Противостоять его напору было очень трудно, особенно когда не очень хотелось. А еще, когда он вдруг начинал что-то делать по хозяйству, у меня было впечатление, будто вокруг носится и суетится как минимум пять Инсолье. И обнимал он так, словно жалел: как это так — у него слишком мало рук, чтобы обхватить сразу везде и всю меня, как спрут-жадина.

Ему было очень трудно сдержаться, даже после проклятия.

А мне и подавно. Потому что я совершенно запуталась. К тому же не отошла от шока — впервые осознанно убила человека и не чувствовала по этому поводу ни капли раскаяния. Это значит, что я монстр?

Зато шок действовал как анестезия и давал возможность думать. Мое нынешнее тело вроде бы девственно. В теории. На практике — откуда мне знать, что с ним творилось, пока я не попала? Реакции вроде бы тоже того… девственные. Но моя эхолокация и даже ослабевшие от перенапряжения последних дней нити не могли четко нащупать сей маленький анатомический нюанс внутри моего же тела.

Но это ладно. Это, в конце концов, как-то все же можно будет уточнить. А вот что делать с тем, что в прошлой жизни я девственницей не была, причем довольно давно? Это считается или нет?

— Перестань так много думать. — Телега дернулась на ходу. В нее запрыгнул Инсолье. — Спи вообще.

— Не хочу.

— Не хочет она… А мне тогда что делать?

— В смысле?

— В смысле — ты дышишь! Точнее, пыхтишь. И шевелишься.

Я непроизвольно еще раз вздохнула, прекрасно поняв, к чему клонит мой чудаковатый спаситель. После того, как мы целовались на поляне, прошло несколько часов, а мучительно-сладкое горение внутри ничуть не унялось.

— Мне, между прочим, надо за дорогой следить! И отдыхать. Я живой человек! — Насколько он живой, я просто не могла не почувствовать.

— Хорошо, хорошо, сп… — не успела договорить, как услышала подозрительное шуршание где-то на обочине, сбоку от повозки. Это как громко надо шуршать, на самом деле, чтобы было слышно из едущей по не самой ровной дороге телеги? Что там?

— Шатт, говорил же, спать, — все еще спокойно, но уже намного тише и словно бы удовлетворенно пробормотал Инсолье. Чем он так… доволен? В голосе предвкушение и облегчение, будто ему неожиданный подарок преподнесли. — Так-так-так… припоздавшие обозы подстерегаем, значит? Какие милые люди… Давай ты уши минуток на пять прикроешь, хорошо? Не хочу потом выслушивать от тебя обвинения в кошмарах.

Полог нашего фургончика меж тем натянулся и едва слышно затрещал — кто-то резал его стенку ножом снаружи.

И в следующую секунду я правда зажала уши руками — на миг всего, но зажала. Потому что не ожидала бешено восторженного вопля прямо над головой.

Бедный наш полог. Разбойники из придорожных кустов резали его аккуратно, стараясь не шуметь. А вот Инсолье такими мелочами не заморачивался. Одним движением распахал кинжалом полотняную стену от крыши до дна телеги и с еще одним яростным воплем прыгнул в образовавшуюся дыру.

Там его не ждали. Судя по ответным воплям — неприятно удивились такому энтузиазму. И попытались обидеть.

Моя темнота до отказа наполнилась звоном металла, переплетением магических потоков, яростью и запахом крови. Все это хлынуло из разреза в пологе, словно оттуда мне выплеснули в лицо целый таз горячей густой жидкости с медным привкусом.

Инсолье бесновался в этой тьме, словно выпущенный из пентаграммы кровожадный демон, я чувствовала его восторг, охотничий азарт и веселую злость. И не знала, как реагировать. Это же люди, но… но они напали первые. Они напали первые на того, кто мне дорог. А значит, мне не жаль, если они все умрут.

Да, я монстр.

— Тихо, шлюшка, не дергайся! — еще один голос почти у самого уха раздался почти неожиданно. — Если твой хахаль расскажет нам все как на духу, то даже обоих живыми оставим. Хотя, может, еще и слегка позабавимся. А то уж больно бодрый малый, все наемное мясо перерубил. Где мне потом таких же идиотов искать? — похабно хохотнул грабитель. — Ганзелло, обойди телегу и пристрели его немножко.

В ямку под ключицей уперлось что-то острое, и одновременно сбоку почуялось новое движение. Ужас накрыл с головой — я представила, как неведомый мне Ганзелло уже прицелился. И пусть понимала, что в этом мире нет огнестрельного оружия, у разбойника мог быть арбалет! Да, Инсолье способен постоять за себя сам, но… но…

А дальше что-то случилось. Я сама плохо поняла, что именно.

Задушенный хрип вырвался одновременно из двух глоток, рядом бились в агонии два тела. А я даже не подумала ослабить петлю магии. Если уж я монстр, то буду им. Монстры никому не позволяют покуситься на то, что им принадлежит.

Инсолье

Шатт!

Я идиот. Может, вместо вожделения сам себе еще и мозги перевязал намертво? Или лишение организма одних удовольствий спровоцировало рост потребности в других? Никогда не был любителем высокого риска, а тут поди ж ты. Полез на шайку почти в рукопашную, с одним коротким мечом, напрочь забыв, что в первую очередь я — черный маг.

Проклятьем их надо было бить, проклятьем! Но хотелось рвать и рубить. Хотелось чувствовать, как лезвие рассекает мышцы, хотелось ощутить вкус чужой крови и услышать предсмертные стоны. Я слишком долго сдерживал свою натуру. Сначала в ордене, притворяясь паладином, потом с совой — строил из себя кабальеро. И все-таки резьбу мне сорвало конкретно, раз я даже забыл поставить барьер на телегу, в которой осталась Имран.

Так тупо попался на простейшую разводку! Ну да, ну да. Разные выродки частенько подстерегают припозднившихся прохожих в кустах неподалеку от торга. Местные крестьяне бывают прижимисты, не хотят ночевать на постоялом дворе лишний раз, потому либо выезжают, расторговавшись, в ночь, либо, наоборот, спешат попасть на рынок к рассвету, чтобы еще и место сразу занять.

Вот я и подумал, что мне на такое «счастье» повезло нарваться. Прямо вовремя, пока я от переполнявших эмоций чего покруче не вытворил.

Подумал. Да. Прямо головой. В которой, кроме припадочного кровавого тумана, вообще ничего не осталось.

И когда за спиной, там, где осталась Имран, сначала зашипели, а потом захрипели, почувствовал, будто в этот кровавый туман врезалась упавшая с неба глыба льда — вся в стеклянных брызгах ужаса, от которых багровая пелена бешенства мгновенно осела, давая ясно разглядеть окружающее.

Там, за моей спиной, оставалась Имран, и если это на нее напали, то… то сами, кажется, виноваты.

Сова полулежала в своем тряпичном гнезде, которое я оборудовал для нее перед выездом. Бледная, как обескровленный труп, она судорожно дышала и комкала ладонями платье. Алая повязка поперек лица казалась открытой кровоточащей раной.

А рядом с ней у самого борта телеги, срывая остатки изрезанного полога, бились в агонии два тела. Не просто бились — извивались так мучительно, словно кто-то медленно и неумолимо передавливал им горло, чтобы даже не придушить, а оторвать головы напрочь, как курятам.

Я присвистнул про себя в восхищении, а потом сплюнул. Мужики уже и так не жильцы, но лучше мне их добить. Глупая птица не отошла еще от смерти путаны, вешать новые два трупа на бывшую святую в один день — не лучшая идея. Того гляди от горя с ума сойдет. А потому:

— Ах ты, тварь! — Ураган имени меня ворвался в совиное с разбойником тесное общение, и девушку обдало фонтанчиком крови от чужой снесенной головы. — Вам повезло, гниды, что вы умерли так… просто. Имран. Отпусти второго, он больше не причинит тебе вреда.

— У него был арбалет. — Бледные бескровные губы чуть шевельнулись, когда она повернула слепое лицо в мою сторону. Второй разбойник в петле ее магии уже обвис, но она его так и не отпустила.

— Я остановил его сердце проклятьем еще до того, как он успел его взвести, — немного соврал я. — После этого он в любом случае не прожил бы и двадцати секунд.

— Он собирался выстрелить тебе в спину. Ты мог не успеть… — Ее голос сорвался на хриплый шепот со странными нотками.