Предложение принца было с радостью принято всеми гостями Дюкормье. После обеда они сговорились собраться на следующее утро в одном из салонов павильона, где пьющие воды обыкновенно собираются по утрам.

На другой день утром многочисленное и блестящее общество, среди которого принц обедал у Анатоля Дюкормье, собралось в павильоне источника, как условились накануне. Княгиня де Ловештейн передала ожидавшийся с нетерпением судебный отчет адъютанту принца, которому принц поручил прочесть его.

Анатоль с женой приехали последними. Прусский принц принял их, как всегда, с особенной любезностью. Дамы уселись в кружок, мужчины поместились за ними. Среди глубокой тишины и живейшего внимания адъютант принца полковник Бутлер сел за маленький стол, на котором был приготовлен стакан с сахарной водой, и начал чтение:

«Судебное обозрение.

Сенский ассизный суд.

Председательствует г-н Массон.

Заседание 3-го сентября 1840 года.

В продолжение целого месяца Париж и вся Франция с нетерпением ждали разбирательства дела, возбудившего в такой высокой степени внимание общества, как это редко выпадает на долю немногих судебных драм.

Нет надобности приводить все подробности; и без них начинающийся сегодня судебный процесс займет первое место среди самых интересных страниц, которыми Дворец Правосудия может снабдить «Судебное обозрение». Два месяца шло следствие этого дела, невероятного по происшествиям, почти загадочного по целям, по очень прискорбного для одной из высших и знатных французских фамилий. Следствие велось в секрете, но несколько дней тому назад отрывки из обвинительного акта были нескромно пущены в общество. Негодование всех классов общества против чудовищности преступления разразилось, подобно электрическому удару, из конца в конец по всей Франции. Влияние обвинительного акта, хотя и не вполне известного, было таково, что у самых снисходительных людей еще до суда составился обвинительный приговор. Утверждали даже, что адвокаты, которые сами всегда идут навстречу обвиняемому, на этот раз откажутся от защиты, потому что предвидят ее бессилие. Эти опасения исполнились. Чудовищность преступления и положение, какое главная обвиняемая создала себе своими признаниями, перемешанными с необъяснимыми умолчаниями, сделали то, что ни один адвокат не захотел взяться за ее печальное дело. Г-н председатель должен был назначить ей защитника от суда».

Наследный принц, прерывая чтение:

— Действительно, должно быть, преступность обвиняемой для всех очевидна, если она не находит защитника. Что вы об этом думаете, граф?

Дюкормье:

— Мне кажется, ваше высочество, что это чрезвычайно редкий случай в нашем судопроизводстве. Даже пословица говорит, что нет такого дурного дела, которое не нашло бы себе адвоката.

Герцогиня Спинола:

— Признаюсь, ваше высочество, начало этого номера возбуждает в высшей степени интерес.

Наследный принц:

— Итак, сударыня, прошу извинения, что прервал чтение. Полковник Бутлер, продолжайте, пожалуйста.

Адъютант начал читать:

«Любопытство, волнение публики увеличились, когда узнали, что жертва страшного преступления хотя и борется, как говорят, с близкой смертью, но, по желанию суда, явится на одно из первых заседаний вместе с членами своей знатной семьи, которая представляет гражданскую сторону. Прения начались сегодня утром. Никто но помнит такого стечения народа в суде. С шести часов утра более ста человек, в том числе шестьдесят адвокатов, не получивших пропускных би-летов, теснились в галерее, ведущей в зал суда. К девяти часам эта толпа достигла зала Pas-Perdus; целого отряда полицейских едва хватало, чтобы сдерживать ее.

В половине десятого наружные двери зала открылись для лиц, вызванных в суд и с билетами от председателя (говорят, он получил более четырех тысяч просьб). Дипломатический корпус, палата пэров, палата депутатов, дворянство, духовенство, представители финансов — все домогались этой милости; много было просящих, но мало услышанных; уверяют, что сам первый министр получил отказ. Все места заняты, но в кулуарах теснятся, давят друг друга, и все лестницы, ведущие к входным дверям, полны публикой.

Множество скамеек приготовлено для адвокатов; огороженное пространство рядом с судейскими местами предназначено для потерпевшей, ее мужа и всей семьи. За судейскими местами — места для должностных лиц. Среди них можно видеть гг. Роше, Жильбера де Вуазена, Батара, Жакпно-Гдара, Лефевра, Пекура, Шампанэ, Нодэна, Букли и др. Здесь также присутствуют: полномочный посланник Швеции, французский пэр де С., граф д'А., управляющий банком. Этот последний попал на почетное место после больших усилий: целых десять минут он стоял среди свидетелей, окруженный двумя сержантами и тремя муниципальными гвардейцами; он перечисляет все свои теперешние титулы, напоминает о своей прошлой власти; старший муниципальный гвардеец остается неумолим и отказывается впустить бывшего министра внутренних дел. Однако судебный пристав вывел графа д'А. из затруднения, и он, смеясь, рассказывает свое злоключение г-ну де С.

Множество дам украшает скамьи, назначенные для них. Нам указывают герцогиню де Валэнкур, графиню де Бреванн, княгиню Соликову, баронессу де Роберсак, виконтессу де Морейль и других дам, принадлежащих к самому высшему обществу.

В десять часов устанавливают скамью, назначенную для семьи потерпевшей. Герцог де Бопертюи, муж жертвы, входит первым».

В эту минуту чтение было прервано криком изумления и испуга, от которого не смог удержаться Анатоль Дюкормье. Он побледнел и должен был опереться на кресло герцогини Спинола, стоявшее перед ним. Некоторые из дам встали. Все взгляды обратились к Дюкормье; жена подбежала к нему.

Наследный принц:

— Боже мой, граф, вы бледнеете, вы едва стоите!

Графиня Дюкормье своему мужу:

— Что с вами, мой друг?

Дюкормье, прерывающимся голосом:

— Извините, ваше высочество, за это непреодолимое волнение. Вы его поймете и извините, когда узнаете, что герцогиня де Бопертюи — дочь князя де Морсена, моего покровителя, превосходного человека, которому я обязан своей неожиданной карьерой.

Принц с волнением:

— А, теперь я жалею о своем любопытстве.

Княгиня де Ловештейн:

— Я также, ваше высочество, очень жалею, что возбудила это любопытство.

Г-жа Дюкормье мужу:

— Уйдемте, мой друг. Его высочество охотно извинит вас, если вы не будете на чтении; оно по многим причинам так тяжело для вас.

Принц:

— Умоляю вас, сударыня, уведите дорогого графа. Он должен ужасно страдать: я знаю его сердце.

Дюкормье, с усилием:

— Ваше высочество, теперь я уже в силах слушать дальше.

Принц:

— Хорошо ли вы это обдумали, любезный граф? Безрассудно подвергать себя мучительным волнениям.

Дюкормье:

— Увы! Я жду их, ваше высочество. Но теперь, когда я знаю, что дело идет о дочери моего благодетеля, мне больше, чем всем присутствующим, желательно поскорее узнать подробности ужасного, неожиданного для меня события.

Принц, дружески пожимая руку Дюкормье:

— Я понимаю ваше желание. Оно благородно. Но, мой бедный граф, вам придется выдержать ужасное испытание. Полковник Бутлер, прошу вас, продолжайте.

(Анатоль, удрученный, падает в кресло, закрывает лицо руками, и чтение возобновляется среди живейшего волнения, вызванного этим происшествием.)

«Возле герцога де Бопертюи заняли места: его теща, княгиня де Морсен, маркиза де Бодрикур, герцог и герцогиня де Морэнваль, маркиз Вапрэ, маршал князь де Лугано — все родственники герцога и герцогини де Бопертюи.

Небольшой инцидент производит некоторое волнение, впрочем, скоро успокоившееся. Какой-то моложавый на вид, хотя и пожилой господин вводит под руку мать потерпевшей, княгиню де Морсен, и хочет также пройти на места, отведенные для родственников, как вдруг судебный пристав спрашивает его фамилию. Все слышат, как этот господин отвечает: