— Да уж, — прыснула Селия. — На самом деле он жалел, что лишился возможности прочитать нам свои новые стихи. После схватки на Дорсет-стрит он написал целую эпическую поэму, посвященную храбрости мисс Фишер, — подмигнула она мне.

«Вот так банальная простуда может спасти четырех человек от мигрени», — подумала я.

— Передайте ему мою благодарность, — боюсь, в моем голосе слишком явственно слышалось облегчение. Но Меллинг, жених Селины, со своими стихами был действительно сущим наказанием! От его высокопарных декламаций подвывали даже собаки. Селия обычно не стесняясь подшучивала над поэтом, и сейчас не упустила бы случая поупражняться в остроумии, однако ее что-то отвлекло. Поднеся к губам ложку с пудингом, девочка вдруг восхищенно вскрикнула:

— Монета! Мне выпала монета, я буду богата! Селина, а тебе? Что, колечко? Ну давайте же, проверьте, кому что досталось!

Я уж и забыла, что суеверная миссис Бонс начинила тесто всякими мелкими штучками, в страстном желании предсказать нашу судьбу на будущий год. С осторожностью я разломила вилкой пышное тесто. На край тарелки, звякнув, выпала «холостяцкая пуговица»(*).

(прим. *: Есть особое рождественское гадание с помощью пудинга, когда в тесто подмешивают всякие мелкие предметы. Обнаружить в своем куске кольцо — к свадьбе, пуговицу или наперсток — к холостяцкой жизни, птичью косточку — к удаче и путешествиям, монету — к богатству и благополучию).

***

Ожидая, когда подадут экипаж для обеих мисс Виверхем, мы с девушками пили кофе в гостиной. Уолтер, у которого были еще дела, откланялся и ушел. Селия вертелась возле елки, собирая с колючих ветвей конфетную дань. Мы с Селиной занимались тем, что обсуждали предсвадебные хлопоты. Особенно ее волновал план рассаживания гостей за столом.

— Тетя Роуз не может сидеть рядом с дядей Генри, поскольку они друг друга на дух не переносят, — говорила она с огорчением. — А кузен Росс не может сидеть рядом с ними обоими, так как категорически не ест мяса, даже запаха его не терпит.

М-да, проблема. Такая задачка, пожалуй, требовала недюжинных познаний в комбинаторике! Вот уж не думала, что организация семейного праздника — настолько сложное дело!

Селина, неверно истолковав мою задумчивость, мягко накрыла мою ладонь своей:

— Забудь ты об этой дурацкой пуговице. Гадание на пудингах вообще никогда не сбывается! Уверена, что у вас с мистером Уолтером все получится, ведь он так на тебя смотрел!

— Э-э… что?!

Кажется, отвлекшись на математическую задачу, я слегка утратила нить беседы.

— Ты не замечала? — удивилась Селина. — Ведь Уолтер явно увлечен тобой!

Быть того не может. Мой напарник не из тех мужчин, кто способен легко увлечься. Кроме того, недавно он пережил тяжелую личную драму, когда Агата Доусон призналась в своем предательстве. Ее поступок навлек на нас массу проблем, но больше всего я злилась на нее из-за Неда. Его цельная натура не могла простить любимой девушке расчетливую злонамеренную ложь. Думаю, он скорее простил бы убийство! И теперь расстроенная Агата при каждом появлении Уолтера пряталась в недрах дома, а он так подчеркнуто не интересовался ее делами, что воздух в комнате буквально звенел от невысказанных вопросов.

— Ты ошибаешься… Вообще-то мы помолвлены с Кеннетом Фонтероем, — растерянно произнесла я и сразу же пожалела, что у меня вырвалось это признание. Глаза Селины изумленно округлились:

— О! Ну тогда конечно… Если лорд Фонтерой просил твоей руки, он, конечно, не такой человек, чтобы ему можно было отказать! Но… ты точно уверена…?

От неловкого разговора меня спасло появление Батлера. Тут как раз подали карету, и я вышла в холл, чтобы проводить обеих сестер. Однако слова Селины посеяли в моей душе зерно сомнения. Почему я была так уверена, что Кеннет меня полюбил? Может, его теплые слова и признания были продиктованы лишь благодарностью, ведь я фактически спасла ему жизнь!

Да нет, чепуха. От воспоминаний о нашем поцелуе в саду моим щекам стало жарко. Из одного только чувства благодарности люди так не целуются! Хотя… что я в этом понимаю? Селина, конечно, гораздо опытнее меня. Да и Уолтер смотрел с каким-то непонятным сочувствием…

Вспомнила: точно так же «ищейки» смотрели на Хаммонда, когда он при задержании получил опасную рану, и мы все боялись за его жизнь. Нед, вероятно, опасался, что меня постигнет сильнейшее разочарование, а внезапный отъезд Фонтероя добавил ему оснований для беспокойства. Я вспомнила, как он однажды сказал: «Высокие лорды редко женятся на бедных сыщицах». Не потому ли мистер Тревор вдруг решил спровадить меня в Думанон?! А ведь Кеннет был честолюбив…

Он многого добился за последние годы, но, чтобы продвинуться еще выше, ему следовало заручиться поддержкой какой-нибудь влиятельной семьи. В политическом мире действовали свои законы. Брак с подходящей девушкой был самым распространенным способом упрочить карьеру.

Просторный, продуваемый сквозняками холл в доме на Гросвен-стрит вдруг показался очень неуютным местом. Со стен, обшитых темными панелями, на меня строго смотрели достойные предки рода Фонтероев в золоченых рамах. Их взгляды не добавляли оптимизма. Нет, я должна была верить Кеннету! Разве можно забыть то тепло, которое он дарил каждым взглядом, каждым прикосновением? Я зябко обхватила себя руками. Из высоких окон и входных дверей тянуло холодом.

Стоя в неосвещенном холле и глядя в мерзлое завьюженное окно, я приняла решение: если Кеннет может поступиться честолюбием, чтобы жениться на мне, то и я должна немного умерить свои желания. Карьера «ищейки» подождет. Я поеду в Уайтбор, завоюю доверие дяди (который представлялся мне забавным сморщенным старичком-отшельником) и докажу всем, что могу стать настоящей светской леди, такой же обходительной и заботливой, как Элейн! Кеннет увидит, что я тоже могу быть ему полезна! В письме он обещал, что как только вырвется из Астилии, то приедет сразу в Думанон. Обещал, что наша разлука продлится не дольше двух месяцев…

Я улыбнулась про себя. Он удивится, когда увидит, как сильно я могу измениться!

Два дня спустя мы с Недом уселись в дилижанс, следующий из Эшентауна в Кэреск, самый крупный город южного побережья. Нам предстояло провести в пути около недели. Был один из тех ясных, искристых дней, которые приносят с собой радость и оживление. Ночью дорогу прихватило морозцем, на ветвях деревьев поблескивал свежий иней. Наша повозка, запряженная четверкой лошадей, весело бежала вперед, позвякивая упряжью. Правда, кучер скептически хмыкнул, что это ненадолго. «Мы еще хлебнем распутицы, не успев доехать до Шиффрида», — сказал он, отъезжая от станции.

С нами ехали четверо попутчиков, которых не отпугнули тяготы зимнего пути. Рядом со мной и Недом, сидевшем возле окна, разместился немолодой священник с узким востроносым лицом, не выпускавший из рук пухлую Библию. Напротив расположились: чопорная вдова, закутанная в темную вуаль, румяный джентльмен с бакенбардами, одетый в коричневый сюртук и слишком яркий клетчатый жилет, и молодая девушка. Звали ее мисс Бейли. Лицо она скромно прятала под дешевой соломенной шляпой, тощий плащик тоже был потрепанным и не слишком чистым, зато она была обута в новенькие желтые полуботинки, которые стеснительно задвинула под скамью.

В тесной карете никуда не денешься от разговоров. Мы быстро перезнакомились. Чопорную вдову, похожую на ворону, звали Харриет Трелони, и она возвращалась от родственников. Мистер Сликер, священник, ездил в Эшентаун по делам своего прихода. Пухлый господин с бакенбардами, по имени мистер Пай, подвизался в торговле.

— Я б ни в жисть не поехала в такую стынь, кабы не моя мамаша, — жаловалась девушка, оказавшаяся дочкой кожевника. — Мою дурищу-сестрицу угораздило выйти за сапожника из Шиффрида. Нынче она на сносях, вот мать и послала меня помочь…

И она с тоской посмотрела в окно, где проплывали белесые заснеженные пригороды, кое-где размеченные серыми штрихами небольших рощиц. Над темными крышами курился дымок.