Покончив с завтраком, Уэсли отложил салфетку, устремив взгляд на меня. Мой начальник, мистер Тревор, тоже иногда вот так буравил меня взглядом, когда мне случалось совершить очередную ошибку. Однако Уэсли по суровости далеко его превосходил. Я почувствовала себя как кролик, внезапно узревший перед собой чешуйчатую морду змеи. Закашлявшись, я смутилась и залпом допила весь кофе, оставшийся в чашке.

— Итак, — веско сказал лорд Уэсли. Посмотрел сквозь экономку, и та, пожелав нам приятного утра, поспешила покинуть трапезную.

— Итак, обсудим наши дела. Вы не можете оставаться в этом замке. Но позволить вам жить одной я тоже не могу. И, конечно, совершенно недопустимо, чтобы вы продолжали работать у мистера Тревора, при всем моем уважении.

Я всем видом изобразила вежливое внимание. Интересно, к чему он клонит.

— Вам необходимо выйти замуж, и поскорее. Я намерен позаботиться об этом. В пяти милях отсюда, в поместье Хоппер живет миссис Полгрин, имеющая трех дочерей на выданье. Где трое, там и четверо. Полагаю, что она не откажется вывести вас в свет в обмен на некоторые услуги.

Я насторожилась. Кажется, мне снова навязывали роль дебютантки. Но это будет совсем не так, как в Эшентауне, где мне приходилось осваивать тонкую науку кокетства под чутким руководством леди Элейн. Тогда это было понарошку, а дядя явно вознамерился взяться за меня всерьез! Нужно было скорее исправить это недоразумение:

— Я благодарна вам за заботу, милорд, но в этом нет никакой необходимости. У меня уже есть жених, и он скоро должен сюда приехать.

В первый раз за все утро на дядином лице отразилось что-то, кроме брюзгливого безразличия: необычная смесь облегчения и легкого беспокойства.

— Мистер Тревор, вероятно, забыл упомянуть об этом, — сказал он с удивлением в голосе. — Кто же ваш избранник?

— Сэр Кеннет Фонтерой, — храбро сказала я, надеясь, что небеса не накажут меня за самонадеянность. Что я буду делать, если Кеннет появится здесь через месяц, горячо поблагодарит меня за спасение и исчезнет?

— Вот как?! Хм…

Недоумение, прозвучавшее в дядином тоне, показалось мне обидным.

— А что? — запальчиво спросила я. — Вам кажется странным, что человек его положения заинтересовался скромной особой вроде меня?

— Нет, почему же. — Тонкие губы изогнулись в саркастической улыбке. — Напротив, мне всегда казалось, что вкус лорда Фонтероя в отношении женщин никогда не отличался изысканностью.

От этого оскорбительного замечания мои щеки полыхнули жаром. Я резко вскочила, жалея, что не обладаю способностью мгновенно придумывать достойные ответы. Как правило, они приходят мне в голову гораздо позже. Дядя тоже поднялся, не сводя с меня глаз:

— Неужели вы думаете, — произнес он негромко, но со сдержанной яростью, — что я позволил бы женщине из рода Уэсли выйти замуж за светского хлыща, имя которого годами не сходило со страниц скандальных хроник?!

Я не сразу поняла, что он имел в виду. Кеннет — и скандальные статьи? Какие? Когда? Потом только сообразила:

— Но это же было десять лет назад! С тех пор он изменился!

— Да неужели?! Знаете, как у нас говорят? «Черного кобеля не вымоешь добела». Забудьте об этом. Кеннет Фонтерой, возможно, был бы хорошей партией для Энни Фишер, однако он недостаточно респектабелен для Анны Уэсли.

Я готова была возразить, но вовремя спохватилась, что моя резкость не принесет пользы ни мне, ни Кеннету. Поэтому я молча направилась к двери, бросив на ходу:

— Мне нужно подумать.

Мистер Уэсли, однако, успел поймать меня за запястье. Для таких тонких рук, как у него, хватка оказалась неожиданно сильной:

— Мы сегодня же нанесем визиг миссис Полгрин. Будьте готовы к трем.

Уходя, я едва удержалась от того, чтобы с силой захлопнуть дверь. Неужели

дядя так разозлился из-за какого-то утреннего опоздания? Из-за такой мелочи?! Нет, здесь явно крылось что-то еще… За его резкими, язвительными словами скрывалось нечто большее, чем обычное раздражение человека, на которого вдруг взвалили нежеланную новую ответственность.

В безопасном уединении своей комнаты я с размаху села на кровать и невесело рассмеялась.

Несмотря на расстройство, нельзя было не оценить комизм ситуации. Подумать только, целую неделю я изводила себя переживаниями, что недостаточно хороша для лорда Фонтероя! А оказывается, с точки зрения моего дяди, это Кеннет недостоин меня!

Так и хотелось грохнуть что-нибудь об пол, чтобы выплеснуть злость, но в чисто прибранной комнате не нашлось ничего подходящего. Пока я изнывала в столовой за завтраком, чья-то невидимая рука успела застелить постель, вычистить камин и заново развести огонь. Элспет, конечно. На каминной полке стояла маленькая жестяная ваза с одуванчиками. Одуванчики! В январе! Интересно, где она ухитрилась их раздобыть? Конечно, можно было предположить, что где-то в замке имелись оранжереи, но вряд ли лорд Уэсли вздумал бы разводить в них одуванчики. Хотя… что я знаю о нем? Что он вообще за человек?

Как бы я ни храбрилась, но дядино отношение к Кеннету представляло серьезную проблему. Формально Робин Уэсли считался моим опекуном, и если он будет решительно настроен против брака, нам с Кеннетом останется только сбежать из Уайтбора в почтовой карете, словно каким-нибудь романтическим героям. Сомневаюсь, что он на такое согласится. Кеннет настолько щепетилен в вопросах чести, что наверняка предпочтет добиваться моей руки официальным путем.

«А ты уверена, что он вообще будет тебя добиваться? — прозвучал в сознании ехидный голосок. — Может, наоборот обрадуется, когда Уэсли ему откажет!» Но я сердито запихнула эту мысль в самый дальний уголок памяти и захлопнула за ней дверь.

Если я хочу выжить в Уайтборе, мне необходимо в кого-то верить.

Я уже поняла, что распоряжения лорда Уэсли выполнялись в Уайтборе беспрекословно. К трем часам у ворот уже ожидала запряженная двуколка, готовая доставить нас к миссис Полгрин, в дом с забавным названием Хоппер (гнездо). Забираясь в коляску, я пыталась привыкнуть к мысли, что здесь, чтобы добраться до ближайших соседей, приходилось каждый раз преодолевать несколько миль по серым заиндевелым пустошам. Для меня, всю жизнь прожившей в большом городе, это было так необычно! В Эшентауне мы, можно сказать, жили друг у друга на головах. Серые просторы Думанона, окруженные морем и насквозь продуваемые ледяным ветром, ошеломляли, сбивали с толку.

Вскоре коляска бодро катилась по глубокой колее, проложенной многими поколениями мулов. Лорд Уэсли, отвернувшись, смотрел в сторону, хотя, на мой взгляд, смотреть там было особо не на что. Изредка попадались клочки обработанной земли, но вообще казалось, что в этих краях люди не столько возделывали землю, сколько старались забуриться вглубь, пытаясь извлечь сокровища, скрытые в глубине. Гораздо чаще полей нам по пути встречались канавы, штольни, отвалы пустой породы, деревянные буровые вышки и колесные дробилки. Все это перемежалось унылыми картинами болотистых пустошей, где ветер шевелил сухой вереск и трепал редкие чахлые деревца. Единственными обитателями здешних болот были стоячие камни, провожавшие нас тяжелыми мрачными взглядами. Солнце давно скрылось, и землю заливал какой-то неопределенный, болезненно-серый свет. Могу поспорить, что девять из десяти эшентаунцев при виде такого пейзажа впали бы в меланхолию.

Один раз мы проехали через шахтерскую деревню — горстку деревянных и глинобитных хибар, крытых плавником. Меня поразила царившая вокруг нищета. Краска на стенах облупилась, кровля кое-где пестрела прорехами. Одна хижина и вовсе стояла пустой: окна заколочены, сквозь доски крыльца проросла ежевика. Мелкая ребятня при виде коляски побросала свои игры, высыпав к дороге, будто экипаж, запряженный двойкой лошадей, был здесь невиданным зрелищем. Какой-то мужчина в рабочей робе и жесткой шляпе с прилепленной к ней свечой, заслышав скрип колес, хмуро оглянулся, но, встретившись взглядом с лордом Уэсли, торопливо изобразил почтительный поклон. Вдалеке в холмах торчал полуразрушенный подъемник заброшенной шахты.