— Да ну тебя! — скорчила рожицу девушка. — Почему ты не хочешь сходить с нами развеяться? Мои братцы, конечно, те еще заразы, но с ними весело! И не обидит никто.

— Я уверена, что твои братья замечательные, но мне лекари запретили пока из Академии уходить. Прости меня. Хочешь, я тебе лично, на какой скажешь узор, кружево сплету, только не сердись!

— Ла-а-адно, — милостиво заявила Франческа, — но только потому, что ты умеешь делать такие замечательные штучки, имей в виду! — Девушка показала мне язык. — Я тогда до утра в городе останусь, вот. Тебе, так и быть, что-нибудь вкусненькое принесу, надо же хоть чем-то себя баловать, заучка!

— Конечно, милая, повеселись там за нас обеих!

Вечером без Чеккины оказалось немного скучновато. Я успела привыкнуть к постоянному звуку перебираемых струн и бормотанию этой шебутной девушки. От чтения уже устали глаза, да и подвигаться хотелось. Глянув на часы, поняла, что до закрытия общежития еще есть время и можно немного погулять у реки. Да, уже совсем стемнело, но тут же не лес: медведей нет, дорожки хорошо видны, чего бояться?

У воды сразу стало легче: усталость отпустила. Напитанный влагой стылый воздух приятно холодил лицо. Поплотнее завернувшись в мантию, присела прямо на травку. Да, долго на сырой земле лучше не сидеть, но я ж немножко.

Мысли сразу унеслись к дому: как-то там девочки? Наверное, гадают с важным видом. Нынче как раз на суженого гадать хорошо. Я бы тоже попробовала, но у меня ни свечек, ни сковороды нету. И заборы тут, как назло, каменные. Перебрав в уме все варианты, вспомнила, наконец, подходящий к случаю. Это не особо точное гадание, только укажет, далеко ли замуж выйду и в какую сторонку.

Устроилась поудобнее и затянула:

— Залай, залай, собаченька, залай, серенький волчок, где собаченька залает…

И тут у меня над головой засветился махонький шарик.

— Верита Феодоссия, вы отдаете себе отчет, что уже практически ночь? Вы что здесь делаете в такое время в полном одиночестве?

Вот тебе и погадала! Похолодев, искоса взглянула на героя моих кошмаров. И что ему ответить? Не скажешь же, мол, суженого выслушиваю.

— Так, поднимайтесь! — требовательно заявил мужчина, протягивая руку. Пришлось подчиниться.

Но как только я коснулась пальцев верита Филиппа, меня словно молнией в маковку стукнуло. Ощущение было, будто дух выбило, и он со стороны злорадненько так наблюдает, как безвольное тело встает с земли, делает шаг… А потом мои ладошки сами скользнули на грудь мужчины, я приподнялась на цыпочки, крепко зажмурилась и прижалась губами к его губам.

Длился поцелуй недолго, по-моему, магистр от меня просто отстранился, но не уверена. Глаза открыла, уже услышав вопрос:

— Вы что, пьяны?

Выглядел верит Филипп озадаченным. Я мотнула головой и потянулась к нему снова. Тут глаза мужчины сузились, и он злобно прошипел:

— Лживая тьма! Только этого не хватало!

Окружающий мир тут же изменился: мы оказались в комнате, заполненной книжными шкафами не меньше, нежели кабинет декана Дорэ. Только здесь еще были большие кресла.

— Сидеть! — странным голосом приказал верит Филипп, подтолкнув меня к одному из них. Мне такое обращение не понравилось, но ослушаться почему-то не смогла, колени просто взяли и подогнулись.

Мужчина отошел вглубь комнаты, позвенел там чем-то, а вернувшись, сунул мне стаканчик с темной жидкостью, резко пахнущей спиртом и деревом.

— Пей! — Не хотелось совершенно, но опять не смогла отказаться. Глотнула и задохнулась. Противно, горько, горло дерет!

Стакан из руки куда-то делся, а из-за спины донесся голос: негромкий, приятный, тягучий, ни слова не разобрать, а словно мед в уши льется. И такое тепло по телу пошло, аж глаза закрылись. И стало мне хорошо. И увидела я, словно наяву, лес наш, и родник, и березку свою любимую…

Очнулась внезапно, словно в бок кто пихнул. Лежу. Темно. Запах знакомый… Я что, опять в лечебнице? Не помню, как здесь оказалась. Вроде на суженого гадала… Голоса. Опять? В этот раз капели нет, и один голос слышен отчетливо, а вот второй — глухо.

— Нет, ты можешь мне объяснить, зачем ты это сделал?

— Могу, но не хочу.

— А вот я хочу! Я очень хочу понять, что должно было произойти, чтобы ты вбухал добрую половину сил в такой сложный блок!

— Блок проще и грубее мог помешать восстановлению.

— Вот как раз это даже я понимаю! Я не понимаю, зачем ты вообще тратишь силы на такую филигранную работу?

— А что: вдруг война, а я уставший?

— Идиот! Мы до сих пор не нашли и следа того клятого артефакта, откуда ждать удара — непонятно, а ты спокойно тратишь силы на ерунду!

— Ты взволнован, так что «идиота», так и быть, прощаю.

— Спасибо! Очень утешил! Вот почему ты не можешь, как нормальный человек, спокойно посидеть дома, пока мы во всем разберемся? Почему ты вечно в гуще событий и вечно рядом эта пигалица? Что с ней на этот раз стряслось? Молчишь?.. Замечательно!

— Не мельтеши. Сядь и успокойся.

— Я не могу успокоиться! Это не неофит — это головная боль с косичкой! Я готов отстоять три службы в Храме, только бы это ходячее несчастье не попало на факультет Врачевания!

— Совсем недавно ты утверждал, что она спасла мне жизнь.

— Да! А перед этим ты ее довел до панической атаки, а теперь… Ты!

Непонятный глухой звук.

— Ее все-таки замкнуло! А я-то удивлялся! И, конечно же, замкнуло на тебе: ты вечно маячил рядом в момент душевных потрясений!

— Ты такой догадливый, мне прям страшно! Может, тебе в жрецы податься?

— И что же все-таки случилось? Неужели эта мормышка в вороньих тряпках покушалась на твою невинность?

— По-моему, тебе давно не ломали нос, он у тебя очень длинный.

— Согласен, это было грубо. Но ты не находишь, что выбрал самый сложный и трудозатратный путь решения проблемы?

— Полагаешь, следовало воспользоваться ситуацией? А через пару недель девочка восстановится, осознает случившееся и с горя побежит топиться? Спасибо, я как-нибудь проживу без этого камня на совести.

— Было бы с чего топиться!

— Тебе — не с чего, а в традиционалистских общинах подобное называется «позором на всю жизнь», «несмываемым пятном» и прочими пафосными словесами. И никого не будет волновать, что она пребывала не в себе.

— А она тебе нравится.

— А тебе нет? Ее самое постыдное и, заметь, подавляемое желание настолько естественно и невинно… Знаешь, у меня бы даже в восемнадцать лет были куда более интересные варианты. Редко встречается настолько чистая душа. Как-то нет желания топтаться по ней грязными сапогами.

— Ты такой благородный, аж противно! Придушить тебя, что ли, чтоб не мучился?

— Я тебя тоже люблю, мой сладкий!

— Да иди ты!

— Анс, прекращай строить из себя большего мерзавца, чем есть на самом деле! Уверен, ты бы ее тоже не тронул.

— Я? Да я ее своими руками утопить готов, лишь бы ты глупости перестал делать! Ну, ничего, она у меня отсюда месяц не выйдет, пока полностью не восстановится!

— И чего ты этим добьешься? Исключения после первой же сессии?

— Скатертью дорога! Меньше проблем будет в Академии.

— Мне кажется, что в заботе о моем благополучии ты упустил из виду самую интересную деталь данной головоломки…

— Просвети же меня, о мой мудрый друг!

— У девочки должен быть хотя бы один неповрежденный контур помимо физического.

— Ты в чьей квалификации сомневаешься: моей или Грэга?

— А вы с Грэгом часто наблюдали все девять контуров одновременно?

— Восемь!.. Тьма!

— Сам посуди: если бы были уничтожены все магические контуры, она бы потеряла голову сразу. Однако девочка смогла контролировать себя десять дней. Опять же это объясняет, почему она выжила при нападении. Так что мишенью вполне мог быть и не я.

— И что ты предлагаешь?

— Посижу пару недель дома, как ты и хотел. Не будет меня видеть — не потеряет контроль. Прошедший вечер она не вспомнит. Сделай вид, будто она в обморок упала, и все будет хорошо.