После недолгой паузы солистка рок-группы повторилась:

— Ну так что? Бездушная сделка?

— Нет.

— Но почему? Всего один раз! Тебе ничего не нужно делать. Просто выйти на сцену!

— Ты не понимаешь! — Ацель убрал с носа очки и говорил далее уткнувшись незрячими глазами в барную стойку: — Я так далеко зашёл и наконец-таки обрёл покой на планете пятого уровня. Знаешь, что это значит? Это значит, что здесь мне не нужно спать в полглаза, страшась быть обнаруженным рэйджерами и агентами этой чертовой организации! Но ты хочешь отнять у меня это! Ты хотя бы задумывалась о последствиях или тебя интересует лишь собственная слава?!

Мия неудобно поежилась, затягивая в легкие новую порцию сигаретного дыма, чтобы изолировать в себе тронувший её мысли и волю конфуз. Примерно с той же эгоцентричной миной мирятся родители и учителя, отчитывая своевольные выходки подростков.

— Может ты сразу возьмёшь мою голову на отсечение, потому что это будет менее болезненно, чем все остальное, что случиться со мной, со всеми нами, если СМИ прознаёт о том, кто я такой! — во все горло высказался сондэсианец.

Если бы не удрученное состояние, мисс Донсон могла бы похвастаться правотой — реплика Ацеля была успешно запита алкоголем и задушена сигаретами, вручив своё информационное наследие ей одной.

— Да ну и чёрт с тобой! Плевать я хотела на тебя и твоих друзей!

— У меня, по краней мере, есть друзья.

— А у меня их тысячи!

Ацель надел очки, сунул руки по карманам и зашагал прочь. К дверям он подошёл с напутствием:

— Мисс Донсон, — резко перешёл он на «Вы», — однажды вашу маску сорвут. Помяните моё слово.

Сердце Мии едва не лопнуло, тело застопорилось, на лбу заблестели капли ледяного пота.

— Откуда ты знаешь? — Она сорвалась с места, распахнула двери навстречу лепечущему ветру. Придорожная пыль осела на искусственных ресницах, и девушка учащенно заморгала, разыскивая черное пальто в монохромных образах ночи. — Ацель?.. — Девушка обречено опустилась на сидение мотоцикла, запустив пальцы в короткие красные волосы.

«Как… как он догадался, что я не Мия?»

Глава 21. Мия и Эмма

— Воин и волшебник продвигаются дальше. Впереди отвесная скала — единственный путь к вашей цели. Вдруг гора задрожала, вы поднимаете головы и видите, как сверху на вас сыпятся камни. Итак, волшебник, у вас запас маны на одно заклинание, что вы будете делать?

Волшебник тряхнул серебряным плащом и повелительно ударил посохом:

— Закалю клинок война, чтобы мы смогли разбить камни.

Меч в руках воина засветился изумрудным блеском, но быстро погас.

Миссис Уоткинс задумчиво бросила двадцатигранный кубик на карту.

— К сожалению, клинок слишком поврежден. Вашего запаса маны недостаточно, чтобы его починить. Камни продолжают падать. Воин, ваши действия?

Воин досадливо посмотрел на клинок и разжал пальцы. Меч полетел в пропасть с лязгом ударяясь о выступы скалы.

— Буду разбивать камни голыми руками!

Канун студенческого фестиваля Ацель и Эдвард проводили играя в небезызвестную настольную игру, для которой им наконец удалось отвоевать ведущего. Миссис Уоткинс первая проявила инициативу, и в какой-то момент её отношения с соседями стали налаживаться. Чего не скажешь о Пенни. Она по обычаю отказалась делить задор матери, хотя и дураку было ясно, что на ее природную холодность наслоилась гордыня. Таким образом, видение Эдварда можно обоснованно считать пророческим, ибо не иначе как «ледяной скульптурой» нынешнюю Пенни не назовешь.

Кэйти Кингман зачастила с видеозвонками, в которых она отчитывалась перед жертвами клеветы и шутила — очень много и не по делу, словно пытаясь перенять харизму импонирующего ей негодяя. И все её расспросы как бы невзначай вязались к личности Ацеля. Эдвард читал ее, точно открытую книгу, и старался вещать лекции о «своих делах» максимально вкрадчиво, потому что вопрос «как жизнь, Эдвард?» был простым элементом вежливости — ни больше, ни меньше.

«С вас сняли все подозрения, — рассказывала она новости новообретенным друзьям. — Но дело все ещё открыто. В крови мистера Брайтона обнаружили неизвестное химическое вещество… типа. Включите телевизор, послушайте-ка премьер-министра, а! Скотланд-Ярд уже вовсю обязуются рассматривать в преступлениях последнего времени возможную вину инопланетян. Так что не удивлюсь, если такой чудаковатой версией они залатают дыру в правосудии. Это же так удобно — обвинить во всем другие цивилизации! И Биг-Бен, вот увидите, постигнет та же участь…»

О, блаженное неведение! Дай Бог, чтобы бедняжка Кэйти никогда не узнала, что финальный штрих в убийстве «Ромео» заложила ее безгрешная рука!

После ссоры с Ацелем разум Мии Донсон не покидали щекотливые мысли. Сутки она не могла сомкнуть глаз, и отросшие синие мешки, над которыми тональник и пудра были не властны, вызывали слишком много беспокойства со стороны коллег-музыкантов.

В тот вечер Эдвард впервые за месяц взял в руки гитару и играл — играл просто для того, чтобы играть. Как же ему этого не хватало! Вернуться к музыке спустя недели и ощущать пальцами прохладу бронзовых струн — точно долгожданное свидание любимой! Ни на что не надеясь, ничего не планируя, он сидел на краю кровати в сумраке комнатного светильника, сочиняя духовный продукт и совершенствуя его — раз за разом, стачивая «неровности» и «шероховатости». Но если мастер знает, когда алмаз станет бриллиантом, творцу сложно вывести грань своей деятельности — все время кажется, что есть к чему стремиться, что «блеска» не достаточно, что можно лучше…

Телефон на тумбочке завибрировал и распелся, оглашая о звонке мисс Донсон. Эдвард проигнорировал раз, проигнорировал второй, третий… А потом поступило сообщение, где Мия буквально молила юношу взять трубку. Тревога помешала музицированию, выставив вдохновение вон за порог.

— Мисс Донсон, — с панически белым лицом произнес Эдвард её имя.

— О, слава Всевышнему! Только не бросай трубку!

— Мне позвать Ацеля? — усомнился тот в необходимости становления субъектом этого разговора.

С недавних пор юноша углубился в творчество группы и был исполнен восхищением и завистью, наблюдая за тем, как легко Мия импровизирует в различных телешоу, умело подбирая стратегию, привлекающую аудиторию и размолачивающую ненавистников. А как она преображается в клипах! Смелая, энергичная — её хочется любить.

— Нет-нет-нет! — отчеканила она второпях и пояснила спокойнее: — Я хотела пообщаться с тобой, Эдвард.

— Со мной? Зачем?

— Ты ведь играешь на гитаре, верно?

— Да.

— А не хочешь присоединиться к моей группе?

Студент оцепенел:

— Что?.. — не верил он своим ушам. — Вы шутите? Это такой пранк?

— Вовсе нет! Я на полном серьезе! Эдвард? Ало! — испугалась она молчания в трубке. — Ты слушаешь?

— Да, — кивнул тот, мечтательно проведя рукой по черному грифу. — Но почему я? Это идея Ацеля?

— Нет, — принципиально уклонилась Мия от его правоты, но не для того, чтобы солгать. Она утвердилась в независимости своего выбора. «Нет уж, я делаю это не ради тебя, Ацель. Я просто хочу искупить свой грех». — Ацель здесь не причём, хотя — чего уж тут! — о твоих способностях я прознала от него.

Когда Эдвард вторгся в покои Ацеля, чтобы сообщить о состоявшемся диалоге мисс Донсон, — тот смирно восседал на диване, обложив себя кучей книг и справочников по химии и английской грамоте. В разговорной речи он не испытывал трудностей, но письмо и правописание давались ему, так сказать, «потом и кровью» — по той причине, что разнообразная, затейливая письменность землян и универсальная «образная живопись» Сондэса не имели абсолютно никаких точек соприкосновения.

— И какой ответ ты ей дал? — Черный ящер украдкой высунул нос из-за книжной обложки. По настоянию Эдварда он все реже находился в стенах квартиры в маскировочных перчатках, и сейчас его длиннющие когти дырявили плотный картон. Повезло, что за блеском и контрастностью чешуи не видно того, как стремительно отливает кровь от его щёк.