Подруга прочистила горло, и Милена поняла, что её время истекло.

— Ну, он милый… — проблеяла, наконец, она. Лиза вскочила с земли, будто её ударило током по филейной части тела, и принялась быстро загибать пальцы.

— Щенята — милые! Дети — милые! Энн Хэтэуэй — милая! Я — милая, в конце концов! Но Кристиан Воган — не милый! Он — просто бог! — заявила толстушка, чем заработала сердитый взгляд Милены. Она с разочарованием вернулась к домашнему заданию. Нет, Сквойн точно не суждено стать хорошим психологом! Но, как ни странно, от беседы с толстушкой ум прочистился. Решать примеры стало легче, так что Милена с головой ушла в работу.

Скоро Лизе надоело сидеть без дела, и она подошла к Альпину, который уже раскладывал варево по тарелкам. Обедом оказался густой суп с кусочками настоящих лесных грибов и ломтиками мяса. Сквойн помогла гному накрыть на стол и с чувством выполненного долга плюхнулась на пуфик. Карлик уселся рядом и принялся уплетать варево, так аппетитно причмокивая, что Милена не выдержала и присоединилась к их компании.

— Почему она меня не слушает? Неужели не доверяет объективному и непредвзятому мнению психолога? — Лиза угрожающе ткнула в подругу пальцем, обращаясь к гному. — Может, мне стоит надеть очки? Как думаешь, я буду так выглядеть солиднее? — она замычала от удовольствия, прихлёбывая суп. Альпин с сомнением уставился на её покачивающийся пучок волос.

— А, по-моему, тебе пора прекращать делать на голове причёски, похожие на собачьи кучки! Тогда тебя, возможно, будут воспринимать, как солидного психолога! А не как пациента, который так в этом солидном психологе нуждается! — пропыхтел гном и вытер полотенцем пышные закрученные усы.

— Это пучок! — оскорблённо взвилась Лиза и демонстративно поправила причёску. Милена же молча наслаждалась едой и перепалкой, чувствуя, как спокойствие снова наполняет тело. Альпин слизнул с губ каплю супа и спрыгнул с пуфика, собираясь пойти за добавкой.

— Не оправдывайся! И вообще: бойтесь карликов, они всегда бьют ниже пояса! — заявил он, но тут же замолк. Внезапно по коре каштана снаружи раздался удар. — Ну, если это снова соседская детвора, я отшлёпаю их собственной бородой! — мрачно произнёс гном, закатывая рукава. Но затем удары прекратились. Послышался хнычущий голос Лоры:

— Тыковка, я знаю, ты — там! Выходи! Я хочу поговорить! — мать снова забарабанила кулаками по стволу. Но Милена даже не поднялась с места. Обида на мать всё ещё разъедала её изнутри. Лора ещё немного покричала, зовя дочь. Но когда из дерева никто не вышел, смиренно удалилась. Вслушиваясь в её шаги, Милена вдруг приняла решение. Она сорвалась с пуфика и помчалась к выходу из каштана. Но время было упущено. Когда она выбежала на улицу, мать уже ушла. Она опустила взгляд. Прямо у корней каштана лежала корзина со свежими булочками. Но Милену заинтересовала не выпечка, а листик, который лежал сверху неё. Она подняла бумажку и развернула. Записка гласила лишь одно слово — «Прости». Милена прижала листик к груди и кинулась к парадному. Несмотря на все ссоры, мать всё равно оставалась самым близким человеком. Поэтому она заставила себя проглотить все острые комки обидных слов, которые они с Лорой наговорили друг другу в минуту злости.

Спустя несколько минут, Милена собралась с духом и позвонила в дверь. В тот же миг она распахнулась, и девушка оказалась в объятьях матери. От Лоры, как обычно, пахло кухней: корицей, яблоками и пряными восточными специями. Этот аромат настолько въелся в кожу женщины, что вся одежда насквозь пропиталась им. Милена глубоко втянула этот запах. Так для неё всегда пахло домом и уютом. Казалось, квартира тоже распахнула радостные объятья. Глядя на родные кремовые стены, Милена широко ухмыльнулась.

— Только не думай, что я не буду корить тебя за то, что ты пропустила прошлый понедельник! Я всё знаю, — выдохнула мать ей на ухо и отстранилась. — Я долго думала над твоими словами, тыковка… И поняла, что ты права. Я попробую принять тебя такой, какая ты есть, — она ласково потрепала её по щеке и отступила, пропуская Милену внутрь.

Когда вечером вернулся отец с очередной уродливой мазнёй, которую он гордо назвал «будущим мировым шедевром», Милена поняла, что, наконец, вернулась. Вернулась домой.

Милена ощутила, как задрожал в ладони мобильный и проснулась. Чертыхнувшись, она похвалила себя за то, что додумалась поставить телефон на беззвучный режим, опасаясь звонков от Кристиана. Прошло шесть дней — почти неделя, а он пока не давал о себе знать. Но всё же она решила перестраховаться. Ведь ведьмак был самой непредсказуемой личностью, которую она когда-либо встречала!

Милена не хотела себе признаваться, но беспокоилась о блондине. Что с Кристианом? Где он сейчас? Почему прекратил звонить?

Она откинула голову на подушку, прокручивая в голове события последних дней. Милена окончательно помирилась с родителями. А чтобы закрепить результат, вела себя, как обычный подросток. То есть без умолку болтала с лучшей подругой и, валяясь под одеялом, втайне поедала припрятанные чипсы. Джей, как и обещал, старался не давить на неё. Они с Миленой заново проходили стадию конфетно-букетного периода. Шутки, беззаботные разговоры, лёгкие осторожные поцелуи и держание за руки… Факел словно боялся спугнуть Милену. И она была ему неимоверно благодарна, ведь эта мягкость была не свойственна импульсивному ведьмаку. Даже в школе дела потихоньку налаживались! И хотя Милена всё равно не особо наслаждалась обществом завуча, но она сильно поднажала в учёбе. Окунувшись в мир тишины во время тестов и галдежа в коридорах, она пробовала наверстать упущенное. Учителя поражались её усердию, даже не подозревая, что причина её стремление к знаниям — способ забыть Кристиана. Милена лишь играла счастливую девочку. На самом деле в сердце жила тупая боль. Рана, которая вскрывалась при воспоминаниях.

Милена бросила отчаянный взгляд на телефон и, ругая себя за слабость, перевернула его. На экране загорелось имя старшего Вогана. Сон как рукой сняло. Милена резко присела и встревожено поднесла трубку к уху.

— Да? — пропищала она. Что могло случиться, раз ей посреди ночи позвонил брат Кристиана? Одна догадка была страшнее другой. Милена на миг положила мобильный на кровать и провела рукой по лицу. Взяв себя в руки, она прокашлялась и повторила вопрос. На другой стороне линии послышался смешок. А затем в трубку полился тягучий мягкий голос:

— Привет, принцесса! Как делишки? Как поживаешь? Чего такой кислый голос? Что делаешь? — поинтересовался некромант, привычно растягивая слова, так что казалось, будто у него есть слабый акцент. Милена ударила кулаком по одеялу. Голос старшего Вогана был таким невозмутимым, словно для него это привычное дело — звонить в четыре часа утра и болтать о жизни!

— Ну, моя жизнь течёт обычным ходом. Только вот… — Милену оборвали.

— Да ладно! Ты что повелась на этот старый трюк? Неужели ты восприняла мои вопросы всерьёз? Это же формальная вежливость! На самом деле меня вовсе не интересует, кто у кого украл завтрак в школьной столовой! — весело сообщил Александр. Милена аж подпрыгнула в кровати от такой наглости. Интересно, старший Воган вообще ходил в школу или он слишком крут для этого? Представив маленького Александра, который вместо того, чтобы повторять на уроке таблицу Менделеева, вызывает её творца, Милена хихикнула. По-видимому, она увлеклась, так как в трубке воцарилось напряженное молчание.

— Принцесса, я был бы счастлив послушать твой восхитительный нервный смех ещё немного, но я вообще-то звоню по делу! — проговорил Александр. Милена кивнула. Но вспомнила, что он этого не видит и просипела:

— Слушаю.

Некромант расхохотался. И хотя Милена не видела его лица, она готова была поклясться, что его глаза сейчас заблестели озорством как у ребёнка. В этом, пожалуй, и заключалось самое большое различие между братьями. Стоило старшему Вогану развеселиться или наоборот разозлиться, его глаза первые говорили об этом. Эмоции отражались в них как в зеркале, заставляя ярко блестеть. Будто свежий, ещё не успевший засохнуть мазок краски на полотне. У Кристиана же глаза чаще всего оставались мёртвыми. Он мог побледнеть от ярости. Но глаза не меняли холодного спокойного выражения. Лишь изредка Милене удавалось довести ведьмака до такого состояния, что он уже не мог себя контролировать.