Дрянь даже пахла приторно — буэ-э-э… Терпеть не могу сладкое, если оно не кислое или не острое.

— Может, я лезу не в свое дело, синьорита, — захрипел было я, не выдержав издевательств, — но на вас храмовое одеяние жрицы. Если мне не изменяет память, подобные вам должны лечить магией, а не… сладостями.

Чашка возле губ дрогнула, но тут же неумолимо приблизилась снова.

— Выпейте, пожалуйста. — Слепая дурочка непреклонно покачала головой, и я едва не взвыл, давясь злостью пополам с еще одним непонятным чувством. Тон и жест были мне знакомы до последней нотки, до мельчайшего движения. И означали они, что даже целый отряд алых сов не сдвинет эту тощую дуру с места, если она уперлась.

Может, она все-таки поняла, кто я, и таким образом мстит? Мол, лечить не стану, пусть помучается? Да ну, с такой улыбкой это невозможно. И впрямь же беспокоится, тычет в меня своей приторной дрянью так настойчиво, что еще немного — и просто разожмет мне челюсти силой. А потом вольет что хотела.

На долю секунды промелькнула мысль о яде, но я тут же отбросил эту идею. Девчонка сейчас может просто задушить меня платочком, к чему такие сложности? Да и не в ее это характере, если сжигать — то с проповедями и молитвами.

Пришлось давиться. Ну так и знал — вслед за сладостью по горлу змеей скользнул спазм, и я едва не выплюнул все внутренности, заходясь кашлем. А святая гадина еще и помогала, держала за плечи, поворачивала на бок, чтобы не харкал кровью на себя самого, нажимала куда-то между лопаток, отчего вся дрянь лилась из меня просто-таки потоком.

Ладно, стоит признать — меня действительно лечат. Крови в легких после пытки не осталось, и дышать сразу стало легче. Когда она успела дорезать на мне рубашку, намазать вокруг раны непонятной мокрой жижей и перетянуть грудь тугой повязкой, я в спазмах даже не понял.

Отдышался, прохрипел нечто благодарное и после того, как немного пришел в себя, вдруг понял: раз храмовая дура не использует свои способности, обрекая «пациента» на мучения… скорее всего, она просто не может их использовать. Отлучили избранную? Не смешите. Это паладина вроде меня можно отрезать от божественной энергии (тем более что той во мне никогда и не было), а святую пальцем трогать побаиваются. Обычно даже наказывают спустя рукава.

Но этой кто-то выжег глаза. И отправил скитаться по дорогам в обносках. С каким-то немым уродом. Ну а кто, как не урод, будет, все время кряхтя, прятаться в кустах и даже рыла оттуда не высунет?

В голове только единственный вариант — эта идиотка сама себе придумала такое искупление. Последователи светоносного любят такие игры: дать обет, к примеру, не мыться два года, вымаливая свои грехи. Может, и она решила поиграть в странствующую лекарку, которая тянет за собой всех сирых и убогих? Скорее всего.

— Вот так… — Шатт, не так часто меня укладывали столь ласково и бережно и поили теплой водой столь заботливо. Если закрыть глаза и забыть, что рядом святая идиотка, даже приятно. Точно приятнее, чем сдохнуть среди помоев.

— Теперь вам нужно спать, — скомандовала девчонка и погладила меня по голове. — Я укутаю вас потеплее и посижу рядом, пока не уснете. А утром вам будет легче.

Шатт, какую-то магию она все же использует, только непонятно… Впечатление, что через задницу, а не как порядочной святой положено. Даже на мне раны так быстро не заживают, а тут уже почти не чувствую боли, только легкую щекотку там, где в спину вошел клинок.

Уложили меня на боку, чтобы не на ране лежать, действительно укутали и долго держали теплую крошечную ладошку прямо поверх тряпок в районе прокола. Мне было жуть как любопытно, что такое творится, но сладить с этой неизвестной хренью я не сумел. Заснул.

В голове же крутилась одна-единственная навязчивая мысль: а собственно, как же эту блаженную зовут? За все время моего пребывания в ордене я ни разу не поинтересовался ее именем.

Алла

Не знаю, как прежняя хозяйка этого тела пользовалась своими способностями. Может быть, и наложением рук умела лечить. Я же пока могу ими только ощупывать окружающую действительность. Ну и иногда гладить чужие тела изнутри. Очень осторожно гладить, потому что бог его знает, коснешься сильнее — и навредишь, вместо того чтобы помочь.

О том, что эти цветные линии в голове вообще существуют, я узнала, когда отошла от места своего «попадания» часа на три. Да, иного способа измерить расстояние у меня тогда еще не было. Более того, сельская местность совсем иначе отзывалась на эхолокацию, чем привычные бетон и асфальт, приходилось щелкать языком гораздо чаще, и он у меня даже разболелся.

И все равно пару раз едва не навернулась. Вот когда это случилось во второй раз, уже в полете носом к земле я вдруг выбросила из себя… ну, больше всего это было похоже на паутину. Несколько паутинок. Разноцветных.

Паутинки для начала затормозили падение, и я не расшиблась. А потом принялись шустро шарить вокруг. И я прямо в голове увидела, как они, словно радар на экране, обрисовывают очертания дороги, кустов по обочинам, каких-то деревьев… даже камней под ногами.

Это было немного похоже на мультфильм. Но в то же время невероятно круто! Я так давно привыкла опознавать предметы вокруг только на ощупь и по звуку, а тут мне их показывают. Пусть даже так, схематично!

Я на какое-то время забыла и про попадание, и про то, что, возможно, где-то там, за спиной, опомнились и снарядили погоню… Я кинулась «обрисовывать» паутинками все подряд и экспериментировать напропалую, чтобы совместить ощущения и раскрасить темноту в еще более четкие образы.

Так и развлекалась, пока…

— Хру! — прервал мои воспоминания кабан, высовывая рыло из облюбованных зарослей. — Хру-хра!

— Уснул, да, — согласилась я, бросив паутинку в сторону спасенного мужчины. — Скажи, я хорошо справилась? Гладила рану изнутри, ничего не повредила, ни один сосудик не порвала!

— Хру. — Животина выбралась из листьев и прилегла рядом, пихнув теплым боком мое бедро. Влажный пятачок поддел ладонь — чеши, мол.

Хрюшу я нашла как раз тогда, в самый первый день, когда мой энтузиазм с радаром из паутины едва не довел меня до обморока. Не знала же, что эта «магия» требует подпитки. И когда снова едва не навернулась на дороге от резкого головокружения, я просто поползла в ближайшие кусты. Где и нашла это странное существо. Как мне сначала показалось — мертвое.

Я на него ладонями наткнулась и даже вскрикнула от неожиданности. Шершавое, точнее, в жесткой, как щетка, щетине, едва-едва теплое и не дышит. То есть точно не камень, но и ни на что живое не похоже.

Я сначала думала — собака такая своеобразная. Потом «радар» нарисовал мне толстенькое брюшко, два хвоста пружинками, внушительные копыта, острые по краям, как не всякий коготь, огромную голову с пятачком и совершенно ненормальный для свиньи набор зубов и рогов.

Причем бивни у него тоже были.

А еще были раны по всему телу и что-то слабенькое-жалобное внутри. Настолько жалобное, что из моей головы мгновенно исчезли мысли про отбивную и возникло другое желание.

Вот тогда я и сумела свою паутину пропихнуть внутрь чужого тела и упорно ею там шуровала, пока «неправильные кривые» не стали «правильными прямыми».

Короче говоря, с тех пор у меня есть друг и поводырь.

И этот поводырь отчего-то активно не одобрял мою сегодняшнюю находку. Прятался от нее в кустах и хрипел оттуда всякие нехорошие слова. Точнее, не слова, а… нехорошее, в общем.

— Он сейчас и пальцем двинуть не может, не то что навредить. Хотя, в принципе, я понимаю твои опасения. Абсолютно чужой мужик, из помойки. Оружия у него больше, чем у нас с тобой, вместе взятых. Но все равно живой человек, нельзя было бросать.

— Хр-р-р. — Пятачок снова поддел ладонь.

— Не ревнуй. — Я улыбнулась. — Конечно, ты в сто раз мне роднее. И я прекрасно понимаю, что он в лучшем случае наемник, а в худшем… Впрочем, это не наше с тобой дело. Поможем ему и пойдем себе дальше.