— Но она слишком хочет заменить мне мать, которой не является.

— Если ты помнишь, именно она тебя воспитала.

— Если ты помнишь, именно она предложила уложить меня в лечебницу. А ты поддержал.

— Дженнифер, — отец вздохнул и положил недокуренную сигару в пепельницу, которую поставил на столик, — ты на самом деле была серьезно больна. Те вещи, о которых ты говорила… бредовые идеи…

— Тебе было стыдно за меня? Ты поэтому предпочел избавиться от неудобной дочери? — Я потянулась, взяла его сигару и втянула дым.

Отец ошарашено проследил за моими действиями, но предпочел не комментировать.

— Я думал и заботился, прежде всего, о тебе, дорогая, — пожал он плечами.

— Знаешь, кто думал и по-настоящему заботился обо мне, пап? — не выдержала я. — Моя мама. Она заботилась обо мне до последнего вздоха. Она спасла меня из огня — кто знает? — может ценой собственной жизни. А что сделал для меня ты?!

Отец приложил палец к губам. Было видно, что он крепко задумался. Воспользовавшись паузой, я допила чай и докурила сигару.

— Ну если не считать того, что я произвел тебя на свет, — заговорил отец, — и если не брать во внимание то, что ни один ребенок не имеет права осуждать своих родителей, пока сам не окажется на их месте… Думаю, лучшее, что я для тебя сделал — нашел хорошую женщину, которая смогла окружить тебя материнской любовью, когда твоя мать умерла.

— Моя настоящая мать никогда не отдала бы меня в лечебницу.

— Мы этого никогда не узнаем, Дженнифер.

— Я это знаю. Чувствую. Вот здесь, — я приложила руку к груди.

— Откуда ты можешь знать? — Снисходительно улыбнулся отец. — Вот когда у тебя появятся собственные дети…

— У меня никогда не будет детей, — отрезала я.

— Это еще почему?

— Потому что если бы я хотела детей, мне не стоило возвращаться сюда. Подумай о моей репутации. Кто на меня посмотрит? Кому нужна жена, которую десять лет держали в психушке?

— Это история давно минувших дней. Люди все уже забыли. Я скажу, что ты училась в университете.

— Десять лет?! Что за чушь! Кроме того, твои дочери быстро откроют всем правду. И тебе снова станет за меня стыдно.

— Ты видишь другой выход? — покачал он головой.

— Да. Завтра утром я уйду. Возможно, — я с трудом заставила себя договорить, — попрошу у тебя немного денег взаймы. Может, в счет моей доли наследства? Затем наши пути разойдутся.

— Насчет денег можешь не беспокоиться, — поспешно заверил отец. — Я открою для тебя точно такой же депозит, как для Мины и Келли. Это будет справедливо.

— Спасибо. Как уже было сказано, мне многого не надо, — я поднялась и демонстративно зевнула.

— Но… — отец тоже поднялся.

— Но?

Он прочистил горло.

— Может, я и был плохим отцом. Но теперь, когда ты вернулась, мне не хочется терять мою старшую девочку. Я люблю вас всех одинаково. Джен, останься, раз приехала.

Я вытянула руку, предупреждая его, чтобы он не вздумал лезть с объятиями снова.

— Последний раз, когда мы виделись, отец, я, действительно, была еще девочкой. И за все это время ты ни разу не приехал меня навестить и не поинтересовался моим здоровьем.

Он посмотрел на меня глазами, полными боли и досады. Возразить было нечего. Дверь в гостиную открылась, впустив Розу, ту самую горничную, открывавшую входную дверь.

— Ваша комната готова, мисс Макклейн, — она с любопытством оглядела нас, наверно, мечтая узнать, о чем же шел разговор, чтобы потом посекретничать со знакомыми о новой сумасшедшей дочке хозяина.

Я снисходительно улыбнулась и кивнула в знак благодарности.

— Надеюсь, она в левом крыле?

— Да, как вы угадали?

— Никак. Мне просто повезло. И зовите меня Дженни.

Я бы просто сошла с ума, если бы пришлось провести ночь в правом крыле дома.

Я стянул галстук, скомкал его и запихнул в карман брюк. После ночной грозы от впитавшей влагу земли так парило, что было нечем дышать. Хватило одного взгляда на шагающего рядом напарника, Оливера, чтобы понять — ему не легче. Утерев пот со лба, он оттянул рубашку и подул себе за пазуху. Хай-Сайд всегда славился пробками в центре города, но в жару это становилось просто невыносимым. Проторчав полчаса на Мейн-стрит, в машине без кондиционера, всего в пяти минутах езды от нужного адреса, мы оба находились не в лучшем расположении духа. Оставив автомобиль там, где удобнее было припарковаться — в переулке — обогнули дом и вошли в подъезд.

— Ненавижу жару, — пробормотал Оливер, пока мы поднимались в старом дребезжащем лифте на пятый этаж, и я кивнул.

Впрочем, металлическая решетчатая кабина вполне продувалась, и нам даже удалось поймать сквозняк. Дом был старой постройки, с толстыми стенами, в которых летом всегда царила легкая прохлада, а зимой — тепло. Я сам жил почти в таком же, только не в центре, а ближе к окраине, неподалеку от реки. Когда лифт остановился, Оливер сдвинул складную дверь, и мы оказались на площадке. Здесь пахло средством для натирания полов и немного — кошачьей мочой.

Послушав несколько мгновений тишину, я позвонил в дверной звонок, прикрепленный над табличкой «Бишоп, кв. 10». Почти сразу же, словно нас ждали, послышались шаркающие шаги. Деревянная дверь, скрипнув несмазанными петлями, отворилась, явив хозяина квартиры. С мистером Бишопом — сухопарым невысоким мужчиной с блестящей лысиной — мы уже встречались в участке, но он посмотрел на нас так, будто видит впервые. Мы с напарником переглянулись.

— Детектив Дениэлс, — произнес Оливер, показав значок.

— Детектив Тоддлер, — я сделал то же самое. — Мы можем войти?

— А-а-а, детективы, — на лице мужчины промелькнула тень узнавания. — Конечно, прошу.

В квартире было душно и пыльно. Окна закрыты, зеркала занавешены белой тканью. Вещи валялись в беспорядке на полках, вываливались из шкафа в прихожей. Преодолев желание не разуваться, я все-таки снял ботинки и ступил на грязный пол. Оливер засопел, переминаясь с ноги на ногу и, видимо, не решаясь повторить мой подвиг. Бишоп проворно нырнул в комнату, затем показался снова и поманил нас за собой. Оказавшись в гостиной, мы присели на край дивана, а хозяин устроился в кресле-качалке. Обстановка здесь мало чем отличалась от прихожей: те же занавешенные зеркала, письменный стол с ворохом бумаг, книжные полки. Все покрыто пылью.

— Итак, чем могу вам помочь? — поинтересовался Бишоп, отталкиваясь ногой от пола и начиная раскачиваться.

— Это мы хотим у вас спросить, — ответил Оливер. — Ведь это вы звонили и просили приехать. В участке появиться отказались. Говорили, что располагаете важными сведениями.

— Сведениями о чем? — искренне удивился Бишоп.

Я невольно скрипнул зубами. Чудак начинал бесить.

— Может быть, об исчезновении вашей жены? Или вы еще о чем-то хотите поведать? — Предположил я.

— Люси… — глаза этого странного человека, почему-то напомнившего мне Горлума из Толкиеновской сказки, затуманились. — Моя жена…

Оливер бросил мне быстрый взгляд, означавший, что он тоже начинает терять терпение. За столько лет работы бок о бок мы научились понимать друг друга без слов.

— Да. Ради этого мы и пришли. Вы что-то узнали об исчезновении супруги?

— Она пропала неделю назад… — Бишоп откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Мне показалось, что он в полнейшей прострации.

— Это нам известно. Ничего нового не можете сообщить?

— Я знаю, кто ее украл, — Бишоп вдруг в упор посмотрел на меня.

Краем глаза я заметил, как Оливер приподнял бровь.

— И кто же?

— Я вспомнил. Я все вспомнил! Ночью мне приснился сон. Но оказалось это не сон, а просто воспоминание о том, что почему-то стерлось из памяти сразу после исчезновения Люси…

— Ну не томите, — почти ласково попросил Оливер.

Такой тон мог означать только одно: он вне себя от раздражения. А раздражаться был повод. Мы тащились через полгорода по жаре и пробкам только для того, чтобы понять, что несчастный убитый горем муж, похоже, свихнулся, потеряв жену. Здесь требовалась уже помощь медиков, а не отдела расследований. Впрочем, кто мог заранее знать? Когда мистер Бишоп неделю назад явился в участок и заявил, что миссис Бишоп пропала, он выглядел вполне себе здравомыслящим человеком. Да, был ужасно подавлен, но отвечал на вопросы четко. Поначалу, мы решили не исключать его из круга подозреваемых, но алиби складывалось в его пользу.