Гуляющих в пассаже было не так уж и много, но, как я поняла, почти все они были знакомы с художницей — чуть ли не каждый встречный с ней раскланивался.

Когда мы добрались до площади, у меня уже в глазах рябило от обилия впечатлений. Столько странных штук сразу я даже на уездной ярмарке не видывала. А в центре площади бил большой фонтан. Вокруг него тоже прогуливались люди, а сверху все это великолепие было прикрыто огромным стеклянным шатром. Я даже забеспокоилась, как бы эта громада не рухнула с такой высоты. Пока я, рискуя вывихнуть шею, изучала массу стекла над головой, откуда-то сбоку донесся нежный женский голосок:

— Бриандочка!

— Только не это! — чуть слышно простонала в ответ художница.

Разумеется, мне сразу же стало любопытно, кто та удивительная незнакомка, что сумела смутить своим появлением даже бесцеремонную Брианду. К нам неспешно приближалась женщина в пестром струящемся одеянии, состоящем из слоев тонкой ткани разных оттенков. Я даже не взялась бы пересчитывать, сколько цветов использовано в этом странном платье. При этом голова дамы была полностью скрыта густым черным кружевом: ни лица, ни волос невозможно было разглядеть. Судя по голосу, женщина была молода. Что могло заставить ее использовать такой странный головной убор, я не знала, но на всякий случай постаралась поскорее отвести глаза, мало ли что означает такая штука. На почтительном расстоянии за незнакомкой двигались две пожилые женщины в темных платьях, видимо, служанки.

Мои спутники отреагировали на появление дамы как-то странно: если Брианда ждала приближения незнакомки, вытянувшись в струну и еще выше, чем обычно, задрав подбородок, то магистр, напротив, согнулся в таком низком поклоне, какого мне до сих пор и видеть-то никогда не доводилось. Я ничего не понимала, но решила на всякий случай повторять за Бриандой, она хоть точно знает, кто это такая.

— Ваше вы… — начал было разогнувшийся мужчина, но его прервал смех подошедшей:

— Ах, что вы, верит Кальдерон, я здесь инкогнито. Всего лишь частным образом навестила родню.

— Здравствуй, Марьяна! Прекрасно выглядишь! — сообщила Брианда.

— Ты тоже, дорогая, ты тоже!

— Тебя даже беременность не портит, — продолжила художница.

— Ты ошиблась, я не беременна!

— Ох, либерьянская кухня же славится своими сладостями, как же я могла забыть! — сокрушенно покачала головой художница. — А корсет у вас носить не принято. Ты поскорей вводи в моду веритеррское платье! Тогда сможешь спокойно кушать пирожные, не опасаясь потерять талию.

— Ты, как всегда, весьма любезна, дорогая! — медоточивым голосом ответила женщина. — А это что у нас за цветочек?

— Моя подруга, — спокойно пояснила Брианда, даже не пытаясь меня представить.

— Какая хорошенькая! — хихикнула либерьянка, протягивая ко мне руку.

Я еще не успела толком понять, чего хочет эта Марьяна, а магистр уже шагнул вперед и быстрым движением перехватил ладонь женщины.

— Ты не смеешь до меня дотрагиваться! — тут же зашипела дама, стараясь выдернуть руку из сильных пальцев Филиппа.

— Кто-то тут говорил про инкогнито? — возразил мужчина, продолжая удерживать ладошку собеседницы.

— Я пожалуюсь мужу!

— С нетерпением жду его претензий! Только, прежде чем побежишь жаловаться, вспомни, что мне тоже есть чем с ним поделиться.

— Ты не посмеешь!

— Уверена? — иронично выгнул бровь магистр.

— Мерзавец! — выплюнула женщина.

— Еще какой! — согласился он.

— Между прочим, тебя никто не заставлял уезжать! Вполне мог оставаться на прежнем месте, и все были бы счастливы! — понизив голос, сообщила либерьянка.

— Я не голодаю, так что чужими объедками не интересуюсь.

— Да уж, конечно! Что, Бриандочка уже успела подложить под тебя новую подружку?

— Пф! — фыркнула художница. — Порядочные девушки перед первым встречным ноги не раздвигают, потому и подстилками не оказываются.

— Да как ты… — начала женщина, но ее прервал спокойный голос магистра:

— Тебе не кажется, что ты привлекаешь к себе излишнее внимание? Сцена-то со стороны смотрится двусмысленно. Еще неизвестно, в каком ракурсе ее преподнесут твоему дражайшему супругу. Готов поспорить, что это он приставил к тебе вон тех соглядатаек.

— Ничего ты… — зашипела либерьянка, но Филипп опять не дал ей договорить:

— А учитывая, что ты уже не подданная Веритерры, я ведь могу по старой памяти и усугубить ситуацию.

— Ты не станешь этого делать, ты же все последствия наперед просчитываешь!

— Намекаешь на дипломатические осложнения? Ай, умная девочка! Только последствия-то могут быть лишь в одном случае: если твой муженек пожелает признать твое легкомысленное поведение. А я знаком с ним куда дольше твоего! Ему проще организовать для тебя несчастный случай, чем продемонстрировать всему миру свои ветвистые рога.

— А за себя не боишься? — слова женщины так и сочились ядом.

— Ко мне твой венценосный супруг уже как-то подсылал убийц. Можешь на досуге поинтересоваться у него, что из этого вышло. Магия Слова — весьма удобная штука, знаешь ли.

— Я тебя ненавижу! — бросила либерьянка.

— Счастлив слышать! А то моя совесть была неспокойна, вдруг ты до сих пор по ночам рыдаешь в подушку из-за моего отъезда.

— Отпусти! — прошипела Марьяна.

— Как скажешь, дорогая! Рад был повидаться!

Женщина молча развернулась и удалилась в сторону боковой галереи.

— Мне жаль, что вы стали свидетельницей этой безобразной сцены, верита Феодоссия, — обратился ко мне магистр. — Надеюсь, что непревзойденное искусство верита Демара сможет изгнать ее из вашей памяти.

— Да пусть знает, какие сучки на белом свете встречаются! — заявила в ответ слегка расслабившаяся Брианда.

— Милая, ты не забыла, что у вериты Феодоссии день рождения и портить ей настроение как минимум невежливо? Кстати, зачем ты начала дразнить ее высочество? — Магистр сделал приглашающий жест, и мы двинулись дальше.

— Не смогла удержаться, — повинилась художница. — Впрочем, пусть скажет спасибо, что я ей морду не набила!

Брат с сестрой умудрялись даже столь напряженный диалог вести с такими лицами, словно беседовали о погоде. Я прислушивалась к их беседе, стараясь тоже удерживать незаинтересованное выражение лица. Боюсь, у меня это получалось плохо: мне не понравилось высказывание либерьянки насчет подкладывания новой подружки под магистра. Может, я ошибаюсь, конечно, но, кажется, она говорила обо мне. Я что, произвожу впечатление распутной женщины?

— Вот это бы точно привело к дипломатическим осложнениям! — продолжал меж тем верит Филипп.

— Да знаю я! А чего ты так задергался, когда эта склизкая гадюка попыталась дотронуться до Феи?

— Потому что еще не забыл, чем были начинены конфеты, присланные верите Феодоссии от твоего имени.

— Димушь? Точно, это ж либерьянская отрава! Ты думаешь, это была Марьяна?

— Я не знаю, что думать, Брианда! Ведь, кроме кастелянши, эту таинственную посетительницу никто не видел. Так что лучше лишний раз проявить бдительность. И, может быть, мы, наконец, уже сменим тему?

— Да, пожалуй! — согласилась художница, глянув на меня. — Впрочем, мы уже практически пришли! Вон вход в театр.

Столичный театр оказался огромным зданием с зеркалами, скульптурами и широкими лестницами. Публика и впрямь блистала нарядами и драгоценностями. Мы не стали задерживаться в холле, а сразу поднялись в какой-то странный, узенький, выгнутый коридорчик, по левой стене которого тянулся ряд дверей, в одну из которых мы и зашли. За дверью скрывалась небольшая комнатка, обитая красным бархатом. По правую руку стоял диван, а напротив него висело большое зеркало в золоченой раме. Брианда немедленно кинулась прихорашиваться, а я все пыталась понять, куда это мы попали.

— Вам что-то не нравится, верита Феодоссия? — вежливо осведомился магистр.

— Нет, что вы, здесь очень красиво! Просто мне казалось, что в театре должен быть зрительный зал, как на факультете Искусства.