Я рассмеялась и смущенно умолкла, вспомнив, что нахожусь у постели больного. Впрочем, лорд Робин улыбался вместе со мной:

— Значит, вы считали меня волшебником?

— Если честно — да, — призналась я. — Но согласитесь, вы сами усиленно помогали создать о себе такое впечатление!

— И это при том, что я почти двадцать лет пытаюсь отгородиться от волшебства! Вы же видели пылающую комнату? Не отнекивайтесь, я знаю, что вы там были.

Видели там ключи? Они были нужны для того, чтобы не потерять себя на Той Стороне, где мне изредка приходилось бывать. — Уэсли запнулся, но потом продолжал: — Я мастерил их из проволоки и перьев, из детских воспоминаний, из локона одной леди, с которой когда-то был знаком, и из обломка шпаги некоего джентльмена, пытавшегося отправить меня на тот свет. Я привязывал себя к нашему миру, как мог.

Он закашлялся, и я протянула ему стакан воды.

— Сначала я делал их для себя и Эдварда. Потом только для себя.

«Значит, он пытался вернуть моего отца. Но потерпел неудачу…»

— Я сделал особый ключ и для вас — из чистого хрусталя, так как я впервые вижу человека, в котором стремление к истине проявляется так ярко.

От этого неожиданного проявления доброты со стороны мистера Уэсли я едва не расплакалась.

— Ведь Та Сторона влечет вас… — заметил он, пристально глядя мне в лицо. Я с раскаянием кивнула.

— Я просто хотела увидеть родителей. Мне так жаль, что из-за моей опрометчивости на вас легло это заклятье!

Он пожал плечами, как будто это было что-то несущественное.

— Не о чем жалеть. Можно сказать, что Мейвел меня освободила. С вашей помощью.

Освободила?! Я даже не знала, что на это ответить.

— По-вашему, заключить человека в замок значит освободить его?! Простите, но это какой-то слишком сложный парадокс для меня.

— Я все силы бросил на то, чтобы избавить Уайтбор от власти фейри, а потом уехать. И почти добился этого! Кроме этой цели, я больше ничего не видел. Лишь недавно осознал, что у меня появились и другие желания, кроме неограниченной свободы.

Наверное, дядя заметил искреннее недоумение на моем лице, так как попробовал зайти с другой стороны:

— Невозможно искренне захотеть того, о чем ты понятия не имеешь. Я впервые понял, что такое привязанность, когда ваш лорд Кеннет сломя голову примчался в Уайтбор. Он как чувствовал, что с вами приключилась беда. Тогда я осознал, что испытываю те же чувства по отношению к Мейвел. Она в опасности. Ей нужна помощь.

— To есть, вы за нее еще и переживаете?!

«У него точно начался бред. А доктор Медоуз появится только завтра! Что же мне делать?!»

— Однажды она сказала: «Мир между людьми для нас пища и питье, а злоба и ненависть — яд». Хотим мы того или нет, наш мир связан с Той Стороной невидимыми нитями. Все зло, что творится здесь — отражается там, и наоборот. Теперь понимаете, почему Мейвел так рвется сюда? Только представьте, что ваша земля постепенно обращается в пепел, а корни этого зла лежат за границей, куда вы никак не можете дотянуться!

Я открыла рот, чтобы возразить, но потом вспомнила рассказ Кеннета в Кардинхэмском лесу… и промолчала.

Массовые убийства и жестокость, творившиеся на Континенте, могли отравить наш мир на много лет вперед, и если щупальца этой отравы дотянулись до Той Стороны, то беспокойство Мейвел можно понять. Но все равно это не дает права ее подданным ломиться к нам через Лабиринт и творить в нем невесть что!

Застонав, я стиснула виски пальцами. Какая-то мысль, занозой застряв в голове, не давала мне покоя. Что-то из услышанного в Кавертхоле меня насторожило, вспомнить бы еще, что именно!

— Уже поздно, вам лучше пойти прилечь, — посоветовал Уэсли. — Не волнуйтесь, с этим арсеналом микстур, которые оставила миссис Дэвис, я как-нибудь протяну до утра.

Если он шутит, то это хороший признак. Он действительно выглядел гораздо бодрее, чем час назад. А вот я, если останусь в этом кресле еще ненадолго, непременно усну. Оглянувшись на пороге, я увидела, что дядя улыбается мне вслед. Никогда еще он не был так добр со мной.

Впервые за последние несколько дней у меня было более-менее спокойно на душе. Добравшись наконец до постели, я сразу заснула, как в черную дыру провалилась. Без памяти, без сновидений. Пузырек со снадобьем, которое дал мне доктор Медоуз, так и остался нетронутым стоять на комоде. Я про него просто забыла.

(прим.*: в некоторых краях красная вербена также считается средством защиты от фей, вероятно, благодаря чистой яркой окраске)

Глава 20

Всякий, кому случалось перебрать с портвейном, может представить себе мое пробуждение. Оно было не очень приятным. Я спустилась вниз, морщась от боли в голове и мечтая о чашке чая, такого крепкого, чтобы у мертвого язычника пятаки с глаз по отлетали.

Из-за своего нездоровья я не сразу заметила необычное состояние замка. В столовой сгустилась тишина. Казалось, замок застыл, как человек, оглушенный страшной новостью и пытающийся примириться с новым порядком вещей.

«Что-то случилось с дядей Робином, пока я спала».

Завтрак моментально перестал меня интересовать. Одним духом я пролетела через холл, взлетела по лестнице и миновала коридор. Распахнула дверь в дядину спальню… и мне прямо с порога все стало ясно.

Мебель осталась на месте, но комната выглядела нежилой, как покинутая раковина. Отголоски вчерашней суеты еще витали в углах, однако с утренними лучами сюда уже прокралась тоскливая пустота. Постель была аккуратно заправлена. Книги, лежавшие на столе, исчезли. Бумаги, обычно ворохом громоздившиеся в середине, теперь были аккуратно разложены в стопки. Исчезло также дядино пальто, сохнувшее у камина, и его любимая трость, которая вчера произвела на меня такое тягостное впечатление.

Все еще на что-то надеясь, я обежала все комнаты жилого этажа и парадные гостиные. Никого. Миссис Дэвис тоже исчезла. В полной растерянности я стояла на лестничной площадке над холлом и вдруг заметила полоску тени, перечеркнувшую половицы. В спину повеяло теплом. Еще даже не обернувшись, я уже заранее знала, что увижу. Проход в «пылающую комнату» снова была открыт. Может, там я найду ответы?

Внутри почти ничего не изменилось. Так же горела огнем стена, отражавшая свет витражей. Так же сочилась ледяными потеками противоположная стена. Только теперь она была пуста. Все ключи исчезли. В центре висел один-единственный ключ — из прозрачного хрусталя. Подойдя ближе, я сняла его, и он блесткой колючей льдинкой лег мне в ладонь.

***

Неизвестно, сколько времени я просидела над остывшим завтраком, уставившись в одну точку. Трудно было поверить, чтобы дядя покинул меня, причем именно сейчас, когда я так отчаянно в нем нуждалась!

Очень хотелось обвинить в этом Мейвел и ее подданных. Наверняка это все она! Она прослышала, что мистер Уэсли вернулся в Уайтбор, и послала сюда своих слуг, чтобы схватить его! Я могла обманывать себя сколько угодно, но эта теория не выдерживала никакой критики. Вряд ли похитители были так любезны, что позволили дяде тщательно отобрать любимые книги, одежду, удобную для путешествия, и дорожный несессер. Я представила себе бесстрастных сидов, занимающихся сортировкой наших бумаг за столом, пока дядя Робин рылся в шкафу в поисках любимого теплого жилета. Мой смех прозвучал, как горькое эхо, в опустелой тишине столовой.

Как это ни больно, но приходится признать, что дядя ушел на Ту Сторону по доброй воле. Правда, оставалась тоненькая ниточка надежды, что у него внезапно нашлись срочные дела в округе, и он куда-то уехал. Нужно было проверить лошадей. Я заставила себя подняться со стула и отправилась в конюшню.

Я настолько привыкла к чувству опустошенности, воцарившемуся в замке, что, услышав размеренный шорох в конюшне, не поверила своим ушам. Там кто-то был! С радостным возгласом я толкнула дверь и вошла.

Оказалось, что это Джонс, дядин конюх, убирал грязную подстилку из денника, складывая ее в тележку. Угрюмый, заросший черной бородой до бровей, он зыркнул на меня и пробормотал что-то такое, что можно было принять и за приветствие, и за ругательство. Я отметила, что все лошади были на месте.