— Прибраться бы, — буркнула я. В носу тут же зачесалось, я попыталась сдержаться, но все равно звонко чихнула.

— Ну вот, ваши подвиги были не напрасны, вам придется посетить лечебницу! — насмешливо уведомил верит Филипп. — Пойдемте, тут есть камин. Рекомендую расстегнуть мантию, быстрее согреетесь.

Магистр уверенно двинулся под лестницу, а я покорно побрела за ним. За невысокой дверцей скрывалось помещение, больше всего похожее на кухню. Посреди комнаты стоял большой стол, на котором были расставлены непонятные сосуды. Слева располагался внушительных размеров очаг, в котором висел котел. А над столом с потолочной балки свисали пучки самых разнообразных растений. Большую часть из них я опознать не смогла, хотя липовый цвет и мать-и-мачеха несказанно радовали, словно старых знакомцев повстречала. Так вот что за аромат я почуяла: лиственная труха! Несчастные пучочки явно висели здесь очень давно, за это время они высохли до такой ломкости, что дунь — и осыплются.

— Что это за место? — потрясенно спросила я, даже позабыв о робости.

— Это руины былой славы факультета истинного Чувства. — Верит Кальдерон уже подошел к очагу и хотел что-то там сделать, но в последний момент обратился ко мне. — Окажите любезность! Поверните вот этот рычажок. Мне, конечно, не сложно, но хотелось бы проверить одну теорию…

Я послушно выполнила требуемое. Под котелком немедленно загорелся огонь, что выглядело очень странно: дров-то там не было!

— Никаких неожиданностей. Жаль! — констатировал магистр, выждав несколько секунд. — Грейтесь, вам полезно. Кстати, не могли бы вы поделиться своими ощущениями?

— Какими? — не поняла я.

— А любыми! Вот что вы сейчас чувствуете?

Я чувствовала смущение, так как верит Филипп стоял слишком близко. Было в этом что-то неправильное, интимное вроде как. Сразу вспомнилось, насколько близко был Семен, когда я решилась его соблазнить… Моментально нагрелись уши. Хоть бы он решил, что это жар от очага!

— Не знаю, ничего особенного не чувствую, тепло вот… и пахнет приятно, — промямлила я, мысленно уговаривая себя не зардеться окончательно. Тут мне в голову пришла спасительная мысль: — А мне рассказывали, что на факультете Чувства обучались только женщины!

— Так и есть!

— А что же вы тогда… в смысле, вы же… не совсем женщина… — О богиня, мысль оказалась не такой уж и безобидной!

— Какая милая формулировка! — хмыкнул преподаватель. — «Не совсем женщина». Надо запомнить. Тем не менее я понял вашу мысль. Я тут пытаюсь найти ответы на некоторые вопросы. Должен признать — безуспешно. Ведьмы умели хранить свои секреты.

— Ведьмы? — удивилась я. — Мне говорили, что здесь учились ведуньи!

— А это разные названия одних и тех же женщин, зависящие лишь от отношения к ним тех или иных людей. Ведьмы, ведуньи, благодетельницы, разрушительницы, любимицы богинь, лиходейки… Все это про них, умудрившихся получить два дара вместо одного. Или же два проклятия, это, опять же, смотря с какой стороны подходить к вопросу… Но все же мне крайне любопытно узнать, что вы думаете об этом месте?

Я не успела ничего ответить, потому что случилось странное. И страшное. Мои ноги совершенно самостоятельно, против моей воли, сделали шажок, туловище само собой развернулось, и я оказалась лицом к лицу с магистром Кальдероном. Я пыталась отодвинуться, но тело меня не слушалось, как будто меня дергали за ниточки, словно ярмарочную куклу!

Руки сами потянулись к талии и решительно распустили опояску.

И вот тут я скорее всего побелела, потому что кровь в жилах буквально сковал леденящий ужас, и уже никакой жар в очаге не мог его разогнать. Если опояска несет в себе такой глубокий смысл, это ж получается, я сейчас… Мама! Больше всего на свете мне хотелось потерять сознание, но оно упорно не желало меня покидать. Я так и стояла неподвижно, мысли в панике метались в голове, а голос отказывался повиноваться.

Магистр Кальдерон выразительно изогнул бровь:

— Очень щедрое предложение! Боюсь только, что не ваше.

Мужчина неторопливо нагнулся, и мне каким-то чудом удалось слегка покачнуться, отстраняясь.

— Да не дергайтесь вы так. — Он слегка поморщился. — Я младенцами питаюсь исключительно по вторникам и пятницам, а сегодня, как известно, среда.

С этими словами верит Филипп спокойно вернул оберег на его законное место и затянул концы заботливо сплетенной Сией тесьмы.

— Но намек я понял! — несколько громче и с легкой угрозой в голосе сообщил преподаватель, глядя куда-то поверх моей головы. — Идти можете? — уточнил он, уже всматриваясь в мои глаза.

Вместо ответа я сделала неуверенный шаг в сторону. Кажется, я снова могу распоряжаться собственным телом!

— Чудесно! — Мужчина ожесточенно дернул рычаг, гася огонь, а потом несколько грубо схватил меня за плечо и поволок к выходу. — Полагаю, нам лучше поскорей покинуть это место.

— Но… что… я же… — Голову словно кашей набили.

— Ничего, все хорошо, — безмятежно заявил магистр, ослабляя хватку. Он даже вполне любезно мне улыбнулся, отворяя входную дверь.

— Но вы же не думаете…

— Нет, и вам не советую! Расслабьтесь, вам просто показалось. Угорели с непривычки, — ехидно сообщил мой провожатый. — Сейчас мы выйдем со двора, и я поставлю вам портал в лечебницу. Попросите у верита Грэгори противопростудной микстуры, пожалуетесь ему на жизнь, он человек душевный, он вас пожалеет. А сейчас лучше ротик закройте, пока в него галка, простите, сойка не влетела!

Я задохнулась от возмущения, а магистр расхохотался мне в лицо. И это был тот самый смех, что преследовал меня в ночных кошмарах.

Я не верила собственным глазам! Водила пальцем по строке, пытаясь ощупью помочь зрению, и все равно не могла до конца поверить! Мама, мамочка, этого не может быть! Я справилась! Спасибо тебе, Великая Веритассия! Я остаюсь в Академии!

Честно говоря, за время сессии я окончательно уверилась, что не знаю вообще ничего! Меня почти все время пробирала дрожь, я путала слова даже в обычных разговорах с Чеккиной, могла полчаса читать одну и ту же страницу, но в итоге все равно не уяснить ни строчки из написанного. А уж стоило взглянуть на себя в зеркало, как перед глазами вставала сцена у очага в помещении факультета истинного Чувства: мои руки, распускающие опояску, и насмешливо изогнутая бровь магистра Кальдерона. Я так и не сумела понять, что тогда произошло, но одно знала точно: действовать мне пришлось не по своей воле. Наверное, только поэтому я не сгорела со стыда, но все равно испытывала неловкость, и это чувство лишь укрепило мое желание держаться от верита Филиппа как можно дальше.

Экзамены я запомнила очень смутно, в основном какими-то отрывками. Вот у меня так дрожат руки во время сервировки обеда на две персоны, что столовые приборы выбивают дробь по тарелкам и бокалам. Вот во время исполнения менуэта у меня начинает дергаться веко, даже не получается из-за этого смотреть прямо в лицо Питеру. Вот, накладывая макияж для светского раута, я чуть не перепутала меловой карандаш для маникюра с кайалом. Вот на экзамене по литературе я вывалила на преподавателя бесконечный поток слов о поэзии труверов, хотя мне надо было всего лишь кратко пояснить, чем рондо отличается от дескорта.

И тем не менее я как-то умудрилась все сдать! Более того, мне даже назначили повышенную стипендию!

— Да долго ты будешь лупиться в одну точку? Не загораживай, дай другим посмотреть, — злобно прошипел кто-то у меня за спиной.

— Простите! — Я очнулась и поспешила пробиться сквозь толпу студентов, обступивших вывешенные в холле административного здания списки сдавших сессию и отчисленных. Последних, к слову, оказалось много, почти половина поступивших в Академию неофитов.

Вокруг бушевали страсти: кто-то из девочек громко рыдал, утешаемый подружками, некоторые парни изощренно ругались вполголоса или лупили кулаками по ни в чем не повинным колоннам, были и те, чей сияющий вид вызывал злобные и завистливые взгляды. Я была пока скорее ошарашена, нежели счастлива, но все равно поспешила убраться подальше от разочарованных, чтобы не портить себе настроение.