В этот момент свалилась колонна на западе. Шансы укрыться от пламени стремительно угасали.

Мисс Кингман слезливо разулыбалась и заключила большую черную когтистую лапу в свою миниатюрную и контрастно белую ладонь.

— Знаете, — сказала она ласково, — я была бы не против стать вашей командой, Ацель.

Эдвард также проникся сантиментами и прихватил пришельца за свободную руку.

— Капитан Ацель, — поправил он девушку.

— О нет, я умру в окружении плачущих людей, как герой тупой мыльной оперы! — невесело отшутился тот, но от польщенной улыбки воздержаться не смог.

И когда, бросив все сопротивления, его уже душили прощальными обнимашками, — драконье пламя зашипело, и горячий, но не опасный для жизни пар задымил арену.

— Извините, что так долго! — послышался голос Блу. — Привести в движение пять тысяч галлонов воды было затруднительно.

Эдвард поднял глаза и увидел, как усаживается туман, а за ним — динамичное шоу: золотая рыбка мчится в зацикленных изумрудных потоках, то тут, то там волшебными кристалликами разбросаны неповторимые частички флересской живой воды.

— Блу, ты наша спасительница! — выдохнула Кэйти с облегчением.

Драконий рык вознесся в небо, извещая о том, что такой исход крылатым рептилиям не по нраву.

— Ацель, — полюбопытствовал юноша, — а драконы боятся воды?

— Почему ты меня об этом спрашиваешь? — возмутился ящер.

— Ну вы же родственники, — вставила свое слово мисс Кингман.

— Да, Ацель, они очень похожи на тебя. Может, они твои предки?

— Не шути так, Эдвард, — обиделся тот. — Ничего общего…

Пришелец хотел сказать, что, кроме шипов, их ничего не связывает, но башня вдруг загрохотала, и мысль оборвалась. От центра в стороны ползли глубокие трещины, и арена буквально распадалась на неровномерные блоки. Мисс Кингман переступила пролом и увидела, как лифт проваливается в образовавшуюся под ним пропасть.

— Черт, это еще что такое? — вновь поддалась она панике. — Это же не из-за драконов, да?

— Не хочу никого пугать еще больше, — вмешалась Блу, — но мои силы иссякают, контролировать течения в воздухе все тяжелее. Раньше я такого не практиковала.

— Ну класс, теперь нам точно кранты!

Дом с мезонином быстро усваивался ненасытным огнем. Стоило Целителю заречься о спасении ребенка, Беда поддался в своей замысловатой игре, правила которой не сообщил. Уступив тело девочки, он вернулся в посредника и удрал через окно, но предчувствие подвоха сновало по обугленным апартаментам, нервируя.

— Доверься мне, я вытащу тебя отсюда, обещаю, — хотел он образумить Мериду.

— Не трогай меня, чудище! — завизжала та во все легкие, обогнула фигуру Целителя и остановилась у развалин лестницы.

Целитель решил действовать силой. «Пусть она меня ненавидит. Если это цена ее спасения — все нормально, — думал он. — Беда прав. Я не супергерой. Я просто прохожий, которому не безразлично чужое горе».

Сцепив ладони, девочка развернулась к Целителю и прокашлялась. Ласкающие худые щиколотки волосы полыхнули огненной аурой. Влажное, грязное от копоти лицо, в тени пламени, на фоне черных стен было угольком. И в тот момент Целитель с ужасом осознал — красные огни уже снуют у нее в глазах… Будущее не изменить.

Растерянная Мерида оступилась. И хотя Целитель поймал ее в процессе падения, цепи изменнически таяли, также как до этого таяла секира.

— Держись! — закричал он, медленно вытягивая девочку, повисшую над котлом ада, обратно на мезонин.

— Ну как тебе моя игра, нравится? — Красные руки сдавили плащ.

— Что ты со мной сделал?

— Я? — расхохотался Беда. — Я ничего не сделал, лишь показал тебе, во что ты сам себя превратил. Ты геройствуешь, спасаешь других, жертвуя собственной силой. Но не переживай, — прошептал он зловеще, — больше ты не сможешь никого спасти.

Предсказание сбылось — цепь оборвалась. 5 июля 2012 года Мерида Райт сгорела в огне.

Золотая рыбка увиливала от пламени, плыла в искусственных течениях, замедляясь с каждым новым кругом. Блу первая завидела Целителя. Сначала она обрадовалась, но позже, заглянув за капюшон, чуть не оставила барьер — так ей хотелось поспешить на помощь к Учителю. Но Ацель не запретил ей это сделать, и девочка прекрасно понимала почему.

Лицо так и не восстановилось — сияет, как космос, но к восхищению не располагает; руки — по локоть в вязком блестящем веществе чёрного цвета: материя еще не до конца расформировала стиснутые пальцами цепи. По обыкновению безжизненное глаза уставились в никуда, словно сознанием он был где-то далеко за гранью живого. Было очевидно — Целитель проиграл.

— Смотри! Смотри, как погибнут твои друзья, — измывался нам ним Беда, незримый ни Блу, ни даже Ацелем с его высокотехнологичной оптикой.

Ко всему прочему, чёрный ящер словил очередной приступ, чем безумно перепугал Эдварда и Кэйти. Чтобы не раскрывать карты, он соврал, и ложь его была весьма убедительной:

— Все нормально, просто рана немного разнылась, — оправдался он, и студент не мог не покарать себя хотя бы в воображении.

— Знаешь ли ты, Целитель, — нашептывал Беда заложнику в уши, — эти прекрасные создания, — имел он в виду драконов, — прородители всех рептилий; древние и горячие, прямо как звезды; я явил их из тех времен, когда Вселенная только-только зарождалась. Первое солнце, первая планета с пригодными для жизни условиями и самые первые рептилии в первой животной эволюции. Земные динозавры, многочисленные ящерицы… Но только один вид имеет девяносто процентное сходство с генами древних, попробуй угадать — какой?

В голове Ацеля все никак не укладывалась мысль — почему сущность, что завладела разумами Эдварда и Кэйти проигнорировала его, даже когда он сам проявил инициативу? Для того, чтобы всех поубивать, ему бы и нож не понадобился: когти и клыки — оружие, которое не отнять, разве что вместе с жизнью. Так в чем же причина? Чёрный ящер изо всех сил старался держаться на ногах, хотя изнутри паразит рвал его на части.

В таком состоянии он туго соображал, картинка происходящего размывалась. Он приковал глаза к поверженному Целителю и все наблюдал, не мог расслабить веки.

В какой-то момент ему стало казаться, что он видит что-то, чего на самом деле нет или, по крайней мере, что не должно открываться его взору.

Ацель снял очки, попробовал моргнуть, и внезапно понял, что отчётливо различает цвета и формы окружающей реальности. Через очки мир представлялся ему менее контрастным, в таком мире он провёл своё детство. В качестве эксперимента пришелец вновь водрузил очки на нос, но на его зрение это никак не повлияло. И то было из ряда вон, поскольку линзы концентрируют избыточное количество света и просто-напросто могут прожечь сетчатку среднестатистическому зрячему человеку.

Метаморфозы не воротили его глазам прежнюю синеву. Кровь все ещё пылала, и этот жар перебрался к ним, раскалил их докрасна.

Но самое главное — Ацель видел его, этого паукообразного монстра с вихрем во рту, этого мерзавца, из-за которого Эдвард так винит себя. Нет уж, теперь то он от него не уйдёт!

Как плетью, чёрный ящер лупцевал хвостом каменные блоки, пока, отяготев от бешенства, не ринулся на врага. Опомнившись, Беда обнаружил себя прижатым к спине дракона мощной сондэсианской лапой.

— Вот дела! Это был не я. Удивил так удивил, хвостатый.

Ацель и сам не вразумил, что случилось, но растерянность не отвлекла его от цели.

— Это я нас телепортировал?

— Да, рептилия, гордись собой, — ухмыльнулся тот. — На моём веку ни разу не было такого, чтобы носитель «Эвэи» взял под контроль паразита.

— Что ты знаешь?! — в напряжении хрустнули суставы пальцев.

— Все! Я же — чудовище!

— Что?

— Ты сам так однажды сказал. Или скажешь… — Беда снова рассмеялся.

Дракон изворачивался, брыкался, словно бык на родео; загребая крыльями ветер, трудился скинуть пришельца. Чтобы не свалится, тот был вынужден впиваться в чешуйчатую шкуру всеми когтями, заставляя животное реветь.