— Верю, верю…

— Это продолжалось до начала прошлой недели. И вдруг — как отрезало. Он потерял ко мне всякий интерес. Зато внезапно воспылал страстью к собственной жене.

— Какой ужас, — сказала Земляна. — К собственной жене!

— И то правда, — не удержался я. — Секс с женой — это ж инцест какой-то. Ничего святого в человеке.

— Вы понимаете, — смущаясь, объясняла Юлия, — они каждую ночь… Да так громко…

— А тебя завидки взяли — кинулась Владимира искать? — фыркнула Земляна.

— Что? О Господи, нет, что вы такое обо мне думаете! Я… Нет!

— Ладно, ладно, — кивнул я. — Ну, проснулся у Абрамова интерес к жене. Может, к семейному психологу походили. И что?

— Я поначалу думала, приворожила она его. Не слепая же, верно, заметила, что он ко мне неравнодушен. Но смотрю — а госпожа Абрамова как будто и сама не рада тому, что происходит. Целыми днями бледная да вялая. Уже больше недели всё хозяйство на мне одной. Раньше-то она всегда приглядывала, не доверяла полностью. А сейчас — будто вообще всё равно. До всего! А как ночь наступает — так они опять…

— И сейчас?

— И сейчас, наверное. Время как раз то.

— Так а проблема-то в чём? — недоумевал я. — Не, ну можно, конечно, объяснить, что исполнять супружеский долг нужно потише. Как-никак, в доме дети и посторонние, которым это не ахти как интересно. Но это ж его дом, Абрамова. Я, как бы, до такой-то степени в личную жизнь не стал бы лезть. Не нравится — уходи…

— Вы не дослушали. Вчера днём мне срочно понадобилось кое-что уточнить у господина Абрамова, и я пришла в городское управление. А там мне сказали, что его нет на месте!

Земляна присвистнула.

— То есть, он ещё и на стороне успевает хвостом крутить? Силён мужик! Слушай, Владимир, а может, он — того? Какое-нибудь зелье прикупил, для мужской силы, да перебрал? Можно бы выяснить, откуда! Глядишь, ещё одного торговца накроем.

— Да что же вы никак не дослушаете! — возмутилась Юлия. — Его больше недели нет на работе, больным сказался! Вы понимаете? Господина Абрамова уже полторы недели никто не видит, кроме нас. А домой он приходит поздно ночью. И сразу — к жене! А под утро уходит и пропадает.

Стало тихо. Мы с Земляной переглянулись, разом позабыв обо всех перебранках.

— Думаешь о том же, о чём и я?

— Огненный змей…

— Похоже на то. Только вот куда же он дел Абрамова?

Земляна с мрачным видом провела большим пальцем по горлу.

— Да ладно тебе мрачняков нагонять. Может, всё не так уж и плохо. Давай поищем, у меня и девайс подходящий есть. — Я кастанул Яблочко. — К Афанасию Абрамову, градоправителю, веди!

Сгусток света полетел в одному ему известном направлении, прочь от дома.

— А разве вы не остановите это существо в доме? — спросила Юлия, поднявшись.

— Позже, — откликнулась Земляна. — Если сейчас кинемся, он женщину убьёт. Следующей ночью с ней поговорим, подготовим. И засаду сделаем.

— Да, — только и сказал я, ибо добавить было нечего. Во всём, что касалось работы, Земляна шарила отлично. — Спасибо за сигнал, Юлия! До завтра!

И мы побежали за яблочком.

— Апгрейднуть бы тебя, — проворчал я, обращаясь к яблочку. — Перемещение прикрутить. Чтобы ты не просто дорогу показывало, а сразу и перетаскивало куда нужно.

Мы в очередной раз остановились перед залитой грязью колеёй. Осень, разбитые телегами дороги становились всё более непролазными. Заморозков население Поречья и окрестностей ожидало с нетерпением.

Я ждать не стал, кастанул Мороз. Жидкая грязь превратилась в лёд, по нему и перешли. Миновали северные ворота — Поречье закончилось. Дальше Яблоко плыло-летело вдоль тракта.

— Далеко ещё? — спросила Земляна.

— Да чтоб я знал. Говорю же, самая простецкая версия навигатора попалась. Ни тебе расстояние, ни пробки. Маршрут — и то не показывает. Может, оно в Петербург ведёт. А может, и ещё дальше.

— Да вряд ли сильно-то дальше, — усомнилась Земляна. — На что огненному змею далеко ходить?

— Без понятия. Может, шаги нахаживает, чтобы с друзьяшками мериться. Кто их, этих тварей, разберёт. Хотя… — Я посмотрел на яблоко. — Слушай. А не прокачать ли тебя?

До сих пор эта мысль не приходила мне в голову, потому что попросту не воспринимал Яблоко как Знак, наравне с другими. Оно ведь было подарком Лесовички, вот я и привык думать, что это какой-то отдельный девайс. Хотя, по сути-то — обычный Знак. Так почему бы, спрашивается, не сработать прокачке?

Я привычно сосредоточился. Минус пятнадцать родий. Ого! Зато яблоко налилось светом, осветило участок дороги перед нами, будто прожектором. И в свете этого прожектора появилась голографическая картина. Толстый ствол сосны и висящий на нём Абрамов. Он был прикручен к стволу чем-то, подозрительно напоминающим разорванную на полосы рубашку. В пользу этой версии говорило отсутствие на Абрамове рубашки. Голова градоправителя была опущена.

— Это он? — спросила Земляна.

— Ну, борода похожа.

— Он жив?

— Да чёрт его знает, поближе бы посмотреть. Отсюда-то не разберёшь. И где это место находится, тоже непонятно. Если мы прямо сейчас с дороги в лес свернём, через пять минут десяток таких сосен отыщем.

— Зря только Знак прокачивал?

— Выходит, так.

Яблоко негодующе встрепенулось И вдруг взмыло вверх.

Сосна с висящим на ней Абрамовым уменьшилась, стало видно, что растёт она на опушке леса. Яблоко поднялось ещё выше. Масштаб вновь изменился, оказалось, что лес привыкает к деревне. Небольшой, стоящей на берегу реки. Один из домов выделялся среди других. Большой, в пять окон, с затейливой резьбой и даже подобием декоративного балкончика возле чердачного окна.

— Терпилицы! — уверенно объявила Земляна.

— Эк ты сразу жёстко. Где?

— Да не «где»! Деревня так называется, Терпилицы. Я по старостиному дому узнала. Вишь, красивый, резьбой изукрашенный?

— Ага. И далеко до этих Терпил?

— Прилично. Вёрст тридцать будет. К утру, глядишь, дойдём.

— Не, нафиг. Пешком — пусть сами ходят. Стой тут, я за кобылой сгоняю.

Возмущению Твари, разбуженной среди ночи, не было предела.

Подняли, не покормили, заставили скакать к чёрту на рога чёрт знает зачем. Тут, как назло ещё и дождь зарядил. Приличный хозяин, заявила Тварь, в такую погоду самую завалящую собаку на улицу не выгонит, сгорит со стыда. А мне, бессердечному отморозку, как так и надо. Если бы Тварь опубликовала свои возмущения где-нибудь на пикабу, активисты из Защиты животных уже бы пришли меня расстреливать.

Тварь возмущалась так долго, что я был уверен — сказала всё. До момента, пока мы не прискакали к тому месту, где оставил Земляну. Тут оказалось, что в словарном багаже Твари присутствуют такие резервы, о наличии которых и не догадывался. Защитники животных, выслушав Тварь, подняли бы из могилы и расстреляли ещё раза четыре.

Даже Земляна молчала, не огрызалась. Слушала Тварь, как иные слушают классическую музыку. Подозреваю, что запоминала особо интересные обороты.

Когда Путеводное Яблоко остановилось — как всегда, внезапно, — а вместе с ним остановилась Тварь, погруженная в прослушивание Земляна едва не полетела на землю. Я придержал её. Спешился.

Тварь остановилась в том самом месте, которое мы видели на голограмме. Сосна на опушке леса и примотанный к сосне Абрамов.

Сделав два шага, я понял, что ближе подходить смысла нет. Абрамов был мёртв. Судя по запаху, давно. Видимо, убили его в ту ночь, когда Юлия впервые услышала доносящиеся из хозяйской спальни характерные звуки. Сомнений в том, что место Абрамова рядом с его женой занял огненный змей, не осталось.

Земляна это тоже поняла. Подошла ко мне.

— И что теперь? Оживлять будешь?

— Зачем? Что с ним произошло, и так понятно. Чего попусту покойника тревожить. Закопаем пока здесь, потом решим, что жене говорить.

Я разрезал тканевые полосы, которыми Абрамов был примотан к дереву. Вместе с Земляной мы принялись копать могилу. Хоть и паршивый был человечишко, а всё же болтаться на дереве не заслужил.