— Что это?! — недоуменно произносит он и делает вперед шаг, чтобы видеть мое лицо. Но я удивлена не меньше его… Но Фрейг быстро приходит в себя и освобождает свою руку, после чего со злостью отбрасывает от себя кнут. — Даниэла, когда ты успела стать ведьмой?! И как?!

Я бы и сама хотела узнать это наверняка. Но главное, что моя колдовская сила меня защищала, и сейчас, и тогда в тюрьме.

В памяти сразу же всплывают страшные моменты…

Тюремные решетки, а за ними безумные лица с горящими похотливо-голодными глазами.

Мужские пальцы сжимают мою грудь, а чьи-то зубы уже рвут мою кожу.

Адская боль…

Но прежде чем потерять сознание я успела тогда заметить, как голова того подонка, с выпученными в экстазе глазами, начала вдруг вращаться вокруг своей оси.

Послышался противный хруст… то сломались шейные позвонки этого выродка…

Надо же, только сейчас мой мозг позволил мне все вспомнить. Только сейчас я наконец осознала, на что я способна, и каково это, убивать колдовской силой. Но также я поняла и то, что у меня это получилось случайно. Ведь я понятия не имела, как быть ведьмой!

— Фрейг, мерзавец, сейчас же развяжи мне руки! — выдыхаю я в бешенстве.

— Мерзавец? А ведь совсем недавно ты меня по-другому называла… ты готова была на все ради меня. И позволяла делать с собой все, что угодно…

— Ах ты мразь! Без своего колдовства ты ничто!! — Я делаю отчаянную попытку освободиться. Но безуспешно, потому что Фрейг произносит какую-то абракадабру, и мои руки вмиг превращаются в непослушные плети. — Если бы ты меня не заколдовал, я бы и не посмотрела в твою сторону! Для меня ты сейчас мерзкая жаба, до которой даже противно дотронуться!

Не успела я закончить, как Фрейг поднял с пола кнут и замахнулся.

Я зажмурилась от страха…

Неожиданно послышался какой-то шум, а потом такой грохот, что я невольно открыла глаза.

Граф де Белларди лежал на полу, раскинув руки. Над ним возвышался мой палач и смотрел на меня. И я еще не видела у него таких глаз. Они выражали даже не сочувствие, а какое-то параноидальное сострадание вперемежку с отчаянием.

— Даниэла, я понятия не имел, что проклятый колдун осмелится на такое! — Его голос как и всегда проникновенно-мягкий, а пальцы моего Чудовища дрожат от волнения. Наверное, поэтому он никак не может справиться с веревкой, с помощью которой граф привязал меня к кушетке. — В Итее запрещены телесные наказания! И этот подлец не мог этого не знать!

Наконец палач освободил мне руки, и я встала, придерживая на груди спадающее платье. Потому что перед моим истязанием Фрейг с такой злостью рванул его с моих плеч, что почти все пуговицы мигом разлетелись в разные стороны.

— Даниэла, не нужно меня стесняться. После того, как на тебя напали в тюрьме, я сам лечил твои раны. Да, у нас очень необычный супружеский союз, но я знаю твое тело также хорошо, как если бы был тебе настоящим мужем…

Я промолчала и вопреки его словам прижала лиф к груди еще сильнее. В то время как свободной рукой попыталась соединить разорванное на спине платье в одно целое.

Но куда там! Его осталось лишь выбросить. Но я этому только рада, потому что уродливее платья и придумать себе нельзя. Может, теперь палач раскошелится и купит мне что-нибудь поприличнее этого нищенского наряда?!

Одно неловкое движение — и ткань плотно прилипает к кровавой полоске, которую мне оставил на память Фрейг.

Я невольно вскрикиваю и замираю.

— Даниэла, не истязай себя еще больше! Сейчас принесут новое платье, и я смажу твою рану колдовской мазью.

— Спасибо, не нужно! Лучше вообще ко мне не прикасайся! — огрызаюсь я, стараясь не заплакать от боли. — Таддеус Алькаде, с тех пор как я вышла за тебя замуж, меня дважды чуть не убили! И все из-за тебя и твоего ненормального желания сделать мне больно!

— Но Даниэла, если бы ты в свое время не связалась с графом Белларди, то этого бы не случилось!

— А чем ты лучше его?! Он хлестнул меня один раз кнутом, а ты измываешься надо мной вот уже много дней подряд!! Для меня жизнь с тобой хуже казематов!

Палач отшатнулся от меня как от пощечины. Но тут же усмехнулся и каким-то надломленным голосом произнес:

— Ты меня ненавидишь?

— Всей душой! — чистосердечно признаюсь я, не испытывая при этом никакого страха.

С недавних пор я его почти не боюсь. Надоело! Потому что страх и ненависть к нему уже переполнили чашу моего терпения. Теперь я надеюсь лишь на свои колдовские силы и на деньги, которые я выручу с продажи браслета.

Я невольно положила ладонь на едва заметную полоску под своим рукавом. Нащупала под тканью браслет, и на душе сразу же стало легче.

— Я этому только рад, женушка моя. Ты и должна меня ненавидеть, и чем сильнее, тем лучше.

Я тут же забываю о браслете и смотрю в прорези его маски с огромным удивлением.

Чудовище совсем сошло с ума? Что он несет?! Такое впечатление, что он ставит на мне какие-то психологические опыты, и я для него всего лишь подопытная крыса!

Раздается осторожный стук в дверь, в приоткрытую щель просовывается девичья головка почти в таком же чепце, как и у меня:

— Многоуважаемый кортес, я принесла то, что вы просили…

Не успела я и глазом моргнуть, как палач зашел ко мне со спины и осторожно положил руку на мое плечо.

— Что ты собрался делать?! — откровенно испуганным голосом произношу я, вздрагивая от его прикосновения.

— Даниэла, это всего лишь колдовская мазь и… мои руки. Но если не смазать след от кнута, то он может загноиться.

— Даже не прикасайся ко мне! Меня от тебя тошнит, и мне омерзительны твои прикосновения!

Я в ужасе цепенею.

Бог мой, что я несу?! Ведь это совсем не так!

Но его волнующий голос и чуткие пальцы вызывают во мне бешенный протест. В то время как мои громкие заявления доводят палача до белого каления. Я это вижу по выражению его глаз…

— Что же мне с тобой делать, Даниэла?! Но я должен тебя сломать! Иначе ничего не получится, и мы с тобой не спасемся, — несет палач какой-то бред, хотя я ожидала от него совсем другой реакции. — Я ничего не понимаю, тебя словно бы подменили! С прежней Даниэлой мы бы давно уже прошли все круги ада, и я сбросил бы с себя это тяжкое бремя!

Не успеваю я вдуматься в его слова, как в комнату влетает возбужденная экономка. На её руке, согнутой в локте, висит голубое платье, которое не постыдилась бы надеть любая кортесса.

На лице экономки играет на редкость подхалимская улыбочка. Причем, сейчас у неё вполне человеческая внешность, никаких тебе монстроподобных оскалов.

— Многоуважаемый кортес, это должно ей подойти, — с порога заявляет ему экономка и тут же бросается ко мне. Я даже не успеваю среагировать, как она начинает стягивать с меня порванное платье. Прямо при палаче!

— Убери от меня руки! — ору я и начинаю выворачиваться из её цепких пальцев.

— Многоуважаемый кортес! — ни с того ни с сего начинает вдруг визжать мне прямо в ухо ненормальная экономка. — Это служанка украла у какой-то кортессы браслет! Посмотрите сами, вот он, у неё на руке!

Я в ужасе опускаю голову и вижу там задранный рукав и свое запястье с браслетом… а экономка уже размахивается, намереваясь влепить мне пощечину.

— Не сметь! Если ты хоть пальцем дотронешься до моей жены… — неожиданно грозно рычит ей в лицо палач, крепко сжимая занесенную для удара женскую руку.

— Жены?! — обескураженно шепчет мегера, и её лицо от волнения идет пятнами.

Я же стою между ними ни жива, ни мертва, лихорадочно соображая. Но тут я вижу такое, отчего моя челюсть ползет вниз…

Оказывается, следить за своими рукавами нужно было не только мне, но и моему палачу. Потому что из-под манжет его повседневного пиджака выглядывали кружевные рукава, отороченные золотым шнуром. А это обозначало лишь одно — Таддеус тоже присутствовал на этом приеме.

Но почему, спрашивается, я его там не видела? Разве можно не заметить человека в маске и с жутким мешком на голове?!