Я здоровая взрослая женщина в теле юной девственницы. У меня то ли свои гормоны, то ли ее гормоны — тут уж без разницы. Но я и правда краснею, замираю, перестаю порой дышать и все время чувствую каждое его прикосновение… нет, не как ожог или что-то в этом роде. Как тепло. Такое… уютное и вместе с тем жадное.

— Было бы у меня больше времени, создал бы поддельный труп. — Мои треволнения ничуть не мешали Инсолье хозяйственно суетиться вокруг. — Он бы оправдал исчезновение следилки. Но у нас нет, — тут Инсолье остановился и подышал на меня, — материала для его изготовления. И повозка выдает. Не прокатит. Придется сразу надевать новую маскировку и идти на оживленную дорогу. Там следов от колес — ни один следопыт не вынюхает. А даже если и найдут, скажем, мол, купили повозку у наемника. А то ты на сносях, в последнее время совсем тяжело стало на корове верхом ехать. Хорошо, что я свину копыта до конца не переделал. Вот сейчас к дороге выберемся и расплющу до коровьих, сразу будет видно — тут была свинья, а у нас корова. Потеряют.

— Хру! И-и-ихру!

— И еще надо бы вуаль соорудить. Южные бабы, кто чуть побогаче, часто лица скрывают полностью. И твоих слепых глаз не видно будет — совсем хорошо. Будешь ходить со мной только за руку. Как южанке и положено. Никто не удивится и вопросов задавать не станет. Хм, да, просто отличный план, — кивнул он сам себе. — Никаких больше котят, шпаны и попыток сбежать из повозки.

Инсолье довольно хмыкнул, и те темно-фиолетовые нити, что раньше тянулись от меня к повозке, теперь перекинулись на мужчину. Наемник деловито ухватил их и прицепил к своему запястью, пару раз дергая, словно поводок. Потом немного подумал и укоротил вдвое.

— Я не сбегала. Я… Ты не мог бы немного прибавить длины? — Просить убрать привязь было все равно бесполезно. А рвать силой как-то некрасиво. И просто несвоевременно.

— Длины чего?

— Вот этого. — Я повела рукой и осторожно коснулась его нити.

— Нет, — отрезал он и сразу насупился. Хорошо хоть, не стал спрашивать, как именно я нащупала эту штуку.

Инсолье

Чтоб их всех шатты съели, выплюнули и съели еще раз! Ничего глупее не придумать, чем расспрашивать торговцев о том, не воруют ли в окрестных селах придурковатую молодежь. Первым делом тебя же и заподозрят во всех грехах. Вторым — наплетут три короба небылиц!

Тем более что мы с Имран изображали чужестранцев. Втройне подозрительно. Ну, точнее, это моя «жена» была совсем иноземка. А я так, ни два ни полтора. Иначе со мной вообще не стали бы на такие темы разговаривать.

— Не высовывайся. — Я снова незаметно подтолкнул святую внутрь повозки, когда она попыталась вылезти наружу. — Ты тихая и незаметная южная баба. Те без великой надобности даже слова не рискнут произнести, не то что шарахаться по торговцам и болтать на «страшные» темы. Я чуть позже дам на лапу нужным людям, скажем, что ищем соотечественника, пропавшего здесь несколько лет назад. А ты просто сиди и слушай. И никуда не лезь!

— Я не лезу. — В ее голосе слышалась возмутительная улыбка. — Я просто сейчас задохнусь. Или задушусь… ты же сам меня к себе привязал. Когда ты отходишь от телеги дальше чем на пять шагов, меня следом тащит!

— Так ты не пешком лезь, ты подгоняй свин… корову. В твоем положении ходить вообще вредно. — Я понимал, на что она намекает. Но делал вид, что даже не замечаю намеков. Фиг ей, а не свобода. Ее ж только из поля зрения выпусти — проблем потом не оберешься.

— Там узко, — резонно заметила блаженная сволочь, ткнув рукой в сторону прохода между потемневшим от времени деревянным забором и чистенько выбеленной стеной лавки. — Я слышу, что люди толкаются.

— Шатт, навязалась на мою голову со своей телегой!

— Я? — Ну и чего она ржет опять?! Странная женщина, я точно нечаянно вместе с глазами повредил ей мозги. Иначе не объяснить, с чего вечно зверски серьезная алая сова со святостью наперевес теперь хихикает, стоит ей палец показать. То есть не показать — рассказать. Про палец.

— Ты! Я имею в виду, что тебе же приспичило убийцу искать. Мне этот чокнутый урод сто лет не сдался.

— Вот смотри. — Блаженная сволочь придвинулась ближе и положила руку мне на плечо. Я покосился на узкую белую кисть с длинными, на вид такими слабыми пальцами, но промолчал. Видать, это тоже последствие слепоты — раньше она ни до кого не дотрагивалась и кончиком ногтя и к себе не давала приблизиться. Ну, кроме жениха, шатта ему в зад да провернуть пару сотен раз. — Если этот маньяк…

— Кто?!

— Убийца. Если этот убийца постоянно здесь промышляет. И мы здесь же бродим. Есть вероятность, что рано или поздно на нас попытаются повесить странное исчезновение чьего-то ребенка? — Я не улавливал ее логики. Почему она вдруг решила, что убийство пятнадцатилетней давности на меня повесят? Мне так-то в то время лет десять было, не больше.

— На нас, как же. Если будет совершено убийство, его, скорее всего, повесят на тебя, ты хочешь сказать? — предположил я.

— На меня одну вряд ли. — Так бы и… Эта ее улыбка кого хочешь взбесит! — Я слишком недавно здесь появилась. А ты вот давно путешествуешь, верно?

— Следуя логике обычного здорового человека, все может быть только наоборот, — ехидно отозвался я, вынимая-таки слепую и заметно беременную (две подушки! Две самые лучшие, мягкие и пышные подушки!) из повозки и ставя на пыльный тракт. Пусть бродит за ручку с мужем, мне же спокойнее. — Так вот. Я наемник, у которого есть голова на плечах. Так что легенду придумать — раз плюнуть. Если твой супостат действительно все еще жив, то, скорее всего, мне рано или поздно может перепасть заказ на розыск пропавшего дитяти. Или на месть этому самому потрошителю. В любом случае заплатят звонкой монетой. А сейчас я таскаюсь с тобой по базару бесплатно!

— Я предлагала тебе оплату.

Шатт, что-то не то ляпнул. Не нравится мне, какое лицо стало у святой сволочи. Словно бойницы в крепости закрыли глухими щитами.

— Сказала женщина, которая ест за мой счет. Эх, ладно. — Я сердито дернул эту неприступную цитадель за руку к себе ближе и обнял за талию. Не денется никуда. — С чего ты взяла, что убийца — этот, как ты сказала… маньяк? Дурацкое слово какое. Может, он никого больше и не убил. Или убил, но не здесь. Или по одному пацану раз в два-три года таскает. Так вот, кроме как в виде заказа на свежеухлопанное дитя кого-то денежного, мне ничего перепасть не может ну никак!

— Но мы и пытаемся узнать, как часто он убивал, — вздохнула Имран, перестав топорщиться. — Затем мы и здесь, верно?

— Тьфу, пустая болтовня!

— Кто бы говорил. Но, наверное, не тот, у кого рот вообще не закрывается на протяжении всего нашего знакомства.

Вот зараза, а! Еще она меня болтливостью попрекает! Хочу и разговариваю. Я не святой придурок, как некоторые, у которых чтоб слово вытянуть, надо либо по башке огреть, либо триста раз вокруг с цимбалами станцевать!

— Просто когда ты все время бухтишь, мне хуже слышно остальной мир, — вдруг вздохнула святая. — Труднее ориентироваться.

— О, тогда я песни петь буду. Чтоб точно никуда не ускакала и ни во что не вляпалась. Со мной иди, я тебя не уроню и не потеряю. Понятно?

— Да. — Она коротко кивнула.

А я разозлился. Опять. Но уже на себя. Подумал вдруг, что слепому и правда важно хоть как-то ориентироваться самому. Иначе очень страшно…

А вот шатта ей под алую повязку. Потерпит немного. Пусть запомнит, привыкнет, в кровь впитает! Без меня — никуда! Лучший поводырь в этом мире — я.

Самое главное, подумал — и заткнулся. Только свину сказал, чтоб тот телегу стерег возле общей коновязи. И молча потащил свое несчастье в сторону ближайшего трактира. Оно опять голодное, я ж знаю! А не голодное — так силой впихну, нам нужно вес набирать ради маскировки!

Там и поспрашивать можно, налью пару кружек пенного местным забулдыгам, они мне всю историю окрестных земель за последние полвека выложат. И даже не сильно приврут, если правильно вопросы задавать.