— Спокойно, — приказал я не только ему, но и себе. — Нам могло просто почудиться.

— Хью, — продолжал сопеть напарник, — я тебе не говорил… у меня… клаустрофобия… я задыхаюсь.

— Тогда двигаемся назад. Медленно. Дыши. Сейчас выберемся, и тебе станет лучше.

Оливер убрал пистолет, и я еле сдержал вздох облегчения. Чтобы ни скрывалось в темноте, но лезть туда даже вдвоем казалось довольно опасно. Стоило бы вызвать подмогу, которая прочешет здесь все закоулки. Осторожно двигаясь в обратном направлении, мы почти дошли до люка, когда мое внимание привлекла ниша. Показалось, что я увидел там чей-то силуэт. Остановив Оливера, я вскинул фонарик и…

…нанизанное на колья, там висело женское тело. Кто-то содрал кожу с лица, оставив кровавый оскал, переломал несчастной жертве руки и ноги и вскрыл брюшную полость, выпустив наружу кишки. Кто бы ни был убийца, но он явно поглумился над жертвой. Оставалось только догадываться, для чего она выставлена здесь как экспонат. Но долго разглядывать отвратительное зрелище не пришлось. По тоннелю снова пронесся гул. Я лишь слегка повернул голову, но этого хватило, чтобы заметить, как из темноты к нам приближается что-то белое.

— Ходу! — заорал я помимо своей воли, потянув напарника за собой.

…Руки Оливера по-прежнему слегка подрагивали. Прошло уже достаточно времени, но и мне до сих пор было не по себе. Кое-как добравшись до ближайшего бара, мы заказали по пиву, чтобы прийти в себя и привести в порядок мысли.

— И как мы расскажем о том, что видели? — задумчиво поинтересовался напарник и сделал глоток. — Никто ведь не поверит, что на нас напало подземное привидение.

— Никак, — ответил я. — Мы нашли труп, и это главное. Будем просто делать свою работу, как и раньше.

— Но как ты объяснишь… — Оливер замолчал, подбирая слова, — это белое… нечто. Оно ведь неслось на нас. Неслось, я видел собственными глазами! Не так, как бежит человек. Оно приближалось быстро и плавно.

Я на мгновение прикрыл веки. Проклятье! Оно, действительно, неслось! Но будучи по натуре скептиком, я не собирался так легко сдаваться.

— В канализационных тоннелях иногда бывают подземные газы. Вызывают галлюцинации. Вот и ответ — надышались. Как я уже сказал, не стоит кого-то посвящать.

— Думаешь, нас просто глюки посетили? — исподлобья взглянул Оливер, но его взгляд посветлел.

— Угу. Более того. Видел, как изуродована жертва? Уверен, что маньяк тоже был под газом, когда творил такое.

— Разумно, — напарник с облегчением улыбнулся. — Возьму нам по второй.

Он встал из-за столика и направился к барной стойке, а я покрутил в руках запотевшую кружку с остатками пива. Версия, в которой мне хотелось убедить напарника была хороша… если не принимать во внимание, что я сам не до конца себе верил. Ведь откуда-то взялся тот белый волос, который отправился в лабораторию. Отодвинув кружку, я взял с края столика газету. Такие были разложены на каждом, для удобства посетителей. Лениво перелистнув страницу, начал просматривать колонки новостей. Все лучше, чем прокручивать в голове воспоминание, как плавно скользит по воздуху, приближаясь, белая фигура…

На последней странице в заголовке светских хроник мелькнула знакомая фамилия. Я вчитался в текст. Новость гласила:

«Возвращение блудной дочери: Дженнифер Лисбет Макклейн воссоединилась с семьей.

Старшая дочь Роберта Макклейна, совладельца пакета акций «Джорджтаун-кэпитал», около десяти лет отсутствовавшая в нашем городе, на днях вернулась в семью. Сам мистер Макклейн пока не дает комментариев, но из достоверных источников нам стало известно, что мисс Маклейн все это время содержалась на принудительном лечении в одной из психиатрических клиник страны. Причиной острого расстройства ее психики, как говорят, послужила застарелая детская травма, полученная в связи с трагической гибелью матери мисс Дженнифер, произошедшей во время пожара в доме Макклейнов. Редакция «Джорджтаун Ньюз» надеется в ближайшее время получить новые интересные подробности этой истории. Следите за колонкой светских хроник!»

Перед глазами поплыло. Я уронил газету на стол.

— Знаешь ее? — прогудел над ухом Оливер.

Он стоял у столика с двумя кружками пива в руках и с интересом разглядывал в моей газете фотографию Дженнифер, очевидно, сделанную украдкой каким-то папарацци. На ней Дженни в спортивной майке и бриджах стояла в дверях своего дома. Я поднял голову и заставил себя улыбнуться, как ни в чем не бывало.

— Да. Одноклассница. Учились вместе.

Врать напарнику — плохо, а иногда и опасно для жизни. Но в этот раз я без зазрения совести отступил от этого постулата. Потому что есть вещи, которыми не хочется делиться даже с человеком, изо дня в день спасающим твою задницу.

Мое самое раннее детское воспоминание — пожар. Мне было около пяти лет, и я еще не понимала, что со мной происходит. Почему так явно чувствую страх матери. Почему этот страх передается мне, усиливая мой собственный. Усиливая настолько, что начинала задыхаться от ужаса. Это потом мне объяснили, что такие люди, как я, являясь своеобразными проводниками эмоций, вообще не умеют или плохо могут гасить их. Как если сидеть между двух зеркал, обращенных друг другу. Собственное отражение будет бесконечно множиться, уходя вдаль. Также множатся неконтролируемые эмоции внутри эмпата. Не важно, что чувствует человек рядом: радость, печаль, гнев, раздражение. Эмпат почувствует все это в несколько раз сильнее, даже против своей воли.

Мама в тот момент боялась.

Я кричала от страха, заходясь удушливым кашлем от едкого дыма. Мама что-то говорила, но смысл слов не мог пробиться сквозь плотную стену паники. Она боялась смерти — своей и моей — это единственное понимание овладело мной, и я боялась в три раза сильнее. К сожалению, кроме ярких вспышек эмоций удалось мало запомнить. Невыносимый жар. Гудение и треск пламени, пожиравшего обои и портьеры. Я видела, как плавилось лицо куклы, валявшейся в углу, и думала, что совсем скоро вот так же оплавится и мое. Но дверь распахнулась, на пороге в сполохах огня появился мужчина в черном. Мать вскочила. Две тени затанцевали на стене, то приближаясь, то отдаляясь. Она дралась за меня.

Мне часто снились кошмары, и на этом моменте я всегда просыпалась. Вот и сейчас, тяжело дыша, открыла глаза. Потолок оказался ровным и белым — не похожим на выкрашенные желтой краской потолки и стены лечебницы — и поэтому не сразу удалось понять, где нахожусь. Скосив глаза, я увидела кресло, полки с книгами над небольшим письменным столом и платяной шкаф. Интерьер гостевой спальни, где меня разместили прошлой ночью. Когда готовили комнату, я со страхом думала о том, что придется спать в правом крыле — там, где когда-то располагалась детская и спальня родителей. Там, где все случилось. Но Роза приготовила гостевую спальню в левом крыле. Тем не менее, я чувствовала себя не в своей тарелке. Всему виной сам дом, не иначе.

В комнате, кроме меня, к удивлению, оказалась девушка. Она носила такое же форменное платье, как Роза, да и черты лица показались схожими. Черные умные глаза, гладко зачесанные назад темные волосы, большие серьги-кольца в ушах. Незваная гостья просто стояла, сложив руки перед собой, и даже не шевелилась, как восковая статуя. Но я подскочила на кровати, спросонья не сразу совладав с собой. Феромагер.

— Не подходи! — хриплым ото сна голосом гаркнула я, ткнув в нее пальцем. Моя рука дрожала.

На лице девушки отразилось огорчение.

— Вы кричали, мисс. Я только хотела убедиться, что с вами все в порядке. Кошмар приснился?

— Как ты вошла? — я проигнорировала ее вопрос.

Собеседница с пониманием улыбнулась. Больше не нужно было притворяться, чтобы мы не понимаем кто из нас кто. Она оглядела меня с ног до головы и добавила:

— Трудно было удержаться. Вы так пахнете…

Я пощупала мокрую от пота, хоть выжимай, футболку. Простыни и наволочка оказались не лучше. Беззвучно выругалась, представив, что могло бы произойти, не проснись я вовремя. Любой спящий беззащитен перед феромагером, как новорожденный младенец. Более того, во сне легче всего вступить в ментальный контакт. Жертва так и не проснется. Возможно, никогда. Именно поэтому я искала ночлега в доме отца, хотя, привыкнув обходиться малым, спокойно могла бы переночевать на лавочке в парке.