— Моя мать называла его «драконье дерьмо».

Джек поспешно бросил камень и отряхнул руки.

— То есть в правый туннель нам не надо, — заметила Пега.

Джек достал из мешка раздвоенный прут, врученный ему Бардом, и вытянул его перед собою. Ощутил, как дерево слабо дрогнуло, завибрировало, и, словно отзываясь, в ладонях запульсировала сила. Вода — там, далеко, в правом туннеле.

— И кто б удивился? — проворчал Джек.

— По моим прикидкам, прошла уже четвертая часть ночи, а мы все на ногах, — промолвил Брут. — Ты и я можем идти еще долго, а вот девонька-то приустала.

Джек был так поглощен собственными заботами, что даже не заметил, как измучена Пега.

— Ох! Пега, ну что ж ты молчала-то? Конечно, мы можем расположиться здесь на ночь.

— Я сильная, — запротестовала девочка, но идти дальше не предложила.

Брут собрал веток на растопку, и вскоре в темноте заплясало веселое пламя — насколько возможно ожидать веселья от костра в темном туннеле, испещренном «драконьим дерьмом». Всем досталось по куску овсяного пудинга.

— Пейте как можно меньше, — предупредил раб, доставая мех с сидром. — Как знать, скоро ли мы найдем воду?

— Сдается мне, вода вон там, — проговорил Джек, указывая на правый туннель. — Но не понимаю, с какой стати. Бард сказал, дракон ни за что не полезет в туннель, где есть вода.

— Это как посмотреть, — пробурчал Брут с набитым ртом.

— А ты никак знаешь о таких вещах больше Барда?

— Может, и так, — отозвался раб с невыносимым самодовольством.

— Один из моих хозяев своими глазами видел, как дракон плавал в озере, — вмешалась Пега.

Она выбирала из пудинга долгоносиков и швыряла ими в стенку.

— Не удивлюсь, если и так, — кивнул Брут. — Туннели прокладывают только огненные драконы, но, видишь ли, воспользоваться туннелями могут и другие: виверны, гиппогрифы, мантикоры, василиски, гидры, кракены и, конечно же, пиктские звери — они-то любят воду больше всего на свете. — Брут по-мальчишески усмехнулся: тема явно была ему близка. — Это вроде как барсучья нора. Барсук ее вырыл, но стоит законному владельцу переселиться куда-то еще, как норой охотно воспользуются лисы, кролики и мыши.

— То есть насчет огненных драконов нам можно не беспокоиться, — подвел итог Джек. — Нам грозят разве что виверны, гиппогрифы, мантикоры, василиски, гидры, кракены и… и… как их там?

— Пиктские звери, — охотно подсказал раб. — Мать нашла одного такого и принесла домой: приручить хотела. Он был не больше огурца: только что вылупился. Но рос не по дням, а по часам. Когда начал скотину жрать, пришлось от него избавиться.

Подземный мир, похоже, был куда более густонаселен, нежели подозревал Джек. Он понятия не имел, что такое «пиктский зверь», но — если судить по пиктам — наверняка что-то крайне неприятное.

— Надеюсь, я тебя не слишком обескуражил, — покаялся Брут. — Я-то приключениям только порадуюсь… звезды мои! Самое главное-то и позабыл!

Он бросился к своему дорожному узлу и вытащил на свет врученный Бардом сверток. Неприятный запах усилился. А Джек-то полагал, это разит от эльфийского мусора!

— Я-то думал, он навсегда утрачен, — промолвил Брут, разворачивая вонючий сверток.

Пега поспешно отодвинулась от костра подальше и прикрыла рот ладошкой.

— Извини, девонька, я и позабыл, что люди, в большинстве своем, не выносят запаха свиного навоза. — Брут прошел чуть выше по туннелю и закопал обертку в песке. — А я, вдохнув его, словно бы в детство возвращаюсь. До чего ж я любил возиться в грязи со свиньями, почесывать их щетинистые уши, кататься на скотинках верхом. Само собою, свиньи мать просто обожали. Я, понятное дело, тоже. И подумать только, вот это пролежало в свинарнике столько лет.

Брут достал загадочный предмет из ножен; в глаза Джеку полыхнул свет. Это был меч: великолепный клинок, сиявший, как закатное солнце. Ножны переливались и искрились, инкрустированные драгоценными каменьями: рубинами, изумрудами, аметистами; перевязь была из ярко-зеленой кожи.

— Обычный меч проржавел бы насквозь, но не этот, — похвалился Брут.

Действительно, на чудесном клинке не осталось ни крупицы грязи и ни пятнышка ржавчины. Что еще удивительнее, гнусная вонь к нему тоже не липла. Раб с размаху опустил меч вниз — и рассек костер надвое. В воздух слепящим облаком взвились искры.

— Се Анредден! — воскликнул он. — Его сделала Владычица Озера для Ланселота. Меч призван служить ей, как и я!

Искры переливались на земле повсюду вокруг; тень Брута воздвиглась выше и величественнее, нежели сам человек. Он сел, положил меч на колени. Тень разом уменьшилась до обычных размеров.

— Прошу прощения. Недостойно похваляться прежде, чем стяжаешь себе славу. Но… до чего же приятно!

Джек и Пега, открыв рты, глядели на раба.

— Кто же ты такой? — спросил наконец мальчик.

— Я — истинный правитель Дин-Гуарди, лишенный законного наследия предателем Иффи. Лорды Дин-Гуарди служили Владычице Озера с незапамятных времен, а Владычица покровительствовала им. Но Иффи подло втерся в замок, и отец поверил его лживым россказням. Бедный отец! Мать всегда сетовала на его простодушие.

— Иффи убил твоего отца? — догадалась Пега.

— Иффи пришел один и взмолился об убежище. Отец радушно принял гостя под своим кровом, не ведая, что предатель замышляет погубить его. Армия Иффи не могла напасть на замок с земли. В Изгороди проход только в одном месте, и такой узкий, что иначе, как по одному, гуськом, не проберешься. Да и безоговорочно доверять Изгороди не стоит. Случается, что какой-нибудь воин войдет в проход с одного конца, а с другого и не выйдет.

Джек машинально потрогал ссадины, оставленные на его лице тисовой веткой.

— Отец, разумеется, позаботился о том, чтобы замок охранялся с моря, но в Дин-Гуарди был и третий путь. Глубоко под скалой пролегает подземный ход — жуткое место, признаться. Там гнездятся кракены и рыщут келпи. И еще на этом туннеле лежит проклятие. Мало кому удалось выжить на этом пути.

— А твой папа разве не знал про подземный ход?

— Знал, конечно. Он думал, никто не отважится там пройти, но он недооценивал Иффи. Ты видел его перчатки?

Джек вспомнил массивные черные перчатки и черные одежды короля. Собственно, видны были только его глаза — и неестественно белая кожа вокруг.

— Иффи — наполовину келпи, — объяснил Брут.

— Крошки-лепешки! Вот уж не удивляюсь! — Съежившись, Пега опасливо оглянулась на темные туннели, уводящие прочь от света костра. — Мне он сразу не понравился.

— Вот отцу бы твою догадливость! — вздохнул Брут. — Понятия не имею, что за кошмарная история связана с рождением Иффи. Келпи с людьми в браки не вступают. Они людей просто жрут.

— У меня прямо мурашки по спине забегали, — пожаловалась Пега. — А что вообще такое келпи?

— Оборотень. Иногда он появляется в обличье великолепного коня, но стоит сесть на него верхом, и конь ныряет под воду и топит всадника. А иногда принимает вид огромной выдры — или красавца юноши. Говорят, келпи способен переломать женщине все кости, просто-напросто заключив ее в объятия.

— Понимаю, почему женщины их не любят, — хмыкнула Пега.

— Словом, так или иначе, но Иффи появился на свет, однако селяне бросили младенца в море. Иффи не утонул. Он, как дельфины, умел плавать с рождения. Некоторое время он жил как келпи: подстерегал в засаде добычу и уволакивал ее на дно. Он уродился заметно мельче своих соплеменников, и, полагаю, те изводили его нещадно. Матери не удалось ничего толком выяснить о детстве Иффи. Узнала она лишь то, что он имел обыкновение прокрадываться к домам людей после наступления темноты и наблюдать за хозяевами, сидящими у очага. Так Иффи перенял людские привычки и обычаи и научился носить одежду (украденную, разумеется).

Джек поневоле посочувствовал Иффи-ребенку. Он же не просил родиться чудовищем! Должно быть, это просто ужасно: смотреть на приветливый огонь очага издали и знать, что никогда не станешь в доме желанным гостем. А потом возвращаться под воду, где ты тоже никому не нужен.