— Господин охотник! Христом богом прошу! Я — что угодно, любую работу выполнять готов! Хоть и правда в свинарнике, только не убивайте!

— Да видишь, какая ерунда. Нет у меня свинарника. Конюшня есть, но там ты Даниле больше мешаться будешь, чем помогать. Да и вообще, прислуга у меня выполняет чётко обозначенный круг задач. Если вдруг какие трудности, всегда можно Терминатора подключить. А лишняя единица в штате — только лишняя головная боль. Так что, видимо, придётся тебя и правда…

— Нет! — Николка зарыдал в голос. — Я ещё молодой! Я жить хочу!

— Ползунов тоже не старик.

— Отмолю! Христом-богом клянусь, все грехи отмолю! Только не убивайте!

— Смилуйтесь над ним, барин, — вмешалась жалостливая тётка Наталья. Она образовалась в дверях, тоже привлечённая сначала грохотом, а потом внезапной тишиной на подведомственной территории. — Сведите хоть к соседям, что ли. Мне давеча на рынке экономка господина Дорофеева говорила, что барин новых охотничьих птиц привёз, так прислуга в птичнике ажно с ног сбивается.

— Спасибо, матушка! — теперь Николка бросился в ноги к тётке Наталье. — Попроси за меня, век бога молить буду!

— К Дорофееву, говоришь, — задумался я. — Ладно, понял. Ребят, вы пока посидите, чаю попейте. Я мигом.

Наклонившись к Николке, взял его за шиворот. Так мы и переместились к имению Дорофеева — я и Николка на четвереньках у моих ног.

Дорофеев в этот момент исключительно удачно выходил из ворот усадьбы.

— О! — увидев внезапно образовавшуюся у ворот композицию, удивился он. — Право, даже предположить не берусь, что вы намерены делать с этим человеком, Владимир Всеволодович.

— Да понимаете, Михаил Григорьевич, в том и беда, что сам пока не решил. Думал вот с вами посоветоваться, не нужна ли прислуга?

— Хм-м. Ну, вообще, прислуга — это такая вещь, которая всегда пригодится. А что он умеет делать?

— Воровать умеет. Я его в Петербурге поймал, в Летнем саду. Теоретически — руки ловкие должны быть. Если на птичник пристроите, яйца не побьёт.

— Не побью! — ударяя себя в грудь, заверил Николка.

— Воровать? — озадачился Дорофеев. — А если он…

— Не. Это вряд ли. Я его специальным колдовским Знаком пометил. Если украдёт или сбежать попытается, тут же узнаю. И второй раз уже не помилую. Тебе как больше нравится, Николка? Свиньям на корм пойти, или тварным медведям на приманку?

Николка затрясся.

— Не буду воровать! Клянусь!

— Ну, смотри. Если с птичника господина Дорофеева хоть одна яичная скорлупка пропадёт…

— Не пропадёт! В оба смотреть буду! Нешто я, потомственный питерский вор, не замечу, коли другие воровать станут?

— Заметишь?

— Всенепременно!

— Мне кажется, Михаил Григорьевич, вариант неплохой. Попробуйте. Не понравится что-то в его поведении — зовите меня. Мои коллеги охотники большие выдумщики. Особенно по части того, как расправляться с ворьём.

— Договорились, Владимир Всеволодович.

Дорофеев коротко дунул в висящий на шее серебряный свисток. Через минуту у ворот образовался управляющий.

— Ваше сиятельство?

— Этого — сведи на птичник, — Дорофеев кивнул на Николку. — Для начала пусть научится помёт убирать. Дальше видно будет.

— Слушаюсь, ваше сиятельство!

Управляющий кивнул Николке. Тот поспешил за ним.

— Любопытный у вас досуг, Владимир Всеволодович, — вежливо заметил Дорофеев. — Ворьё в Петербурге ловите.

— Ну, ещё бы. Я же начинающий романист. Для реалистичности сюжета мне необходимо погружение в среду обитания персонажей.

— О! Кстати! Давно хочу спросить, как продвигается ваш роман?

— Довольно успешно. Уже по три тысячи знаков в день пишу. К концу месяца планирую дойти до четырёх. А там и глава в день не за горами, главное — не снижать темп.

Дорофеев глубокомысленно покивал и перевёл разговор на другую тему.

— А я снова получил письмо от сына, представляете? Он перебрался в Петербург, работает в мастерской изобретателя Ползунова!

— Что вы говорите?

— Да-да! Кто бы мог подумать. Андрей исключительно доволен. Обещал, как только выдастся возможность, навестить родной дом. Хотя я и сам давненько не был в Петербурге, как зимняя дорога встанет, постараюсь выбраться.

— Правильно. Что ещё делать-то зимой? Только на экскурсии ездить. В Эрмитаж сходите. Куда там ещё полагается…

Дорофеев рассмеялся

— Шутить изволите, Владимир Всеволодович? Для посещения Эрмитажа требуется личное приглашение особы, принадлежащей к императорской семье. Я такими знакомствами пока не обзавёлся.

— Личное приглашение? Внезапно… Ну, ничего, жизнь впереди длинная. Длиннее только очередь в Эрмитаж. Ладно, Михаил Григорьевич. Я, пожалуй, домой пойду. День какой-то суетный, бестолковый, и отдохнуть путём не дали…

Мы распрощались, и я телепортнулся домой. На этот разу уже с твёрдым намерением спать, пока трубы судного дня меня не поднимут.

Утром, позавтракав, я перенёсся в Поречье. Дубовицкий уже дожидался меня в Благородном Собрании. К моему удивлению, он был не один. Новость о гибели Абрамова успели разнести по всему городу. Светское общество до такой степени возбудилось, что даже выползло из домов раньше полудня. Небывалый случай в нашем ауле.

Меня горячо приветствовали. Выспрашивали подробности — о том, что я присутствовал на пожаре, знали уже все. Но более всего общество, разумеется, беспокоил вопрос, кто же станет новым градоначальником. Что характерно — сомнений в том, что решать этот вопрос буду я, даже не возникало.

— Разберёмся, — пообещал я. — Господин Дубовицкий, вы готовы?

Дубовицкий раздулся от важности.

— Ну, конечно же! Идемте.

Мы с ним покинули Собрание, провожаемые любопытными взглядами. Успели сделать по улице едва ли десять шагов, как рядом притормозила коляска. Нарядно одетая дама принялась расспрашивать, что случилось с Абрамовым, и кто же теперь будет градоначальником.

— Эдак мы с вами до Салтыкова год будем идти, — ценой нечеловеческих усилий сбагрив даму, сказал Дубовицкому я. Вдали как раз показался господин, который при виде нас коснулся цилиндра, разразился приветственным возгласом и ускорил шаг. — Сейчас от этого отбиваться придётся… Вот что. Стойте смирно и сохраняйте спокойствие.

Я ухватил Дубовицкого за локоть. Восстановил в памяти особняк Салтыкова. Через секунду мы стояли у ворот.

— Ох, — обалдело сказал Дубовицкий.

— Охотничье колдовство, — любезно разъяснил я.

Постучал по решётке.

— Хозяин дома?

— Дома-дома, — засуетился прибежавший лакей. — Милости просим, господин Давыдов!

Нас с поклонами проводили до дверей.

Салтыков встретил на пороге.

— Владимир Всеволодович! Какая приятная… — Тут он заметил Дубовицкого, и выражение лица изменилось. Радушная улыбка исчезла, лицо стало кислым — будто лимонов наелся. — Чем могу служить, господа?

— Какая удача, что мы застали вас дома!

Дубовицкому надо отдать должное, актерскими способностями природа его не обделила. Он буквально сиял — так, словно никакой неприязни к Салтыкову не испытывал никогда.

— А где же мне быть? — удивился Салтыков. — В это время я всегда дома, разбираю текущие дела. По моим наблюдениям, утренние часы — самые продуктивные.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул я. — А между тем всё великосветское общество Поречья находится сейчас в Благородном Собрании.

— Сейчас? — Салтыков посмотрел на напольные часы — башню из тёмного дерева. — Но ещё даже не полдень! Могу узнать, что заставило великосветское общество подняться на ноги в столь ранний час?

— А вам ещё не сообщали новости?

— Нет. Когда я работаю, требую, чтобы меня не отвлекали. Цифры, знаете ли, суеты не терпят.

— Знаю, — кивнул я. — Потому, видимо, и получилось, что вы сейчас едва ли единственный человек в городе, кто не знает, что произошло. Этой ночью погиб градоначальник.

— Абрамов⁈ — ахнул Салтыков. — Как так?

— На пожаре. — Вдаваться в подробности я не стал, сразу перешёл к делу. — То есть, градоначальника в Поречье больше нет, требуется новый. Причём срочно, а то — сами понимаете. Не мне вам рассказывать, как великолепно вёл дела Абрамов. Оглянуться не успеешь, а его крысы подчинённые растащат всё, что к полу не приколочено, потом скажут — так и было… Короче. Мы пришли, чтобы предложить вам стать градоначальником.