– Что же сравнивать, кисонька, мы были другими.

– Вот именно. Мы понимали, чего хотим, и добивались. Спроси свою дочь – какую общественную работу она ведет! Никакую. Ей скучно. Будто мне в ее годы было весело возиться со стенгазетой. Но я рисовала аршинные заголовки ради комсомольской характеристики.

– Да… – отец в задумчивости катает хлебные крошки. – Мы относились к жизни серьезно и ответственно.

Терентьевы свято верят в правоту своей жизни.

Наташа, Леша и Сенька выходят на улицу.

Хорошенькая Наташа выглядит старше своих лет, Сенька – моложе, а плотного Лешу легко со спины принять за взрослого мужчину, но полудетское упрямое лицо выдает мальчишку. К приятелям присоединяется Миша Мухин – смазливый, чернобровый. «Салют – салют», – дальше шагают вместе.

– Натка, я пришел к тебе с приветом. – Миша крутит пальцем у виска, – рассказать, что солнце встало… Что-то вы кисло-зеленые?

– Субботнее утро в кругу семьи, – бурчит Леша. – Интересно, взрослые – все идиоты или выборочно?

– Выборочно. Но многие.

– Неужели и мы такими будем? – задает Наташа извечный вопрос подростков.

– Я против, – заявляет Миша. – Кто «за», прошу поднять руку. Воздержавшихся нет? Принято: мы будем другими.

– Леха! – предостерегающе произносит Наташа.

На пути стоит кучка их ровесников. Леша выдвигается вперед, возглавляя свою компанию. Сенька порывается идти плечом к плечу, Наташа дергает его назад.

– Не лезь! Леша это не терпит!

– Он же Леха-Ледокол, – поясняет Миша. – Флагман. А мы в кильватере.

Леша идет на враждебную группу, как на пустое место, свободно свесив тяжелые кулаки. И группа в последний момент не выдерживает, расступается, пропуская его и остальных.

– Красиво! – восхищается Сенька.

– А-а… – поводит плечами Леша. – Подраться стало не с кем.

Место ребячьих сходок – ободранная квартира на втором этаже пустующего дома. Кое-какая мебелишка, частью брошенная хозяевами, частью собранная ребятами по окрестным домам. Здесь Наташа, Леша, Сенька, Миша и пятый – долговязый, разболтанный Фитиль.

Леша осматривает колченогое кресло.

– Гвоздик, ты молоток. Отличное седалище для председателя. Итак, очередное собрание нашего Общества покровительства самим себе объявляю открытым. Для тонуса и по традиции словесная разминка.

– Тема?

Наташа поднимает руку:

– Предлагаю, как в ЖЭКе : «Молодежь и влияние улицы». Очень жаль, что нас не было.

– Сейчас воспроизведем. Даю запев. Мы, жертвы безнадзорности и дурного воспитания… – гнусаво заводит Леша.

– Подпали под улицы пагубное влияние… – подхватывает Фитиль.

И дальше идет по кругу:

– Под трамваев и троллейбусов влияние опасное…

– Под пешеходов влияние ужасное…

– Правила уличного движения производят в наших умах брожение!

– О, влияние улицы, разлагающее!

– О, мусорных урн влияние развращающее!

– А фонари? Что они освещают?

– Они понаставлены в каждом переулке, чтобы видеть темные жизни закоулки!

– Дети, берегите глаза и уши!

– Спасайте свои неокрепшие души!

– Долой светофоры!

– Свободу Карабасу-Барабасу!

«Разминка» переходит в беспорядочный гвалт, кто-то вскакивает на стул, стул ломается.

– Хватит, ребята, – проявляет благоразумие Наташа. – Нас опять застукают… Кстати, на этом стуле всегда сидел Алька. Тут стоял его стол, а тут висела гитара…

– Жалко, что дом сломают. У Альки мы хорошо собирались.

– Что ж он не приехал? Ведь обещал.

– Его запрягли, – сообщает Фитиль. – Скребет и покрывает лаком пол.

– Твои тоже малярничают? – интересуется Миша.

– Пока смету составляют… Знаешь, Сэм, а бабка на балкон выходить боится. И все горюет о своем палисаднике, можно подумать, у нее здесь Парк культуры был.

Сенька тихо спрашивает Наташу:

– Почему он «Сэм»?

– Сильно эрудированный мальчик, – расшифровывает та.

– Ну-с, продолжим заседание, – усаживается Леша в кресло. – На повестке дня проводы Фитиля.

Фитиль выходит на середину.

– В связи с переменой места жительства мы расстаемся сегодня с нашим Фитилем. Он был достойным собратом, и мы с прискорбием провожаем его в новый путь.

– Прошу не считать окончательно выбывшим. Прошу оставить за мной совещательный голос и право посещать собрания.

– Наверно, иногда ты будешь приезжать, но эти уже не то, – печалится Наташа.

– Натка, я буду обязательно приезжать! И Алька тоже. Мы обязательно!

– Ладно, Фитилек, не копти, глаза щиплет, – усмехается Миша.

– Думаю, можно переходить к следующему вопросу, – «ведет собрание» Леша. – Так сказать, гвоздик программы. Сеня, прошу. Сэм, докладывай.

– Товарищи-братцы-господа-граждане-сеньоры-и-сеньориты, – тараторит Миша. – Для пополнения нашего состава предлагается принять нового собрата со стажировкой в течение месяца. Семен Гвоздарев, он же Сенька Гвоздик, проживает в нашем микрорайоне около трех лет. За это время ничем положительным себя не зарекомендовал. Так что причин для отвода кандидатуры не вижу. Есть вопросы к стажеру?

– Расскажи автобиографию, – доброжелательно предлагает Фитиль.

– Родился… учился… В общем, все.

– Больше ничего? – насмешничает Наташа.

– Имею два привода: за разбитое окно и за то, что назвал дуру дурой. Мать – дворник, – Сенька начинает вибрировать. Отец автоконструктор и пьяница. Находятся в законном разводе.

– Спокойно, стажер. Анкетные данные устраивают. Дату рождения. Когда подарки дарить?

– Тридцать первого февраля.

Фитиль улыбается одобрительно: здесь ценят выдумку.

– Почем фунт лиха? – спрашивает сам «председатель».

– Выдается бесплатно, посуда своя, – без запинки отбивает Сенька.

– Для начала достаточно, – решает Миша. – Познакомьте новичка с принципами.

– Принципов покровительства самим себе имеется шесть, – приосанивается Леша. – Стажеру полагается знать три. Запоминай. Бей первым! Смейся последним! И не мешай себе жить, это сделают другие. Приемлешь?

– Само собой. Только почему – «смейся последним»?

– Потому что хорошо смеется – кто? – подсказывает Фитиль.

– А-а, понял.

– Голосуем. Кто «за»? – и Леша первым поднимает руку. – Единодушно. Решение будет утверждено общим собранием, когда съедутся остальные ребята. От имени коллектива поздравляю. Запомни этот миг своей жизни, о Гвоздик, и постарайся дорасти до Гвоздя! Есть стажеру задание?

– Пусть что-нибудь придумает, – капризно складывает губы Наташа. – Чтобы не было скучно.

– Натка, человечество создало целую индустрию развлечений и все продолжает скучать.

– Ну пусть хоть попробует! – настаивает она.

– Придется поднатужиться, брат-стажер, – решает Леша. – Попытайся нас чем-нибудь развлечь. Или хоть удивить.

Знаменский допрашивает простуженного мужчину лет сорока: Губенко.

– Гражданин следователь, ну ни сном, ни духом! – клянется тот. – Я как освободился, жена ультиматум поставила: если, говорит, еще хоть с одной уголовной рожей увижу, – конец. Высчитала, что до дому ходу двадцать две минуты. В восемнадцать ноль-ноль смена кончается, в восемнадцать десять я на проходной, в восемнадцать тридцать пять ужин на столе, и я должен быть как штык, иначе допрос похуже вашего. Хоть соседи, хоть кто хотите подтвердит!

– Жестокая женщина. Позавчера тоже весь вечер провели с женой?

– Она к сестре ездила. А я дома футбол смотрел.

– Хорошая была игра?

– Ну!!

– А куда же вы сломя голову бежали этак в середине второго тайма? Как раз невдалеке от ограбленного магазина?

Допрашиваемый шмыгает носом.

– Эх, мать честная…

– Так куда бежали?

– Футбол смотреть, – уныло говорит он.

– Забавно.

– Телевизор испортился, гражданин следователь. Острый момент, атака на наши ворота, а он, паразит, хлоп – и сдох. Пришлось бегом к дружку – досматривать.