— Ты ничего не должна доказывать, — быстро отвечает Азамат, мягко обнимая меня. — Я ведь ни в чём тебя не обвиняю, я просто нервничаю. Если я хоть немножко задумываюсь, то понимаю, что причин для беспокойства нет. Но иногда я беспокоюсь и без причины, и не знаю, что с этим делать. Может, стоит попробовать что — нибудь ещё из твоего арсенала постельных игр. Может, я успокоюсь…
— А с Алтонгирелом тоже играть будешь? — усмехаюсь я.
— Лиза! Как ты мо…
— Шучу! Шучу!
Азамат укоризненно на меня смотрит.
— Я подумаю, — наконец говорит он. — Я вроде бы понял, почему тебя смущает моя трактовка его поступков, но я никогда специально не задумывался, как он ко мне относится. Возможно, я и правда рассудил неверно. Ты очень любишь докапываться до самой сути чувств и называть их словами. А у нас и слов — то таких нет, и я вполне уверен, что ни одному муданжцу никогда бы в голову не пришло задуматься, из каких именно соображений мой друг последовал за мной в изгнание — потому что он мне сочувствовал или потому что моё присутствие облегчало его собственную жизнь.
— Национальность тут ни при чём, просто это женский способ мышления, — улыбаюсь я.
— Ты признаешь, что между мужчинами и женщинами есть разница? — удивляется Азамат и, прежде чем я успеваю набрать воздуха, чтобы прочитать ему лекцию по этому поводу, быстро меняет тему. — Но я не рассказал тебе всего, что было на Совете. Алтонгирел извинился за свою бестактность, и у Ажгдийдимидина хватило трезвости ума извиниться за применение силы, так что инцидент исчерпан. Мне, правда, показалось, что они остались не в лучших отношениях, но всё же есть надежда, что Алтонгирелу не придётся второй раз за полгода менять наставника.
— Да уж, — киваю я. — Хотя мне всё равно странно, что Старейшина так разъярился. Алтонгирел, конечно, хамло, но Ажгдийдимидин, как мне казалось, не должен поддаваться на такие провокации…
— Так, Лиза, давай ты отложишь свой анализ души Старейшины Ажгдийдимидина, он и так в прескверном настроении! — усмехается Азамат. — А мне надо быть в Доме через десять минут, я ведь жду решения Совета по поводу хозяев леса.
— Ладно, скачи, дай только поцелую на удачу, — говорю, притягивая его пониже за косу.
По ходу поцелуя мне начинает казаться, что никуда Азамат на самом деле не торопится, уж очень он с чувством и с расстановкой подходит к вопросу. И даже когда мы разлепляемся, он продолжает меня обнимать и трётся щекой о моё ухо, забавно шурша.
— Я правда лучше Ирлика? — шепчет он еле слышно.
— Бесконечно лучше, — отвечаю я так же тихо.
— Сейчас мне кажется, что когда — нибудь я смогу в это поверить, — бормочет он и отпускает меня. — Ну всё, я побежал.
И исчезает за дверью, а я остаюсь качать головой в раздумьях.
Моя вторая попытка позавтракать тоже удачей не заканчивается. Стоит мне ковырнуть ложкой в йогурте и начать светскую беседу с матушкой, как в домофон звонит странник, о котором я уже порядком забыла. За спиной у него мнётся фотограф.
Вообще — то со странником мы договаривались, что я ему позвоню, когда приеду, и сама назначу дату и время. Но, очевидно, мне ещё предстоит привыкнуть к повадкам местных журналистов.
— Добрый день, Хотон — хон, — лучезарно сообщает его бородатая физиономия. — Настало время нам побеседовать.
— Добрый день, Как — всегда — не — вовремя — хон, — кисло улыбаюсь я. — Ладно уж, заходите, только быстро.
— Кто это там? — озабоченно спрашивает матушка, когда я впускаю посетителей и отключаю видео.
— Странники, — вздыхаю я. — Пришли у меня интервью брать, и как на зло Азамат на Совете, я ведь сейчас наболтаю чего — нибудь неуместного… Хорошо хоть Кира дома нет, может, не придётся слишком много врать.
— Ничего, Лиза, не боись, — подбадривает меня матушка. — Я пока за Араватом была, этого народа повидала, если что — подмогну. Ты лучше со стола всё убери, нечего их кормить, а то снова и снова приходить будут. Дай им чаю с перцем, и всё.
Я спешно вызываю слугу убраться, и когда он выкатывает столик с недоеденным завтраком в коридор, как раз сталкивается на пороге с гостями.
— Какая жалость, что вы опоздали к завтраку, — вздыхаю я. — Ну присаживайтесь, побеседуем.
— А это ещё кто? — удивляется странник, кивая на матушку с таким выражением, будто он тут хозяин, а я привела в дом кого — то постороннего.
— Мать моего мужа, — спокойно объясняю я.
— А что она тут делает? — продолжает недоумевать странник.
— Ворожу, — вперёд меня отвечает матушка, — чтоб если у кого язык слишком длинный, к зубам присох.
Странник сглатывает, а фотограф прячет усмешку за камерой, якобы прицеливаясь щёлкнуть матушку.
— Э, — окликаю его, — вы чего, она же член Императорской семьи!
— Мать — то? — переспрашивает фотограф. — Да нет, она не считается.
— Пускай снимает, — разрешает матушка, усаживаясь поэлегантнее. — С меня не убудет.
Как многие провинциальные дамы, ради визита в столицу она оделась в самое лучшее, поэтому теперь сверкает самоцветами и золотым шитьём, несколько выбиваясь из нашего будничного интерьера. Странник неловко сучит ногами, обутыми в одноразовые тряпичные бахилы.
— Скажите, а зачем нас заставили разуться при входе в жилую часть? — интересуется он, переводя взгляд со своих залатанных носков на матушкины меховые тапочки с серебряными бубенцами на мысках.
— У меня ребёнок по полу ползает, — охотно объясняю я. — Ваши грязные ботинки мне тут не нужны.
Странник поворачивает застёжку на диле — видимо, у него там микрофон, — и хватается за подвернувшуюся тему.
— Значит, муж вас вынуждает подстраиваться под удобство ребёнка? Ясненько.
— Да нет, скорее уж наоборот, это я стараюсь, чтобы… — начинаю я, но странник меня перебивает.
— А под какими предлогами вы обычно отказываетесь проводить время с младенцем?
— Я не отказываюсь, — моргаю я.
— Ну, Хотон — хон, давайте без этого, все же понимают, что вы тоже человек. Женщины, которые будут читать это интерьвю, хотят получить пример для подражания, и ваше положение обязывает вас его предоставить. Не волнуйтесь, Император не станет читать женский журнал. Ну так?
— Я не отказываюсь, — повторяю я увереннее. — Я провожу со своим
младшим
ребёнком большую часть дня, только по утрам с ним гуляет няня.
— Ага, хорошо, — кивает странник, полностью пропуская намёк про младшего. — Ну и как вы объясняете мужу, почему утром вы ребёнком не занимаетесь?
— А чего тут объяснять, я к нему ночью встаю два раза, — пожимаю плечами. — Надо же спать хоть иногда.
— То есть, вы говорите мужу, что два раза за ночь встаёте к ребёнку, поэтому утром имеете право на отдых? — переиначивает мой ответ странник.
— Ничего я ему не говорю! У нас радионяня стоит в спальне, если ребёнок плачет, мы оба просыпаемся.
— Погодите — погодите, — хмурится странник. — Поясните, в чьей спальне?
— Они спят вместе, — тихо подсказывает ему фотограф.
Странник на него косится.
— Ты чего несёшь?
— Того, я же снимал их дом на Доле, так вот, у них одна спальня на двоих.
— Что — то ты путаешь, — хмурится странник.
— Ничего он не путает, — встреваю я. — У нас на Земле так принято.
— Что, вот прямо так, в одной комнате? — продолжает не верить странник.
— Даже в одной кровати, — хмыкаю я. — Пойдёмте, покажу, всё равно ведь всю мебель снимать будете.
Надо сказать, что об интерьере в нашем столичном жилище я знаю несколько больше, чем на Доле. Тот дом Азамат мне презентовал уже готовым, со всей мебелью. А этот строился после того, как Азамата избрали, и заниматься домом у него не было никакой возможности. Я, конечно, тоже работала, но мысль о стопках дифжир на полу и замшевых диванах заставила меня выкроить некоторое время, чтобы проследить за обстановкой в жилой части дворца. В традиционном муданжском доме нет ни кроватей, ни стульев, и вся жизнь происходит на полу, если только это не север — там спят на печке, а за столом сидят на лавках. Поскольку большинство мастеров — мебельщиков женщину за разумное существо не считают, я довольно быстро поняла, что просто так моим указаниям никто следовать не будет, поэтому все техзадания стала начинать словами «мой муж с севера и привык…» или «мой муж много лет провёл в космосе и привык…» — так мне удалось добиться, чтобы в доме всё — таки были стулья, кровати и душ, чтобы у мягкой мебели были съёмные тканые чехлы, которые можно постирать, а слуги при уборке перестали запирать абсолютно все ящики всех комодов на ключ. Но вот с нашей кроватью пришлось тяжко: двуспальных на Муданге просто не делают. Сначала я пыталась выяснить у Азамата, кто делал нашу кровать на Доле, чтобы заказать ему такую же, но Азамат как раз на той неделе сидел на бесконечных сетевых переговорах с ЗС по поводу санкций против повторного джингошского нападения, и ему было ну совсем не до кроватей, он и не спал, по — моему, вообще. Когда же я являлась в мебельную мастерскую и принималась объяснять, что мне нужна кровать более — менее квадратной формы, чтобы на ней с комфортом умещались два человека, на меня смотрели снисходительно, мол, беременная женщина, всё понятно, но мы лучше подождём команды от мужа. Окончательно озверев, я позвонила в какую — то сильно удалённую фирму, где о внешности Азамата только слухи ходили, наплела им, что мой муж — настоящий великан, и кровать ему нужна три метра шириной и пять длиной, пригрозив, что, если они хоть сантиметр оттяпают, Император явится лично и расплющит их там всех одним взглядом. Вот в это они поверили — и произведённый ими монстр по — прежнему занимает собой большую часть нашей спальни, оставляя совсем немного места для прикроватных тумбочек и прохода ко встроенному шкафу.