С Бриандой мы виделись каждый день. Она решила не упускать случая и закончить картину. Я не возражала против сеансов, тем более после утомительного позирования в художественной мастерской девушка водила меня в библиотеку, где позволяла брать все, что душе угодно. Гулять она меня тоже звала, но установилась морозная погода, так что парк и ботанический сад как-то не особо прельщали. В наших краях об эту пору и вовсе птица на лету замерзает, а уж что творится на родине у Питера — даже представить страшно!

Друзьям я сказала, что праздники проведу у родни в предместье столицы. Даже сообщила, где именно. Судя по всему, там жили как раз Брианда с магистром Кальдероном. Врать было противно, но декан Дорэ заставил меня растрезвонить как можно большему количеству народа о своих предполагаемых планах. Уж не знаю, чего он этим хотел добиться.

Сиплый голос меня пока не беспокоил, зато изводили навязчивые сновидения. Каждую ночь, стоило лишь закрыть глаза, я видела лицо верита Филиппа. После бала он мне ни разу не снился, я даже стала забывать о тех ужасах с его участием. Сейчас кошмаров как таковых не было, просто каждую ночь ко мне во снах являлся чужой жених. Что с этим делать, я совершенно не понимала!

Он ведь даже и не красив, и старше меня раза в два, наверное, и никогда мне ничего такого не говорил, чтобы я могла голову потерять, только подтрунивал да посмеивался. Да, он был первым мужчиной, которого мне захотелось поцеловать, но я тогда и знакома с ним не была, а просто перепутала сон с явью. Одно время у меня разрывалась грудь от боли, стоило лишь представить, как он нежно обнимает Брианду, но в этом, как я поняла из подслушанного разговора, был повинен опасный артефакт. Да, я тогда умудрилась отчебучить что-то непотребное, но вряд ли оно было более непристойно, нежели сделанное мною у очага факультета Чувства. И ведь я очень хорошо помню тот момент, когда развязывала опояску: не было у меня тогда желания соблазнить магистра! Не было, точно говорю! Мною кто-то управлял, хотя и не знаю зачем!

А вот теперь я никак не могу выгнать образ верита Кальдерона из своих снов. Я уж и ложилась как можно позже, и думала на ночь о ком угодно, только не о нем: вспоминала и сильные руки Питера, и горячие губы Семена, и даже искрящиеся на солнце глаза Шарля Демара — все впустую! Каждое утро я снова мерила шагами палату, стараясь обуздать желание побиться головой об стенку, повторяя, словно молитву: «Он жених Брианды, он жених Брианды, он жених Брианды…» Неужели вот это наваждение и есть любовь, о которой так мечтают девушки? Но ведь это совсем не похоже на то, что описывают в книгах! Да я вообще, кроме раздражения, уже ничего в адрес магистра не чувствовала! Но из снов его прогнать все равно не получалось, хоть тресни!

Сегодня Брианда приволокла в мастерскую здоровенную коробку, которую прислонила к стене в углу. Мне стало до жути любопытно, что там, но задавать вопросы я, как обычно, постеснялась.

Девушка нынче была особенно взвинчена и постоянно меня шпыняла. Я уже успела понять, что художница особым образом сосредотачивается на работе и просто перестает адекватно воспринимать окружающих, когда поглощена творчеством, потому не обижалась на подобную манеру общения, но в этот раз блондинка прямо рвала и метала.

От сеанса я устала так, словно он длился раза в три дольше, чем обычно. С трудом сползла с подиума и вяло приступила к разматыванию бархата.

— Ну как, хочешь первой увидеть, что получилось? — на удивление довольным голосом позвала Брианда.

— А что, уже все? Ты закончила? — поразилась я. Мне-то, наоборот, показалось, будто у художницы все идет из рук вон плохо.

— А ты как думала! Скажу без ложной скромности — это шедевр! — Кажется, девушка вот-вот примется мурлыкать, словно сытая кошка.

Я наконец-то сумела избавиться от накидки и подошла к картине. Не знаю, что я ожидала увидеть, но точно не это! Кажется, все мои чувства разом сошли с ума и пустились в пляс.

На холсте была изображена женщина, осматривающая реку с крутого берега. Она стояла спокойно, даже расслабленно, хотя положение рук, головы и тела четко повторяло ту неудобную для меня позу, которую строго заставляла держать Брианда. На женщине было зеленое платье, изумительно красиво облегающее фигуру. Я даже на мгновение перевела взгляд на скинутую только что тряпку: неужели вот это нагромождение складок выглядело так? У незнакомки были мои волосы, но на этом сходство заканчивалось. У той, что на картине, были огромные сияющие глаза, в которые хотелось нырнуть, как в омуты, нежные щеки и прелестный точеный носик, а еще от нее исходило сияние! Наверное, если бы я была мужчиной, я бы влюбилась с первого взгляда. А самое удивительное, что женщина была совсем-совсем живая! Она нежно улыбалась, и до меня долетал звук ее смеха, ветерок шевелил складки на подоле платья и играл длинными волнистыми волосами, от красавицы пахло цветами, росистым утром и парным молоком. Мне даже захотелось дотронуться до ее мягкой теплой кожи. Я уже приподняла руку, но тут голова закружилась, и я чуть не упала.

— Ой, тихо-тихо! — Брианда успела схватить меня за плечо и подтолкнуть в сторону стула, на котором я и обмякла. — Извини, я совсем упустила из виду, что ты неофит, защиты как таковой не имеешь, а полотно еще слишком сильно эманирует. Все, больше пока не смотри.

— Что это было? — пролепетала я, стараясь избавиться от наваждения: до меня все еще доносился легкий смех, а аромат молока дразнил обоняние.

— Это то, за что произведения магов с даром Искусства и ценятся столь высоко: пробуждение в душе зрителя, слушателя или читателя самых лучших чувств и самых приятных воспоминаний. Мы вкладываем силы в облагораживание людских натур! Впрочем, конкретно у тебя и так все благородно до невозможности.

Знала бы она… Но я поспешила прервать подобное течение мыслей:

— А кто это?

— В смысле? — Мой вопрос, кажется, изумил Брианду донельзя.

— Ну, ты же изобразила кого-то конкретного? — Судя по всему, художница меня все еще не понимала. — Может быть, я ошибаюсь, но, наверное, так должна выглядеть Прекрасная Аморита.

— Ну и самомнение у тебя, однако! — фыркнула девушка. — Нет, я не пыталась изображать ничего эпического. Это просто ты в типичном сельском пейзаже.

— Я?! — Вот теперь пришел мой черед изумляться. — Да у нее от меня только волосы и поза такая же, в которой я стояла, а больше ничего общего!

— Это что, издевка или оскорбление? — моментально ощетинилась Брианда. — Я что, по-твоему, даже с портретным сходством справиться не могу, да?

— Что ты, я не сомневаюсь, что ты великолепно рисуешь, я такой красоты в жизни не видела! Но она же… да вот именно: она — красавица, а я — обычная. У меня и глаза не такие яркие, и фигура не такая стройная, и нос куда толще! И вообще: я бледновата, а от нее глаз невозможно отвести. Я даже с косметикой на лице так не выгляжу! Это… как его… художественное преувеличение, вот!

Девушка почему-то смотрела на меня с жалостью:

— Беру свои слова обратно! Нет у тебя никакого самомнения, тебе вообще самооценку кто-то так уронил, что она под плинтус закатилась. Интересно, кто ж с тобой так?

— Что? — Я растерянно моргала, совершенно не поспевая за мыслями собеседницы.

— Неужто в твоей деревне нашелся идиот, который тебя бросил?

— Куда бросил?

— В терновый куст! — захохотала художница. — Ну, разбил сердце, отверг или как там обычно пишут в романах. Ты, конечно, говорила, что кавалеров у тебя не было, но я в это никак поверить не могу.

— Нет, не было, честное слово! И никто мне ничего не разбивал. Но я же правда в зеркале совсем другое лицо вижу! Ну что ты смеешься?

— Ой, не могу! — Брианда уже оперлась о стол, продолжая ухохатываться. — Ой, рассказать кому — не поверят! С такими данными она сидит и комплексует! — Девушка утерла выступившие слезы. — Слушай, чудо в перьях, ты же этими черными тряпками себя просто убиваешь! Я понимаю, с мантией ты ничего поделать не можешь, но ведь и платье, как специально, вечно таскаешь такое, что его содрать хочется! Но даже в черном, который тебе совершенно не к лицу, ты все равно красавица, а уж если правильные цвета подобрать, вот именно так, как на картине, ты и будешь выглядеть!