В детстве я мечтала стать принцессой. Когда нам удавалось выбраться из Кречи, мы с Глэдис пересекали бесконечный каменный мост через Тессу и украдкой, как зверьки, пробирались в «чистые» кварталы. Неподалеку от набережной, за вечно закрытым маленьким театриком и круглой тумбой, облепленной потрепанными афишами, сверкала витрина самой чудесной в городе лавки. Это место манило нас сильнее, чем миска сметаны — двух оголодавших котят.

Повиснув животами на каменном цоколе, мы могли подолгу обтирать пыльную стену, замирая от восторга перед витриной, где стояла Она — в пышном оборчатом платье, похожем на распустившийся цветок, с золоченой короной в пышных кудрях и в леденцовых туфельках. К кукле-принцессе прилагалась расписная карета, запряженная четверкой лошадей, и замок, поднимавшийся ярусами наподобие свадебного пирога.

Глэдис восхищалась платьем, в то время как я уделяла больше внимания замку, изучая его контрфорсы и зубчатые ободы башен. Они крепко упирались в склон холма, на котором зеленели кусты, вырезанные из бархатной бумаги. Ужасно хотелось проникнуть взглядом за замковые стены из папье-маше, чтобы оценить убранство внутренних покоев, но мне ни разу не предоставилось такой возможности. Обычно через некоторое время после нашего появления дверь игрушечной лавки распахивалась с мелодичным звяканьем, и на пороге возникала долговязая черная фигура магазинного клерка, грозящая нам кулаком. Так угрюмая ворона прогоняет от крошек шустрых воробьев. Мы с Глэдис были на него не в обиде. Схватившись за руки, мы, обмирая от собственной дерзости, мчались обратно через мост. Полученных впечатлений нам хватало надолго. Дома мы мастерили свадебные вуали из старой обмахрившейся занавески, которая не годилась даже на тряпки и потому была отдана в наше распоряжение. Потом строили «дворец» под столом, откуда крикливая Рут Бобарт, моя приемная мать, выметала нас веником, чтобы не путались под ногами. В то время я и подумать не могла, что когда-нибудь окажусь в настоящем замке, да еще на правах хозяйки!

Строго говоря, замок Уайтбор, где я сейчас находилась, не был моим. После смерти отца (которого я никогда не знала), здесь хозяйничал его двоюродный брат, мистер Робин Уэсли. Я подозревала, что он не слишком обрадуется моему приезду, несмотря на его вежливые письма, поэтому не стала настаивать на немедленной встрече. Больше всего мне хотелось «познакомиться» с замком, который раньше являлся мне только в снах. Оставив Неда Уолтера объясняться с встретившей нас экономкой, я прошла через темный коридор, который, изгибаясь, вел в правое крыло, и остановилась, очутившись в полукруглой комнате с высоким потолком.

Вероятно, раньше здесь находилась часовня. Акустика была просто великолепная. Звук шагов, отзываясь эхом, возносился ввысь и тонул в сумрачной глубине под стропилами. Несмотря на теплые зимние ботинки, мои ноги чувствовали холод, сочившийся из каменных плит. Замок следил за мной пристальным недоверчивым взглядом. Каждый камень его дышал стылостью. В окружающей звонкой тишине дрожали отголоски старых напевов, звучавших здесь в те времена, когда я еще не родилась на свет.

Взгляд скользнул по стене и поднялся выше, от мрачно-серой каменной кладки к горящим витражам узких стрельчатых окон. Снаружи был обычный январский день, серенький и тусклый, но окна жадно вбирали в себя свет с улицы и переливали его в комнату, бросая вниз пряди невесомого разноцветного шелка. Я поднесла к свету ладонь и смотрела, как она окрасилась в смугло- желтый, фиолетовый… а потом вдруг вспыхнула тревожно-алым.

В воздухе зазвучала новая нота, некое смутное беспокойство, и я поежилась, как кошка, которую погладили против шерсти. На всякий случай убрала руку, сунув ее в муфту.

Уайтбор, замок Белого Вепря — непростое, таинственное место. Его корни уходят глубоко в земли графства Думанон, исконного царства фэйри. Все холмы на многие мили вокруг когда-то принадлежали им. Моя мать была фэйри. Она забрала отца на Ту Сторону, потому что только так могла спасти ему жизнь. Этот замок будил во мне нечто такое, что я предпочла бы не вытаскивать на свет божий. Словно серый скалистый материк возвышался он над долиной, и отголоски волшебства пробегали по его стенам, как тени от солнца бегут по склонам холмов.

Или я просто все придумала? Я была закоренелой горожанкой, вся моя жизнь прошла в Эшентауне, среди уличной толчеи и грохота экипажей, разбавленного криками лоточников и «бегунов». После такой жизни любой уединенный замок, расположенный в глуши, показался бы прибежищем колдовских сил!

Вспомнив о покинутом напарнике, я засобиралась обратно. На пороге часовни в последний раз оглянулась. Пока я стояла здесь, солнце успело сместиться, и теперь в центр площадки падал робкий карамельно-розовый луч, снова напомнивший мне о Глэдис. Моя бывшая подруга исчезла, растворившись в закоулках Кречи. Эти грязные трущобы были своего рода городским брюхом, за годы существования переварившем немало человеческих судеб. Редко кому удавалось вырваться оттуда. Мне, можно сказать, повезло. Два года назад меня взял под крыло мистер Тревор, а потом вдруг отыскался влиятельный родственник — мистер Уэсли, обитающий в этом замке. После того как шеф отыскал кое-какие старые документы, Уэсли скрепя сердце согласился стать моим опекуном, дать мне крышу над головой и даже защитить меня от дракона.

Вот только повзрослевшей принцессе это было уже не нужно.

Бывают такие дни, когда все идет наперекосяк. Особенно обидно, когда ты не ждешь подвоха, можно сказать, расцветаешь душой в предвкушении счастья — и внезапно получаешь от судьбы под дых. Для меня таким днем стало Рождество 18** года.

С раннего утра мы все были заняты украшением особняка на Гросвен-стрит.

Я помогала Батлеру укрепить за картинами пучки остролиста и развесить по стенам ветки омелы. В самый просторный угол столовой поставили крепкую пушистую елочку. Горничная Агата вдвоем с миссис Бонс наводили последний лоск на праздничный стол. Наша повариха, расставляя тарелки, время от времени промокала глаза фартуком от избытка чувств. Ничего удивительного, ведь еще пару дней назад она была убеждена, что придется встречать Рождество в унылом одиночестве. Ее хозяина, сэра Кеннета Фонтероя, собирались арестовать за несанкционированное превращение в дракона и уничтожение чужой собственности. Вообще-то в тот раз Кеннет пытался спасти мне жизнь, так что в случившемся была изрядная доля моей вины. Их дворецкого, Батлера, тоже хотели привлечь к ответственности за помощь хозяину. В довершение неприятностей тихая, скромная Агата поразила всех, признавшись, что под действием шантажа была вынуждена совершить кражу. В порыве самоуничижения она даже была готова покинуть особняк. В общем, если нас послушать, то почтенный дом на Гросвен-стрит представлялся каким-то разбойничьим гнездом. Мягко говоря, наши дела были не очень хороши (*).

И вдруг внезапно все наладилось. Мне удалось вернуть пропавший амулет, за что мистер Тревор, главный магистрат с Коул-стрит, перед всеми сотрудниками объявил мне благодарность. Более того, из-за вспыхнувших чувств между мной и Кеннетом родовое проклятье рассеялось, так что внезапное превращение в дракона ему больше не грозило. Стоя сейчас у высоких окон гостиной, я смотрела, как небо над Эшентауном постепенно меняет цвет с рыжего на фиолетовый, и с нетерпением ждала Фонтероя. Половину своего последнего жалованья я потратила на платье. Сшитое из светло-зеленого муслина, без всякой отделки, оно гораздо больше подходило скромной «ищейке» с Коул-стрит, чем прежние роскошные наряды. Те были лишь на время, чтобы в процессе расследования изображать светскую дебютантку. Вчера я аккуратно убрала их в чехлы и заперла в шкафу. Мне казалось, так будет честнее. Не хотелось, чтобы в наших отношениях с Кеннетом возникли фальшивые ноты, а та леди, с которой ему однажды пришлось танцевать на балу — это была не я. Сможет ли он принять меня настоящую, еще вопрос. Снаружи загорались золотые глаза фонарей. Очертания крыш медленно таяли в сгустившихся сумерках, мягкий снежок заметал подъездную дорожку к особняку, а Кеннета все не было. Волнуясь, я вытерла вспотевшие ладони о юбку. Сегодняшний вечер был для нас очень важен. Хоть бы все прошло благополучно!