С каких пор она считает, что работать бесплатно — нехорошо? В каком лесу какой святой покровитель сдох? Впрочем, ладно, об этом подумаю позже.

— У купеческого служки? Пятнадцатилетней выдержки? — Я тяжело вздохнул. — Даже если что и было, давно истлело. Тут даже информацию нельзя в качестве платы попросить, за такое время у него стерлась большая часть воспоминаний. Если не все. К тому же он не приказчик и даже не погонщик. Внук то ли травника, то ли библиотекаря… Караван вез помимо товаров еще и книги, там были особо ценные, и дед не решался просто положить их в телегу, спрятал в особую котомку, которую повесил внуку… Так, погоди-ка. А вот это уже интересно!

Вообще-то, я никогда не слушал, что там бормочет на языке мертвых лютый призрак. Мне его история была до облачка. Сторожит схрон — и молодец.

Так что до места с книгами история никогда не доходила. А теперь мы с блаженной сволочью стояли и препирались рядом с костями невезучего пацана. Естественно, тот подслушивал и одновременно тараторил свою невеселую повесть. Вот и выложил что поинтереснее простых жалоб и проклятий.

— Так, свинтус. Раскопай-ка эти останки. Хочу плату вперед. Но если найдем обещанное, так уж и быть, сделаем доброе дело.

— Он говорит, котомка не здесь, а чуть выше по склону. — Блаженная сова снова чуть повернула голову. А я сообразил: если она свинские темные сгустки ловит как слова, то и болтовню призрака вполне слышит. — Нехорошо воровать книги из монастыря…

М-да. Ну, в целом-то я последнее как раз одобряю — надо не только красть из этих гадюшников что поценнее. Хорошо бы еще и поджечь потом то, что осталось. И следов не найдут, и одним рассадником святости меньше станет. Но спорить с Имран сейчас не время. А тем более откровенничать на такую тему.

Свин оставил кости верещащего пацана в покое — я забыл, что халифатская религия запрещает любые контакты с этими животными. Кстати, потому и паладины тут отхватили по уши — плевать хотела иностранная нежить на здешние молитвы.

Его косточки, присев у ручья, стала бережно собирать святая. А я направил свинью за котомкой, но не выдержал и сам пошел.

Алла

— И что это за книги? — Мне правда было любопытно. Призрака мальчишки развеять не удалось, зато после длительных переговоров и каких-то заковыристых ругательств на неизвестном языке он перестал «фиолетово» кричать и пытаться кого-то убить. Мирно засел в мешочке, куда Инсолье велел мне собрать обломки его костей, и шебуршал там, как грустный и голодный мыш. А мой спаситель, под честное слово получивший доступ к имуществу нежити, деловито потрошил на удивление добротную сумку из толстого ковра. Она была лишь чуть прикрыта листьями, ее никто не прятал. Просто несчастный мальчишка уронил ее, когда его волокли убивать.

«Честное слово» Инсолье заключалось в том, что книги утром, а месть с последующим упокоением — вечером. В смысле, котомку мы приберем к рукам сразу, а того, кто убил, будем искать потом.

— Тьфу, тут все на закорючках. Я их, конечно, знаю немного, но все равно — лишний геморрой с точным переводом. У этих дурней столько нюансов, одно слово в зависимости от соседних меняет свой смысл по сто раз на страницу.

— Знаешь язык другого народа? — Интересное умение для простого наемника. Хотя кто его знает, может, он и в другой стране заказы брал, вот и научился.

— Кстати! — Он встрепенулся. — А ты должна знать точно и отлично, святых учат разговаривать с отступниками от учения на их языке, чтобы нести заблудшим свет истинной веры.

— Да? — Я, признаться, не очень обрадовалась. Святых, может, и учили. А меня нет. То, что я понимаю здешних жителей, еще ни о чем не говорит. Может быть так, что это как с боевыми навыками — тело вспоминает их, когда ему угрожает настоящая опасность.

Заполучить настоящую опасность прямо сейчас мне очень не хотелось. Но книгу из рук Инсолье пришлось взять, потому что предлога отказаться я не нашла. То есть сначала не нашла, а потом едва не стукнула себя ладонью по лбу. Вот же дурочка…

— Увы, мой друг, может, я и умела когда-то читать на чужом языке, но теперь…

— Тьфу, — с искренней злостью опять неведомо на кого выступил спаситель. — Ты ж слепая сова, как я мог забыть. Давай так… — Он вдруг сел совсем близко, обнял со спины, схватил за запястье, раскрыл книгу и положил мою ладонь на страницу. — Эти дикари пишут такими большими закорючками, словно специально для слепых сов. Я буду водить твоим пальцем по линиям, а ты вспоминай, что они означают. Больно уж любопытно, за какие такие шиши дедуля нашего лютого так трясся над котомкой. Даже после пропажи внука, подозреваю, не столько его искал, сколько эти бумажки.

— Не уверена… — начала было говорить я, но потом резко замерла. Потому что горячая ладонь, что схватила мою руку, медленно и аккуратно повела меня по очертанию знакомых букв. Мало того, прямо за моим пальцем, который сейчас совпадал с пальцем Инсолье, оставался тонкий фиолетовый след. Благодаря этому текст я прекрасно видела.

Только вот понять смысл написанного это ничуть не помогало. Потому что в голове взорвался фейерверк, спина стала ледяной, а щеки — горячими, словно мне в лицо плеснули кипятка.

Он был такой живой и теплый, такой… не знаю. Я же не девчонка, в конце концов, я… Кстати, это ведь тело так реагирует на его близость, верно? А оно вполне может быть совсем не…

Почему же тогда в мыслях такой сумбур? Ладно, девственное тело трясет как в лихорадке, но мозги-то у меня вроде свои. Или нет?

— Ну, что там? — прошептали мне на ухо, обдав теплым воздухом. — Провести еще раз?

Я вдруг поняла, что уже довольно долго не дышу, и закашлялась.

— Да… пожалуйста…

— Так, погоди. — Тепло его тела вдруг исчезло, оставив после себя чувство потери. Но Инсолье вернулся так быстро, что я едва успела эту потерю осознать. — Лекарство с утра не пила? Ну и дура. Хотя чему я удивляюсь! Давай быстро, одним махом. Тогда не так горько. Помрешь еще, прежде чем прочитаешь. А мне потом возись с лишним трупом и расшифровкой этих каракулей!

Он продолжал многословно брюзжать в своем духе, а его руки словно жили отдельно от хозяина. Кутали меня в вездесущее одеяло, очень осторожно поили горькой гадостью, помогали снова устроиться поудобнее… в его объятиях.

— Ну все? Давай читать.

Для удобства он посадил укутанную меня себе на колени, оперся подбородком на мое плечо и снова повел цветной узор прикосновений по странице.

— Вот это слово даже я знаю, кажется, «трава». А вот остальные без словаря не разберешь.

— «Руководство по лекарственным травам и магическим секретам, с оными связанным. Собрание величайших и тайных открытий непревзойденного Иоллы ибн Маруда, лучшего из лучших лекаря несравненного халифа Аджманского и его гарема», — машинально прочла я и снова удивилась. Значит, эта часть нейронных связей подключается сама по себе, без стимулирующего пинка чем-то смертельно опасным.

— А у этого хрена с горы было просто очешуительное самомнение, — хмыкнул мне в плечо Инсолье.

— Почему именно «было»? — Я не выдержала и улыбнулась.

— Да просто с таким долго в нашем мире не живут.

— Ну, этот Иолла успел целую книгу написать. Значит, время у него было.

— Да наверняка чуши понакатал. Давай, знаешь… оглавление найдем. — Мою руку довольно бесцеремонно оторвали от страницы, сжали покрепче, а потом быстро вернули на место, но явно успев пролистать за этот миг едва не всю книгу. — Вот. Читай по главам, какие такие секреты были в гареме халифа как-его-там. Если этот хрен собрал сборник бабских хворей и способов избавиться от нагулянных детей, то эту гадость скорее сжечь надо, чем читать! Хотя в некоторых местах ее можно продать за неплохие деньги.

И он ткнул моим пальцем куда-то ближе к концу оглавления, в самый низ страницы.

— Вот это что за чушь?

— «Как вернуть утраченные части тела, или руководство для тех, кто потерял важное. Самый большой секрет несравненного», — послушно «прочла» я, следуя за его движениями. И снова едва не задохнулась. Что?!