Я тут же бросаюсь доставать вещи Элиаса из ящика, хотя с этим могла управиться любая служанка. Лишь бы Гейра не видела выражения моего лица.

Умная женщина, нечего сказать. Правда, Таддеусу это тоже показалось очень странным. Но он в меня влюблен, поэтому палач не видит даже очевидных вещей. Чего нельзя сказать об его молочной матери, ведь она способна докопаться до истины и понять, что я вовсе не Даниэла…

На свадьбе я сидела как на иголках, особенно после того, как мне пришлось снять с лица накидку. Все глазели на меня так, будто хотели разглядеть за моим хорошеньким личиком какую-то тайну.

Ведь все теперь знали о том, что такая красавица выходит замуж за мужчину, которому суждено всю оставшуюся жизнь ходить в маске! Правда, на небе вовсю сияла огромная полная луна, поэтому сейчас Гарольд не был Чудовищем, и это напрягало меня больше всего… Мне казалось, что я сижу рядом с незнакомцем. Честно говоря, мне даже хотелось, чтобы мой палач выглядел сейчас как всегда. Потому что того Таддеуса я знала, а этого харизматичного красавца с ослепительной улыбкой — нет.

— Даниэла, что происходит? — Гарольд наклоняется ко мне, и запах его волос буквально сводит меня с ума. — Почему ты как натянутая струна? Я хотел доставить тебе радость, но вижу, что это было глупой затеей.

Мы сидим с ним во главе огромного стола, заставленным праздничными блюдами. Всё здесь безумно красиво и, наверное, очень вкусно. Но я настолько взволнована, что неспособна проглотить ни кусочка. Я сжимаю в руке миниатюрный букетик фиалок, которыми украшен стол, и старательно тяну улыбку.

Как от меня и требовалось, я усиленно изображаю из себя влюбленную невесту. Поэтому я не понимаю, чем так недоволен Таддеус? Что ему еще от меня нужно?!

— Достаточно, Даниэла, — обычным для себя бархатным голосом произносит мне на ухо палач.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Прекрати это, немедленно! Я не могу больше видеть на твоем лице эту фальшивую улыбку.

Я с удивлением смотрю на мужа.

— Но ты же сам хотел, чтобы я изображала влюбленную невесту!

— Да, хотел. Но у тебя это отвратительно получается. Надеюсь, танцевать со мной тебе будет намного приятнее.

При одной только мысли о том, что ладони Волкодава будут лежать на моей талии, меня бросает в пот.

— Боюсь, я тебя только опозорю…

— Даниэла, когда-то ты могла часами кружиться в танце! Что с тобой, почему ты на себя непохожа?!

От его слов мне становится плохо.

— Таддеус, извини, но ты захотел слишком много. Это выше моих сил!

— Но почему?!

— Да потому что я смотрю на тебя и вижу лишь Гарольда I, который женился на заносчивой принцессе, чтобы её проучить!..

Как я и предполагала свадебная церемония не принесла мне ничего, кроме нервного срыва. Таддеус тоже остался не в восторге от этой ночи. Наверное, поэтому он покинул меня еще задолго до рассвета. А может, он сделал это из осторожности, чтобы не превратиться передо мной в Чудовище с обезображенным лицом.

Во всяком случае, я этому только рада. Пользуясь моментом, я тут же возвращаюсь к себе, с огромным удовольствием сбрасываю с себя свадебное платье и надеваю ночную рубашку. Бесшумно проскальзываю в детскую и, увидев в кроватке мирно посапывающего Элиаса, со спокойной душой отправляюсь спать…

Проснулась я от беззвучных рыданий.

Села в кровати, вытерла слезы и тут же понеслась в детскую…

Слава богу с малышом все в порядке. Но откуда это беспокойство? Словно сердце разрывается от непонятной тоски!

Понимая, что заснуть у меня уже не получится, я выхожу из комнаты и иду в ту сторону, куда меня тянет с непреодолимой силой… Сама того не ведая, я оказываюсь у спальни Таддеуса.

Я тут впервые, и все же я уверена в том, что за этими дверьми находится мой муж. И мне кажется, что ему сейчас очень плохо. Нет, я в этом почти уверена…

Словно в подтверждение моей догадки из спальни Таддеуса раздается приглушенный стон. Затем слышится такой грохот, словно Чудовище крушит мебель.

Мое сердце сжимается от боли и, на свой страх и риск я вхожу в спальню…

Окна здесь глухо занавешены тяжелыми гардинами, отчего в комнате стоит полумрак. Сразу же бросаются в глаза окровавленные тряпки, которые валяются по всей комнате.

Таддеус стоит ко мне спиной, опираясь руками на столешницу. Вижу рядом с ним медный таз до краев наполненный льдом. Разбитую керосиновую лампу я замечаю чуть позже, но тут же о ней забываю, так как мое внимание привлекает кое-что другое.

Странно, но его плечи вздрагивают так, словно он… Боже, как я могла забыть о том, что после каждого полнолуния у него появляются ожоги как в первый день после случившегося?!

— Таддеус, я пришла тебе помочь.

Чудовище вмиг замирает.

Оборачиваться он не спешит, и не трудно догадаться, почему…

— Уйди, Даниэла!

— И не подумаю!

— Умоляю, оставь меня одного!! — в бешенстве орет Чудовище, и его крик напоминает мне рев раненного животного.

Игнорируя его просьбу, я подхожу к столу, невозмутимо беру уже знакомую мне склянку с колдовской мазью и запускаю в неё пальцы. Собираюсь с духом и поднимаю глаза на Таддеуса…

Как я и предполагала, Таддеус тут же отвернулся, спрятав от меня свое лицо.

Поэтому мне приходится обходить его самой. И делаю я это очень медленно, так, чтобы не испугаться самой и не поставить его в еще более неловкое положение…

Боже, да его щека напоминает одну большую открытую рану! Это даже не ожог, а нечто гораздо страшнее! Словно с него сняли кожу! Представляю себе, какую боль ему причиняет его ужасная маска палача. Наверняка её ткань пристает намертво к этим кровоточащим ранам, а потом ему приходится чуть ли не с кожей отрывать её от своего лица!

— Сейчас тебе нельзя надевать свой мешок, о маске я вообще молчу! Дай ранам хотя бы затянуться! — горячо протестую я, видя, как Таддеус тянется за своим облачением палача.

— Предлагаешь мне ходить так?!

Чудовище поворачивается ко мне лицом, и от ужаса я перестаю дышать…

Конечно, я предполагала, что это зрелище будет не из приятных, но чтобы до такой степени…

— Да, предлагаю! К тому же, тебе сейчас вовсе необязательно выходить в люди. Можно ведь на непродолжительное время оставить все дела и…

— Даниэла, я король! Итея не станет ждать, пока Гарольд I будет зализывать свои раны!

— А тебе и не придется этого делать. Для этого у тебя есть жена…

Я подымаю руку и крайне осторожно, почти неощутимо касаюсь его лица. Но даже это движение причиняет ему невыносимую боль. Я это вижу по тому, как заостряются его скулы и напрягаются губы. Мой палач едва сдерживает в себе стон!

Бог мой, как же ему сейчас больно! Вот если бы я могла ему хоть чем-нибудь помочь! В конце концов я же ведьма! Неужели я вообще ничего не умею, и от меня нет никакого прока?!

Легкими, едва касательными движениями я наношу колдовскую мазь на его кровоточащее лицо. Мои пальцы дрожат от страха. Но я боюсь вовсе не его обезображенного лица… У меня кровь стынет в жилах от одной только мысли, что своим неловким движением я могу причинить ему нестерпимую боль.

— Даниэла, ты не обязана со мной нянчиться.

— Да, не обязана, но я буду. Ведь я сама этого хочу.

Наконец мазь покрывает все лицо моего несчастного Чудовища. Но я на этом не останавливаюсь и продолжаю с неописуемой нежностью втирать колдовское средство в его изувеченное лицо. При этом я стараюсь не смотреть Таддеусу в глаза. Но знаю, что он этого ждет. И наверняка думает, что я сейчас едва скрываю свое отвращение к нему… Но это совсем не так!

— Даниэла, мне кажется, у тебя Дар Целительства, — раздается через какое-то время мягкий голос палача. — Такая способность большая редкость даже среди чародеек.

— Правда?! Скажи мне, что тебе стало легче!

— Определенно мне стало легче. Причем, намного! Боль почти ушла, я лишь чувствую на лице какое-то покалывание…