— Тогда принимайте по пять капель перед едой.

***

Повидать Эстрелью мне так и не удалось. Когда я добралась до Гимлетт-хауса, то нашла там только лакея, который почтительно сообщил, что хозяин отбыл по делам, а мисс Рамирес с тетушкой еще с утра уехали в Триверс. Я не слишком огорчилась. Девяносто процентов ищейской работы заключается в том, что ты колесишь по округе, пытая каждого встречного неудобными вопросами и втайне надеясь, что у преступника сдадут нервы, он не выдержит и как-то проявит себя.

Мне было чем заняться и помимо мисс Рамирес. Больше всего (даже больше, чем Хупер, болтавшийся где-то рядом!) меня беспокоило отсутствие дяди. Из Босвена по-прежнему не было вестей. Я решила, что утром поеду туда сама. Можно было отправиться прямо сейчас, но день уже клонился к вечеру, а предыдущий печальный опыт начисто отбил у меня охоту к ночным поездкам.

Этим вечером я собиралась найти себе занятие ближе к дому. Была еще одна группа свидетелей, к которой дознаватель отнесся с преступной халатностью — жители Кавертхола. Убийство произошло ранним утром, а значит, кто-нибудь мог что-то видеть. Вдруг кому-то из них не спалось, или азартный рыбак возвращался с ночной рыбалки, или молодой парень от девушки? Дознаватель же коршуном вцепился в Дуайта с его мнимой контрабандой, даже не пытаясь разработать другие версии.

Центром общественной жизни в Кавертхоле был паб, и если бы не крайние обстоятельства, я бы в жизни не решилась туда явиться. Деревенский кабак — специфическое место, там умеют отбрить как нигде. Благовоспитанная мисс Анна Уэсли продержалась бы в нем не дольше двух минут — и свалилась в обморок, не дойдя до стойки. Поэтому я задвинула эту даму подальше и отправилась искать Джоэла, которого хотела взять с собой. Джоэл знал всех деревенских наперечет.

На мою удачу, в пабе собралось удивительно много народу. Стоило открыть дверь, как нам в уши ударил веселый гомон разгоряченных людей, а в нос — букет разнообразных запахов. Пахло дымом, выпивкой и мокрой шерстью от тех, кто спешил сюда издалека сквозь напитанный влагой вечер. При нашем появлении все стихло. Повисла изумленная тишина, наполненная недоуменными взглядами, тычками и перемигиваниями. Виданное ли дело, чтобы знатная леди притащилась в такое место!

Мы с Джоэлом сели за стол у стены, чтобы не маячить у всех на виду. Я заказала две кружки сидра и попросила еще миску каши с рыбой для мальчишки. Насколько помню, в его возрасте человек вечно голоден, так что лишний перекус ему не помешает.

Завсегдатаям пивнушки вскоре надоело таращиться, и на нас постепенно перестали обращать внимание. Только разговоры перешли на шепот, а взрывы смешков стали тише. Исподволь разглядывая собравшихся, я выделила одного старика — тощего, с острой бороденкой и крепкими узловатыми руками. Он любил пошутить, побалагурить и, похоже, был душой здешней компании. Я бровями показала на него Джоэлу, но мальчишка помотал головой:

— Не-а, он нам не поможет. Это Уильям Грин, шахтер. Его в то утро не было в деревне. А вон с тем парнем можно потолковать.

Джоэл кивнул в сторону угрюмого молодого человека, который сидел, обнявшись с кружкой, не замечая никого вокруг. Он казался похожим на бледную рыбу, застывшую в самом темном углу аквариума.

— Он тоже работает в шахте?

— Хам фри? Работал, но осенью перестал. Грудная болезнь, понимаете. Доктор Медоуз давно бьется над его кашлем, но пока что-то без толку. Так что Хам фри подрабатывает там-сям, а по утрам часто ходит на берег, поглядеть, не выбросило ли чего, — в голосе мальчишки послышались ревнивые нотки. Очевидно, молчун был его конкурентом в борьбе за морские богатства.

— Разве я не просила тебя пока не спускаться в бухту? — строго спросила я. — Это опасно!

— Конечно, мэм, — ответил негодный мальчишка с покладистостью человека, сознающего, что я все равно не смогу его контролировать.

Поддавшись на уговоры Джоэла, Хам фри согласился пересесть за наш стол, но на этом дело застопорилось. На любые вопросы у него был один ответ: «Не знаю, не видел, не помню». Не помог даже серебряный шиллинг, который я украдкой пододвинула ему под тарелку. Тем временем за соседними столами тоже заинтересовались нашей беседой. Шахтеры сгрудились плотнее, толкаясь тяжелыми плечами, а веселый старик, Уильям Грин, так и тянулся ухом в нашу сторону.

— Послушайте, Хам фри, — сказала я в отчаянии, уже не стараясь понизить голос, — я бы не стала настаивать, но в связи с этим делом могут обвинить не только Дуайта, но и мистера Уэсли, моего дядю!

К своему ужасу, я обнаружила, что глаза защипало от слез. Накопившаяся усталость и постоянная тревога последних дней сделали свое дело. Я сглотнула. Не дай бог разреветься у всех на глазах — тогда все пропало! Меня больше никто не будет принимать всерьез!

— Незачем опять это ворошить, — пробасил кто-то у меня над ухом. Хам фри молчал. — Никому неохота, чтобы в Кавертхол прислали отряд драгун, приглядывать за порядком!

Уильям Грин оттеснил басовитого шахтера в сторонку:

— Мы не хотим неприятностей для лорда Робина, — примиряюще сказал он. — Ваш дядя — редкий человек. Такой человек, которого хочется видеть на другом конце веревки, брошенной утопающему.

Меня осенила догадка, почему все так легко согласились с обвинениями против Дуайта. Просто они не хотели, чтобы констебли нашли настоящий тайник с контрабандой, спрятанный где-то неподалеку! Очевидно, подозрения дознавателя насчет контрабанды были не беспочвенны… Не зря сколько народу собралось сегодня в пабе, причем даже не в ярмарочный день! Однозначно, где-то над округой пролился легкий дождик из серебра, и в карманах у людей забренчали монеты.

— Вы просто свалили вину на Дуайта и рады! — обвиняюще выпалила я в хитрое лицо старика.

— Дуайт — тертый калач и внакладе не останется, — твердо ответил Уильям Грин.

— У судейских на него ничего нет, так что им придется его отпустить. Ни в чем дурном он не замешан. А убийство мистера Хартмана — и вовсе не наших рук дело. Хам фри, расскажи этой леди, что ты видел тем утром.

Молчаливый Хам фри втянул голову в плечи, как улитка, которую присыпали солью. Лицо старого шахтера посуровело:

— Ты же видишь, что леди — не из тех судейских клопов в черных ночнушках, которых хлебом не корми, дай упрятать в тюрьму невинного человека! — (Вообще-то я была как раз «из тех», но старику этого знать необязательно). — Девушка беспокоится за мистера Уэсли. Рассказывай давай, что видел, иначе твоя тень больше никогда не упадет на порог моего дома!

Хам фри, окаменевший на табурете, испустил тяжелый вздох. Впечатление было такое, будто статуя зашевелилась:

— Я с рассветом вышел, как обычно. Хотел спуститься на берег. Был сильный туман. Когда шел мимо холма, то заметил, что возле дьявольского камня кто-то ходит.

— Где? В лабиринте? — встрепенулась я.

— Да. Он как раз из-за камня вышел. В тумане плохо видно.

— Так, может, это был мистер Хартман?

Вокруг нас сгустилась напряженная тишина — куда тишинее той тишины, что встретила нас на пороге. Упади сейчас на пол булавка, она и то наделала бы много шума.

— Нет, мэм. Хартмана я тоже видел. Он торчал возле шахты, все разглядывал ее, как девицу на выданье. — Хам фри даже хихикнул, таким забавным показалось ему поведение джентльмена. — Я его по плащу узнал. Модный, небось. Такой плащ в наших краях носит только лорд Уэсли, но он, не в обиду будь сказано, росточком пониже будет.

— Значит, человека в лабиринте вы не узнали?

— Человека?! — молчун вытаращил на меня блеклые глаза. — Да туда ни один человек не сунется ни за какие коврижки! Сид это был, вот кто. И как только я его увидел — мигом вернулся домой и заперся изнутри. Мне с «соседями» проблем не нужно! Они сами по себе, а мы — сами по себе. Будь мистер Хартман поумнее, он бы тоже сделал ноги.

Я подумала, что этими словами Хам фри исчерпывающе объяснил, как в Думаноне относятся к фейри. Но кто мог быть в лабиринте? Что он там делал? Проводил какой-то ритуал, который Хартман нечаянно нарушил? Если верить Амброзиусу, подданные королевы Мейвел не могли появляться в нашем мире вот так, за здорово живешь.