри находился какой-то порошок белого цвета.

— Что-то не похоже на пудру, — сказал сержант Грей.

Окунув палец в порошок, он попробовал его на язык.

— Странно, — удивился он, — никакого специфического вкуса.

— Мышьяк белого цвета, — пояснил Пуаро, — не имеет вкуса.

— Я прикажу сейчас же провести анализ, — сказал сержант. — Вы уверены, мисс, что это та самая пудреница, которую вы видели раньше? — спросил он, обращаясь к мисс Харрисон.

— Да, уверена, — ответила она. — Эту самую пудреницу я видела в руках мисс Монкриф за неделю до смерти мисс Олдфилд.

Сержант Грей вздохнул. Он посмотрел на Пуаро и кивнул головой. Пуаро позвонил в колокольчик.

В комнату вошел Джордж и вопросительно посмотрел на хозяина.

— Вы опознали эту вещь, мисс Харрисон, как пудреницу, которую вы видели два года назад в руках мисс Монкриф. Вы будете неприятно удивлены, узнав, что эта вещь была продана фирмой «Вулворт» несколько недель назад и что пудреницы такой формы и расцветки фирма освоила и начала выпускать только три месяца назад.

У мисс Харрисон перехватило дыхание от испуга. Она остолбенело смотрела на Пуаро.

— Джордж, — спросил Пуаро, — вы видели эту вещь раньше?

— Да, сэр. — Помощник сделал шаг вперед к столу. — Я видел, как восемнадцатого числа сего месяца, в пятницу, эта женщина, — он показал на побледневшую мисс Харрисон, — отправилась автобусом в Дарнингтон, где купила пудреницу в магазине фирмы «Вулворт». По вашему указанию, сэр, я следил за этой дамой весь день. Затем она направилась домой. Вечером она подошла к дому, где живет мисс Монкриф. К этому времени в соответствии с вашими указаниями, сэр, я уже находился в доме и видел, как эта женщина вошла в спальню мисс Монкриф и положила пудреницу в ящик стола. Затем, будучи уверенной, что ее никто не видел, она покинула дом через незапертую дверь. Между прочим, сэр, в этом городе почему-то двери не запирают.

Твердым, решительным голосом Пуаро обратился к мисс Харрисон:

— Вы можете опровергнуть эти факты, мисс Харрисон? Я думаю, что нет. В той пудренице, которую вы купили в магазине, яда не было, но когда вы оставили ее в комнате мисс Монкриф, яд в ней уже был, не так ли? — И мягким вкрадчивым голосом добавил: — Очень неразумно было с вашей стороны держать такое количество яда у себя дома. Откуда вы его взяли? В доме доктора? Вы его подсыпали мисс Олдфилд?

— Это правда, — разрыдавшись, призналась мисс Харрисон. — Это все правда… Я убила ее… И все напрасно… все напрасно… Я сошла с ума.

— Простите меня ради Бога, господин Пуаро, — сказала мисс Монкриф. — Я была на вас сердита, ужасно сердита. Мне все время казалось, что все, что вы делали, только усугубляло наше и без того тяжелое положение.

— Я был вынужден это сделать, — улыбнулся Пуаро, обращаясь к мисс Монкриф и доктору Олдфилду, — чтобы сдвинуть это дело с мертвой точки. Вы помните старую легенду о Лернейской гидре? Вместо одной отрубленной головы вырастают две новые. Итак, слухи росли и росли. Моя задача была такой же, как и у моего легендарного тезки Геракла, — добраться до главной головы, то есть до того, кто первым распустил слухи. Мне не составило большого труда узнать, что первой слух распустила мисс Харрисон. Я навестил ее. Она оказалась довольно приятной, привлекательной женщиной, и достаточно умной. Но она все же допустила ошибку. Во время беседы со мной она передала разговор, который якобы произошел у вас, мадемуазель, с доктором Олдфилдом и который не соответствовал вашему интеллекту и сообразительности. Если бы вы, доктор, и мисс Джин планировали отравить мисс Олдфилд, у вас обоих хватило бы ума и здравого смысла не вести подобные разговоры при открытых дверях, рискуя быть подслушанными либо с кухни, либо с площадки лестницы. Более того, слова, приписываемые вам, мадемуазель, не соответствовали вашему уровню мышления и могли принадлежать более зрелой, опытной женщине, причем другого склада ума. Это были слова, которые больше подходили мисс Харрисон, ее воображению.

До разговора с ней я считал дело очень простым. Я понял, что мисс Харрисон, еще молодая и привлекательная женщина, вообразила, что за три года, которые она в доме доктора, он за ее тактичное и доброжелательное отношение к его больной жене влюбится в нее и после смерти мисс Олдфилд предложит ей руку и сердце. Она решила ускорить события и подсыпала мышьяк в еду мисс Олдфилд.

После смерти мисс Олдфилд, узнав, что доктор уже давно влюблен в мисс Монкриф, она, ослепленная ревностью и ненавистью к сопернице, стала распространять слухи, что доктор отравил свою жену, чтобы жениться на Джин.

— Я думал в начале расследования, — продолжал Пуаро, — что это обычное дело. Из ревности женщина распускает нелепые слухи о своей сопернице. Но тут в разговоре со мной мисс Летеран упомянула: «Дыма без огня не бывает», и это натолкнуло меня на мысль, а не совершила ли мисс Харрисон чего-нибудь похуже, чем распускание нелепых слухов. Меня удивило изложение ею некоторых фактов. Она говорила, что миссис Олдфилд выдумала свои страдания, что большой боли она не испытывала. При этом она знала, что сам доктор не сомневался в том, что его жена испытывает сильные боли, и не удивился, когда она умерла, так как незадолго до ее смерти он пригласил для консультации другого, более компетентного а этой области специалиста, и тот подтвердил, что положение безнадежное.