— С ума сойти, — бормочет по-муданжски. Потом залпом поглощает остатки бульона и поворачивается ко мне. — А вы опаснее, чем кажетесь.

Я кокетливо пожимаю плечами. А что тут ответишь? Забираю у него пиалу, ставлю на столик. Интересно, Азамат теперь его тоже запрет, как Гонда?

— Какого черта тебя понесло на абордаж? Да еще и без экипировки? Что за детский сад: «Назло всем наемся соли и голодным спать лягу»?

— Да ладно вам, Лиза, — жалобно блеет Эцаган, подтягивая одеяло к подбородку. Белье ему так никто и не сменил, идиоты. — Мне еще капитан всыплет…

— И правильно сделает. Я бы на его месте тебя вообще отшлепала!

Мальчишка в ужасе вжимает голову в плечи:

— Ой, не надо, пожалуйста! У него такие руки…

Я издаю вздох, переходящий в стон. Ну что за люди!

— А себя ты, видимо, считаешь чересчур красивым, раз полез в пекло без нужды.

— Нет! Просто… все то время, что вы здесь, Алтонгирел только и думает про вас с Азаматом, а меня как будто вообще нету.

— И ты решил привлечь его внимание каким-нибудь геройством.

— Ну я не то чтобы решил… просто тут подвернулись эти джингоши…

— Ясно, — вздыхаю, сажусь на стул. — Надеюсь, ты получил хороший урок и больше так по-идиотски себя вести не будешь.

— Да теперь у меня уже не будет возможности, — уныло хмыкает Эцаган.

— В смысле? — моргаю. Он что, все еще думает, что не оправится?

— Азамат нас выставит.

— Куда выставит?

— Ну мы с Гондом серьезно нарушили правила, да еще и пострадали от этого. Азамат не держит в команде ненадежных людей, он нас выгонит.

Ого. Сурово у них тут. Хотя… так и должно быть, наверное, все-таки не в офисе сидят, а в космосе воюют.

— И что ты будешь делать? — спрашиваю, чтобы не создавать тягостного молчания.

— Не знаю, посмотрим, — пожимает плечами. — Я много чего умею.

Ну да, шить, например. Кстати, я так загребла все его швейное барахло…

— Тебе, — говорю, — машинку сейчас вернуть или можно еще попользоваться?

— Да пользуйтесь. Я шить-то толком не умею, только чинить, если порвется.

— Спасибо, а то я хотела… — обрываю себя на полуслове. Эцаган, конечно, изрядная девчонка, но делиться творческими планами с ним — это уже как-то слишком. Дальше только нижнее белье обсуждать. Хотя с другой стороны… может, провентилировать с ним мою задумку? А то мало ли, какой у них по этому поводу этикет, еще нарвусь…

— Чего вы хотели? — переспрашивает он. В глазах живой интерес.

— Да я вот думала сделать что-нибудь капитану в подарок… на память… — мямлю неловко. Ох, что-то сейчас будет.

Но нет, бури не следует, Эцаган только таращится на меня блюдцеобразными глазами.

— Ого, — говорит после паузы. — Что-то я начинаю думать, может, Алтонгирел зря беспокоится…

— О чем?

Эцаган, видимо, возвращается к реальности и отмахивается:

— Да так, все насчет вас. А из чего вы шить собрались?

— Это хороший вопрос, — сознаюсь. Добиваться от него, что там Алтонгирел про меня думает, дохлый номер — не станет же он своего любимого мне закладывать в самом деле. — Я думала подождать до Гарнета, там прикупить тряпку, а потом прислать… — развожу руками, дескать, советы принимаются.

— Погодите, — говорит он задумчиво. — У меня кое-что есть…

И начинает вставать с кровати. Быстренько усаживаю его обратно.

— Ты куда собрался? — спрашиваю. — Тебе еще лежать и лежать.

— Да я только хотел достать…

— Даже не думай. Мои швейные эксперименты не стоят твоего здоровья, лежи уж.

Он слегка розовеет, можно подумать, услышал комплимент. Но это хорошо, значит, кровь восстановилась. Вот и цвет лица нормальный.

— Ладно, сами достаньте, — разрешает великодушно. — В нижнем ящике комода.

Присев на корточки, суюсь в нижний ящик. Там, под пластиковой коробкой, как мне кажется, с бисером, обнаруживается пакет с аккуратно сложенной темно-зеленой тканью. Сначала думаю, что шелк, но при ближайшем рассмотрении она оказывается батистом, просто таким гладким, что блестит.

— Ого, — говорю, несколько благоговейно поглаживая мягкую поверхность. — И мне можно это взять?

— Ага, — кивает он с кровати. — Берите. Я когда-то прихватил на Брошке по дешевке, думал поучиться шить. Но так руки и не дошли, а теперь еще меньше свободного времени будет.

— На… где? — притормаживаю я.

— Брога, это станция небольшая такая, ближайшая к Мудангу.

— А-а, ясно. Я… тебе что-нибудь должна за ткань?

Дешевка дешевкой, но настоящий лен на Земле — дорогое удовольствие. Деньги-то у меня есть, весь аванс от Дюпонихи на карточке, которую я, к счастью, держала в кармане юбки.

— Да нет, вы что! Вы же мне лицо вернули!

Ах да. У него ведь нет медстраховки. Ну что ж, прекрасно!

— Ну ладно, тогда спасибо за помощь. Только не говори пока никому, — подмигиваю.

— Не скажу, — ухмыляется он. — А вы уж давайте шейте. Может, Алтонгирел успокоится…

От Эцагана я ухожу просветленная, прижимая к сердцу материал. Ощущение розыгрыша возвращается с удвоенной силой. Припрятав свое сокровище в каюте, отыскиваю Тирбиша и внушаю ему, что надо сменить окровавленные простыни. Он резво бежит выполнять приказание, хотя уже довольно поздно. Видимо, я на волне вдохновения очень убедительно выгляжу, а может, боится тоже получить снотворного.

Алтонгирела уложили в его собственной каюте, и дверь автоматически закрылась. Пришлось обойти полкорабля в поисках Азамата, который единственный может открывать чужие двери. Вместе с ним захожу к духовнику.

Не то чтобы я озабочена состоянием спящего, а просто очень интересно посмотреть на его каюту. Она до некоторой степени оправдывает ожидания: довольно неопрятная и с явным эзотерическим уклоном. На полу поверх стандартного ковролина плетеные коврики с письменами и какими-то мифическими тварями; у стены большой стеллаж, заставленный коробками. Большая их часть — обычные пластиковые контейнеры, но есть и старые, разрисованные и облупившиеся жестянки, а есть резные сундучки. Все набито под завязку, крышки не прилегают плотно, тут и там высовываются хвостики от тесьмы или цепочки, резные звериные морды или ветхие листочки бумаги.

Бумага меня особенно потрясла. У нас-то уже два века как все письменные принадлежности из пластика. Его хорошо подделывают под бумагу, но он по краю не обтрепывается и не желтеет со временем.

Кровать у Алтонгирела пошире, чем прочие, которые я видела тут на корабле. Вероятно, чтобы Эцаган помещался, хотя он только в плечах и имеет хоть какую-то ширину.

Азамат стоит у меня за спиной, пока я проверяю пульс у спящего. Потом достаю стетоскоп и принимаюсь вдумчиво выслушивать дыхание. Все это нужно только и исключительно для того, чтобы Азамат убедился, что я тут делом занимаюсь, и оставил меня одну. Через минуту он так и делает.

Я нашариваю на тумбочке у кровати пульт от двери и тихонечко ее закрываю. Теперь без большой нужды меня никто не побеспокоит, а духовник дрыхнет без задних ног.

Итак, открываю шкаф. О да, жизнь прожита не зря, тут столько этнической одежды, что еле помещается. Могу себя поздравить, я знала, у кого поискать.

Произведя первичные раскопки, прихожу к выводу, что большая часть висящих тут изделий представляет собой подобие утепленного халата с прилагающимся в комплекте длиннющим шарфом, хотя это, наверное, пояс. Простота покроя, конечно, радует глаз, но у меня не тот материал, чтобы из него шить такой халат. Надо поискать что-нибудь поизящнее.

Далее обнаруживаются несколько пар мягких длинных кожаных сапог, висящих, как штаны, на «плечиках». Или, может, это чулки, не знаю.

Есть и штаны, они широкие и короткие, по моим прикидкам, должны заканчиваться под коленом. На концах штанины резко сужаются. Видимо, чтобы в сапог вставлять было удобнее. Особенно веселит расцветочка — тут вообще довольно пестро, но штаны просто выдающейся яркости: красные, синие, зеленые, так и горят чистым, незамутненным цветом. Халаты тоже бодренькие такие, но на них много узоров, всякой тесьмы и вышивки, и в целом они не кажутся яркими. Кстати, с некоторым сожалением замечаю, что мои, точнее, Тирбишевы тряпки в цветочек тут бы не пошли: растительные мотивы в узорах есть, но они совсем другие и все вышиты, а не нарисованы прямо на ткани.