Галактика: неизвестна

Планета: неизвестна

Возраст: неизвестен

Другие данные: способность — исполнение желаний

— Исполнение желаний? Что-то вроде джина?

— Верно, — согласилась ИИ. — В соответствии с лексиконом «Новой Земли» это слово приемлемо для описания Феариуса.

— Но зачем было Еве пленить джина?

— В моей базе нет запрашиваемой информации.

— Понятно… — нахмурился Эдвард. — Думаю, ответ и так ясен: Ева была обычной эгоисткой, хотела заполучить все блага мира, ей банально мало было одного желания…

Он не договорил — ИИ странно притихла, и в этом покое ощущалась человеческая печаль. Юноша все ждал, когда та выскажется, но ничего подобного не происходило.

— Не пойми не правильно, я не считаю Еву плохой, не мне судить, как минимум — она была очень умна, раз в одиночку сумела соорудить башню и поймать джина, — на всякий случай извинился он и добавил: — Я могу войти в темницу?

ИИ немо порылась в своей системе, и из-под дребезжащего многотонного блока излучилась тьма — голая, откровенно неприязненная, вопящая, как неумолимое зло. Юноша не мог долго смотреть вниз, колодец слепил его, заставлял душу холодеть, но он хотел туда пойти, хотел загадать желание…

ИИ стала ему факелом, зато Кевин напрочь отверг их компанию. Смачно шелестнув крыльями, он метнулся под потолок, где удобно пристроился на одной из реек. Эдвард был очень огорчен, что не смог заручиться подспорьем нового друга, и несколько раз едва не передумал и не повернул назад.

Это мой шанс вернуться в Англию. Рассуждал он. Если я сам себя не вытащу отсюда, никто не вытащит, и эта башня будет и моей тюрьмой, или куда хуже — моей гробницей. Интересно, как там Ацель и Пенни? Надеюсь, они живы и здоровы. Миссис Мэллоу… Хотел бы я себе такую бабушку! Когда выберусь отсюда, обязательно попрошусь к ней на чай…

Эдвард не допускал и мысли о том, что Целитель спасёт его. В конце концов, речь идёт не о супергерое, а о древнем сверхсуществе. Сомнительно, что какой-то студентишка представляет для него интерес: что есть он на белом свете, что его нет — никакой разницы!

Вниз вела винтовая лестница из толстой надёжной стали, стены тоже все в спаях, бледное пятно подпрыгивает то слева, то справа…

— А как тебя называла Ева? — обрезал тугую нить безмолвия Эдвард.

ИИ покружилась у того над головой и продолжила левитировать на уровне человеческих глаз.

— Ида Ивнис, — чётко произнесла она, и юноша услышал, как её вибрации оживились.

— О, здорово! Можно и я тебя буду так называть?

— Да, — лаконично ответила Ида.

Как же он рад, что ИИ перестала дуться! Пусть она и искусственный интеллект, но есть в ней что-то настоящее. Эдвард был уверен, что Ида Ивнис умеет проявлять эмоции. Он с детства проецировал собственные чувства на других, смотрел их глазами на мир и видел белое белым, а черное чёрным, и никакие предрассудки не туманили этот взор. Сопереживать — значит примерять на себе чужую шкуру, и он примерял, порою, чересчур часто, но благодаря этому он и разглядел за грубостью Ацеля большое и доброе сердце.

— А как тебе удается обновлять информацию? — спросил Эдвард, разблокировав смартфон. Заряд батареи вот-вот иссякнет. — Здесь нет WI-FI, я проверил. Что это за технологии?

— Память Земли. Мои системы тянутся в самое ядро планеты, туда, где ни одно живое существо не может существовать. Ядро — записывает и хранит всю информацию о всех структурах планеты.

— Как жесткий диск?

— Верно.

— Получается планета — это компьютер?

— Скорее, биокомпьютер, — внесла опровергающее дополнение ИИ. — Ядро схоже с функционалом живого мозга.

— Ох, черт, вряд ли я с таким примирюсь, — усмехнулся юноша. — И у всех планет есть память?

— Да.

— Живые существа живут на живой планете… как микробы! Подумать только! Мы прямо какие-то вши! — с досадой и благоговением воскликнул он. — А Вселенная тоже живая?

— К сожалению, данной информацией я не владею.

— И ты подключена к мозгу планеты? Это невероятно! Но как башня могла простоять миллионы лет? Как такое возможно?

— Я следила за сохранностью башни Евы даже в спящем режиме. В моем подчинении живой металл. Из него сделан внутренний каркас башни. Хоть с виду и не скажешь, но частицы металла всегда в движении — ни пыль, ни карозия башне не страшны. И когда камень начинает рассыпаться или искажаться в процессе солевого окисления, живой металл склеивает песчинки и заполняет пустоты.

Эдвард миновал финальную ступень, и, ни на шаг не отходя от светящегося шара, направился в сторону двух зависших в воздухе желтых огоньков. Только они и они одни заполняли пустое квадратное помещение, объятое той же нескончаемой темнотой, что и лестничный спуск.

Когда ИИ подсветила объект, и длинная тень юноши затикала, словно обезумевшая стрелка часов, — огоньки оформились объемными чертами рогатой фигуры. Это было каменное изваяние с абсолютно живыми глазами — лисьими, обведенными чёрными стрелками, они моргали и реагировали на свет и движение.

Лапы удивительного животного теснились в браслетах цепей, не таких, как у Целителя — много толще, и цвет у них был истинно стальной. Изящное тело с мускулистой грудью, сильные передние конечности с удлиненными фалангами пальцев и собачьими когтями, а шипованный хвост загибается вверх подобно жалу скорпиона. Морда квадратная, с широким носом и человеческими пропорциями, как у мейн-куна, но ни усов, ни ушей-треугольников не имеется. В размерах Феариус не превышал и пяти футов.

— Почему он заточен в камень? — с горестью осматривал узника юноша.

— Дословно «архиэфиропы» переводится как «древний эфир». В данное царство входят существа, для которых не характерен эмбриональный и постэмбриональный онтогенез, они появляются и пропадают в следствие процессов расширения Вселенной, питаясь различного рода энергией. Поэтому их возраст не поддаются расчетам. Архиэфиропы, в свою очередь, разделяются на два класса: либераэфиропы и лимитоэфиропы. Первые — не ограничены материальными структурами мира и могут свободно перемещаться или проходить сквозь стены. Чаще всего, они являют собой созданий невидимых, к которым нельзя прикоснуться. Отличны от них лимитоэфиропы — их атомы нуждаются в какой-либо форме, это — метаморфы, оборотни, их тела бессмертны, но объекты физического мира не позволяют им перемещаться свободно. Феариус из их числа, — просветила юношу Ида. — Башня парализует его мышцы. За шестьдесят пять миллионов лет без движения физико-химические процессы среды сделали свое дело. То что вы наблюдаете, Эдвард, называется «естественным окаменением».

— Это… ужасно… — вздохнул тот, жалостливо опустив руку на загривок статуи. Желтые глаза хищно покосились на него, но юноша был одинок в своем сострадании. Он старался мыслить, как узник, думал, что у него получается, но смертным не дано понять страданий существ вечных, а тем никогда не постигнуть нас. — А ты можешь убрать его… это «окаменение»?

— Конечно. — И Ида приступила к исполнению просьбы, что для нее была неотличима от приказа. Тот кто ввел пароль, разбудил ее системы, пусть и не Ева, но администратор, слово его — закон, так записано в протоколе.

Лазерные вспышки быстро разрушали каменный слой, и обнаженный зверь поразил Эдварда дерзостью цвета. Феариус был красным, но не того приглушенного кровавого оттенка, какой преобладает в природе; исконно красным, без каких-либо примесей, и тени на него словно не ложились.

На острых скулах раскрылись полупрозрачные хлопья, которые, точно чешуя русалки переливались всеми красками космоса: лазурью и пурпуром — от темно-фиолетового до бледно-розового. Они стояли торчком, покрывали грудь и немного спину, словно львиная грива.

Феариус стряхнул с себя остатки камня, сладко выгнулся и заговорил человечьим голосом:

— Интересный язык у тебя, мальчик! В разы певучее, чем язык Евы. Давненько я не видел человека. Все такие же прямоходящие, разве что в росте просели и отказались от побрякушек. — Он спесиво оскалился, и на звериной морде промелькнули отголоски человеческой мимики. — Ну что же ты так вылупился на меня, Эдвард? Так ведь тебя величают?