— Нет, вот как я не сообразила спросить у тебя раньше, в какой цвет окрасился жезл?

— В красный, — сообщила я.

— Вот негодяй! Это цвет любовных чар.

— Я уже поняла. А желтый? — решила уточнить на всякий случай.

— Бытовая магия. А что давало желтый?

— Бутылка вина от Чеккины, но тогда жезл не весь светился — только кончик.

— Это значит, что чары применялись при изготовлении. Ну, там, магические выжимные прессы или что-то вроде того. Ладно, с этим ясно. А Фил-то тебе зачем вдруг понадобился?

— Он обещал снять блок с моей памяти.

— Какой блок? — удивилась девушка.

— Не знаю, но он его раньше сам же и поставил.

— Зачем?

— Не знаю, — пожала я плечами. — Как раз хочу вспомнить, что произошло.

— Как интересно живут люди, вы подумайте! — уперла руки в бока Брианда. — А я все узнаю последней! Ладно, так уж и быть, перенесу тебя в поместье.

Пришел мой черед удивляться:

— Зачем в поместье?

— Фил сегодня дома. Ну, по крайней мере, никуда не собирался.

— Ой, да не надо тогда, спасибо! Не хочу тревожить магистра Кальдерона во время отдыха. В другой раз приду.

— Нет уж! Давай руку! Потом-то я его и возьму за жабры, тепленького! — нехорошо улыбнулась художница.

— За какие жабры? — оторопела я.

— Темнота! — хмыкнула Брианда. — Это идиома такая!

С этими словами девушка крепко вцепилась мне в руку. В следующий миг мы уже стояли в знакомой комнате с изогнутыми окнами. Как я теперь знала, эта горница называлась красивым словом «будуар». Не теряя времени, художница потащила меня в коридор, где мы почти сразу наткнулись на одну из служанок:

— Марта, ты знаешь, где хозяин?

— Был в библиотеке, — присела в реверансе миловидная девушка в синем платье.

Библиотека в поместье, конечно, скромнее, чем в Академии, но все равно столько книг ни в жизнь не прочитаешь. Магистр сидел в кресле и изучал какой-то увесистый том. При нашем появлении он попытался встать, но налетевшая Брианда попросту втолкнула его обратно в кресло:

— Отвечай сейчас же: ты знал про любовный амулет, который подсунули Фее?

— Узнал непосредственно перед праздниками, а что?

— Ладно, тогда живи пока. А что это за история с блоком на ее памяти?

— Полагаю, что тебя это совершенно не касается.

— Ах, так?

— Да, именно так.

— Хорошо же! — Девушка резко развернулась и вылетела за дверь, оставив меня наедине с братом.

— Простите, магистр Кальдерон, я не хотела вам мешать отдыхать, вы просто обещали снять блок, и я зашла к Брианде узнать, где вас можно найти. Я думала, вы где-то в Академии, — залепетала я.

— А Брианда, по своему обыкновению, выпытала у вас все подробности! Мне уже жаль декана Дорэ, — заметил мужчина, поднявшись на ноги. — Мне вы не помешали, так что не тушуйтесь. Но я все же хочу уточнить: вы действительно хотите убрать блок?

— Да, — уже твердо ответила я.

— Что ж, это ваш выбор, — пожал плечами магистр. — Присаживайтесь!

Он отошел в угол комнаты, где стоял небольшой столик с какими-то графинчиками. Я послушно опустилась в одно из кресел. Было немножко страшно. Вдруг снимать блок — больно?

Филипп вернулся с коньячным бокалом, наполненным какой-то темной жидкостью.

— Пейте! Так будет проще и быстрее.

Я втянула носом уже знакомый запах спирта и дерева и удивилась:

— Это же бренди!

— Да. Пейте-пейте, лучше всего быстро, одним глотком.

Я послушно проглотила напиток и закашлялась:

— Ой, мама!

— Да, крепкий, — спокойно заметил магистр, забирая у меня из рук опустевший бокал. — А теперь попробуйте просто расслабиться и подумать о чем-нибудь приятном.

Дальше он начал что-то нараспев говорить, но я не разбирала ни слова, зато вдруг, словно со стороны, увидела себя сидящей на берегу реки, потом над головой затеплился махонький шарик, я встала, опираясь на руку верита Филиппа, а затем шагнула прямо к нему и поцеловала в губы. Потом библиотека, больница…

— О-о-о-й, — застонала я, приходя в себя, — что я наделала! Извините…

Щеки полыхнули, я съежилась в кресле, стараясь не смотреть на мужчину.

— За что же здесь извиняться? — невозмутимо произнес магистр. — В моем возрасте, напротив, следует быть благодарным красивой девушке, решившей меня поцеловать. Как видите, ничего ужасного вы не совершили. А память я вам заблокировал именно для того, чтоб вы позднее не сожалели о своем порыве. Кстати, не вздумайте себя винить. Ваш поступок был результатом тяжелого ранения. Как я понял, вы с самого начала знали о применении боевого артефакта и ваших разорванных контурах?

— Да, я слышала ваш разговор с веритом деканом, но почти ничего не поняла.

— Неофитам не преподают магических дисциплин, но кратко пояснить могу. — Мужчина сел в соседнее кресло. — У любого человека есть оболочка, вмещающая душу, — это тело. Мы называем тело физическим контуром. Но это не единственная оболочка. Есть еще ряд контуров, невидимых обычным зрением. Они есть у всех, но простые люди — не маги — привыкают пользоваться только физическим телом. Маги же, наоборот, используют все свои контуры. Поэтому артефакты, нарушающие целостность нефизических оболочек, абсолютно безвредны для обычных людей, зато магу наносят очень серьезные повреждения. Если удастся пробить все нефизические контуры, маг скорее всего погибнет, а если все же выживет, получит временное помутнение рассудка. Как правило, у мага семь контуров, помимо физического. Но иногда появляются маги с восьмым, невидимым, контуром. Подозреваю, что это ваш случай. Артефакт был рассчитан на обычное количество контуров, но у вас остался один неповрежденный, поэтому с ума вы не сошли, зато оказались во власти навязчивой идеи. Так уж вышло, что в момент нападения я был рядом с вами, вот ваша одержимость и оказалась связана со мной. Никакой вашей вины в произошедшем нет — просто так вот причудливо сложились события.

— А почему у меня лишний контур? — В голове немного шумело, так что я не до конца поняла объяснения магистра, но кое-что уловила.

— Он не лишний, он дополнительный, идет в комплекте со вторым даром.

— Вы хотите сказать, что я — ведунья? — говорила я почему-то очень медленно.

— Весьма вероятно, хотя с полной уверенностью об этом можно будет судить только после Посвящения. А теперь, думаю, вам лучше лечь поспать. Я прикажу постелить вам в той же комнате, где вы ночевали раньше.

— Нет, что вы, не надо, — запротестовала я, но магистр приказал:

— Спать! — и мои глаза сами собой закрылись.

Судя по тому, как грохотал весь день гром, лето должно было выдаться на редкость урожайным и плодородным. Тяжелые раскаты как нельзя лучше подходили к моему душевному настрою. Я с трудом заставляла себя сидеть смирно, очень уж хотелось вскочить и убежать. Но Чеккина, уходя, заперла дверь, так что деваться мне было некуда. Оставалось нервно ерзать да изучать свое отражение в стареньком трельяже. Здесь, в маленькой гримерной комнатке за сценой, подруга предложила мне выслушать Питера. Трельяж отделялся от двери ширмой, которую при желании можно было сложить или разложить, а створки зеркала позволяли видеть стоящего у дверей безо всякой необходимости оборачиваться. Ширму я, правда, отвергла: пусть не думает, что я его боюсь, а вот возможность наблюдать за парнем, не демонстрируя своего лица, была очень кстати (я, если честно, опасалась, что позорнейшим образом расплачусь, так хоть слез моих видно не будет).

В замке заскрежетал ключ, и я вздрогнула, хотя уже давно ждала этого звука. Франческа впустила юношу и грозно прошипела:

— Ты обещал, что уйдешь, как только Фея попросит!

— Я помню.

Ох, мамочки, я еле заставила себя не оборачиваться, настолько безжизненным казался голос Питера. Впрочем, видок тоже был такой, что краше в гроб кладут. Как там намедни сказала Брианда? «Ходит с осунувшейся рожей»? Это она очень мягко выразилась! Северянин выглядел так, словно ничего не ел несколько недель: щеки ввалились, нос заострился, под глазами такие синяки, будто дрался с кем.